К огромному сожалению, догадка Латты оказалась погребена под массой «лекарств от холеры», которые появились в последующие десятилетия. Несмотря на все технологические достижения Промышленной революции, медицину викторианской эпохи трудно было назвать триумфом научного метода. Читая газеты и медицинские журналы того времени, в первую очередь обращаешь внимание не только на разнообразие предлагаемых средств, но и на то, какие разные люди участвовали в дискуссиях: хирурги, медсестры, шарлатаны с патентованными средствами, эксперты по здравоохранению, диванные химики – и все они писали письма в Times и Globe (или даже выкупали там рекламные места) с новостями о надежном лекарстве, которое им удалось создать.
Врач Уильям Стивенс во время эпидемии холеры в 1832 году поил пациентов в тюрьме Лондона соленой жидкостью. Число скончавшихся от болезни составило 4 процента заболевших, что было неплохим результатом. Но его опыты были подвергнуты критике. В научных кругах Стивенса обозвали шарлатаном: «В отличие от свинины и сельди, – ерничал один из его противников, – засолка больных не слишком способствует продлению срока их жизни».
Эти бесконечные новости появились на странном историческом пересечении, которое мы по большей части уже переросли: в период, когда уже появились средства массовой информации, но еще не было специализированной медицинской науки.
Обычные люди передавали народные средства и домашние диагнозы из поколения в поколение, но до появления газет единственным средством этой передачи оставались устные инструкции. А вот разделение труда в медицине, которое мы сейчас воспринимаем как должное – ученые анализируют болезни и потенциальные лекарства, а врачи назначают их, опираясь на лучшие результаты исследований, – в викторианскую эпоху находилось в зачаточном состоянии. Медицинское сообщество, конечно, уже существовало – его главным печатным органом служил журнал The Lancet, – но его авторитет нельзя было назвать непререкаемым. Вам не требовалось университетское образование, чтобы поделиться со всем миром своим лекарством от ревматизма или рака щитовидной железы. По большей части это означало, что газеты того времени были полны обещаний (иногда – комичных и почти всегда – бесполезных) легкого излечения болезней, которые оказались куда более тяжелыми, чем считали шарлатаны. Но в то же время эта анархическая система давала настоящим визионерам дорогу в обход истеблишмента – особенно когда этот самый истеблишмент притворялся, что ничего не происходит.
У обилия шарлатанских средств был и еще один побочный эффект: благодаря ему возникла вся рекламная риторика – а также бизнес-модель журналов и газет, – которые продержались больше века. К концу XIX века производители патентованных средств были главными рекламодателями в газетах, и, как отмечает историк Том Стэндидж, они стали «одним из первых, кто понял всю важность торговых марок и рекламы, слоганов и логотипов… Поскольку сами лекарства обычно были очень дешевы в приготовлении, казалось вполне логичным потратить больше денег на маркетинг»10. Говорить, что сейчас мы живем в обществе, где образ ценится больше сути, где наши желания постоянно подогреваются иллюзорным топливом маркетинговых посланий, уже стало избитой истиной. Но, если говорить серьезно, это общество родилось благодаря причудливым объявлениям в колонках викторианских газет, обещавшим, что одна бутылочка на удивление недорогого эликсира излечит чуть ли не все болезни.
Не стоит удивляться, что индустрия патентованных средств с большой охотой стала предлагать лекарство от самой грозной болезни XIX века. Наивный читатель объявлений в лондонской Times за август 1854 года, скорее всего, предположил бы, что холеру вскоре изведут полностью, учитывая, сколько уже от нее изобрели лекарств.
ЛИХОРАДКА и ХОЛЕРА. – Воздух в комнате, где лежит больной, должен быть очищен с помощью АНТИМЕФИТИЧЕСКОЙ ЖИДКОСТИ САНДЕРСА. Это мощное дезинфицирующее средство мгновенно уничтожает плохие запахи и наполняет воздух свежим ароматом. – Дж. Т. Сандерс, парфюмер, Оксфорд-стрит, 316В, площадь Риджент; продается у всех аптекарей и парфюмеров. Стоимость 1 шиллинг.
Сейчас, конечно, реклама патентованных средств кажется нам смехотворной, но даже она провоцировала гневные письма, авторы которых жаловались, насколько это несправедливо – держать дорогие лекарства вне доступа низших классов:
Сэр! Я недавно прочитал несколько писем в вашем влиятельном журнале, посвященных весьма обсуждаемой ныне теме – огромной стоимости касторового масла, которым торгуют аптекари… Один житель нашего города, набравшись смелости, объявил посредством плакатов, развешанных на стенах, что готов продавать лучшее касторовое масло холодного отжима по 1 пенни за унцию, и я надеюсь, что его примеру последуют все.
