Внуки приезжали на долгие летние каникулы и весело играли в его цветущем саду, не подозревая о том, какую насыщенную жизнь Жан-Жак вел до того, как стал их дедушкой.
Позднее, когда внуки стали старше, он иногда рассказывал о прошлом, вспоминая забавные семейные истории за обедом на солнечной террасе. А поскольку драгоценности, созданные им и его предками, продавались на аукционах с рекордными ценами, они начинали осознавать важность наследия их скромного деда и его предшественников. Хотя бизнес больше не принадлежал семье, в этих творениях была преемственность: вещи, ими созданные, будут жить дальше и рассказывать свою уникальную историю.
В 1974 году среди множества ящиков и коробок, сваленных в грузовик, направлявшийся из Доркинга во Францию, был потертый черный сундук с коричневыми кожаными ремнями. В нем, скрытое от посторонних глаз, находилось настоящее сокровище. Упорядоченный в аккуратных стопках писем, там жил целый мир переживаний и эмоций.
По прибытии в новый дом во Франции, когда мебель была расставлена по комнатам, одежда распакована и уложена, а картины развешаны по стенам, сундук оказался в углу винного погреба. Позже Жан-Жак будет искать его; не найдя, с грустью подумает, что потерял во время переезда из Англии. Но сундук просто будет ждать своего часа – там, в пыльном углу винного погреба. И дождется! Однажды, ровно через 90 лет после