В самом деле, сэр, если уж сам аптекарь достаточно честен, чтобы объявить всему миру, что может позволить себе продавать этот товар по 1 пенни за унцию вместо 3 пенсов и все равно при этом получать достаточный доход, как после этого можно сомневаться, что представители этого ремесла много лет пожинали огромные барыши, продавая касторовое масло беднякам по таким ценам.
В этих словах мы видим зарождение другого современного чувства: возмущения, которое сейчас направлено на глобальные фармацевтические компании, необоснованно завышающие цены. Но «Большая фарма», по крайней мере, в большинстве случаев продает лекарства, которые реально действуют. Трудно сказать, что было бы хуже: продавать касторовое масло с такой накруткой или же раздавать его бесплатно в качестве акта благотворительности. Завышенная цена, по крайней мере, не давала людям широко использовать это гадкое средство.
Ступенькой выше откровенного шарлатанства стояли письма в Times, часто написанные уважаемыми медиками; они предлагали свои лекарства (или оспаривали эффективность чужих), не преследуя настолько очевидных коммерческих целей. В конце лета 1854 года главный врач городской полиции Дж. Б. Чайлдс отправил в Times описание своего гарантированно действующего средства от самого характерного симптома холеры: диареи. Вот его письмо, датированное 18 августа:
Будете ли вы… так добры, что предоставите мне место в ваших колонках – не только для того, чтобы повторить написанное мною об эфире и лаудануме, но и объяснить, как, по моему мнению, эти лекарства работают, попав в желудок? Если требуются какие-либо еще утвердительные доказательства его эффективности, предлагаю любому, кто скептически относится к его достоинству, посетить любой полицейский участок в Лондоне, где хранятся запасы этих средств, и узнать, с каким огромным уважением к нему относятся служители закона… Вам требуется лекарство, которое действует немедленно, не требуя медленного (и в данных случаях ненадежного) процесса переваривания. Если свойства опиума ценны, и их признают таковыми все авторитетные источники, то чем скорее эти свойства будут использованы на благо общества, тем лучше…
В заключение, сэр, прошу заметить, что, сообщая об этих лекарствах вашим многочисленным читателям, я, будучи должностным лицом, всего лишь исполняю общественный долг.
Если говорить формально, то заключительные серьезные фразы типичны для этого жанра, и для современных читателей эта серьезность, особенно учитывая, какое именно лекарство здесь предлагается, выглядит весьма комично. Одно из высших полицейских должностных лиц пишет в ежедневную газету, по сути, предлагая читателям лечить расстройство желудка инъекциями героина, – а если читатели не поверят, то они должны прийти в ближайший полицейский участок, где сами полицейские расскажут им, как высоко ценят это «лекарство». Да, это вам не «война с наркотиками», хотя, если честно, определенный медицинский смысл рекомендация имеет: запор – один из побочных эффектов употребления опиоидов, проявляющихся практически всегда.
С 1840-х годов в Великобритании опиум считался лекарственным средством, и, по некоторым данным, 5 процентов населения регулярно употребляли его. Первый закон, ограничивающий прием наркотиков, был принят в 1868 году: было запрещено употребление опиума без назначения врача.
Лекарства от холеры были темой живых обсуждений в газетах того времени, поводом для бесконечных дебатов. Один доктор медицины во вторник писал о достоинствах своего режима лечения – льняного масла и горячих компрессов, – а в четверг другой врач приводил целый список пациентов, умерших именно после такого лечения.
Сэр! Ободренный положительными результатами от применения касторового масла при холере, о которых сообщил доктор Джонсон, я решил проверить эту практику на собственном опыте и с прискорбием сообщаю о полном провале…
Сэр! Позвольте мне воззвать к разуму ваших городских читателей, чтобы письмо одного из ваших корреспондентов не заставило их поверить, что дым хоть в малейшей степени является профилактическим средством от холеры или может каким-либо образом повлиять на течение эпидемической болезни…
Постоянные перепалки медицинских авторитетов в прессе в конце концов дошли до уровня самопародии. В неделю, когда началась эпидемия на Брод-стрит, в журнале Punch вышла весьма едкая редакторская колонка под названием «Кому решать, когда врачи спорят?»
Иной раз тошнота берет, когда видишь, в каком количестве письма от врачей заполонили колонки газет. Похоже, нужно будет в конце концов организовать процесс против прессы как нарушителей общественного порядка, если «отвратительные и оскорбительные материи» будут и дальше в таком количестве каждодневно циркулировать у нас под носом, когда мы садимся завтракать, нанося сильнейший вред здоровью, терпению и нервам читателей. Если бы врачи, которые пишут в газеты, нашли согласие в своих предписаниях по борьбе с холерой, широкая публика, возможно, поблагодарила бы их за потраченное время и силы, но когда «надежнейшее средство» одного человека превращается в «смертельный яд» для другого, а наилучшее сегодняшнее лекарство назавтра называют главным убийцей, м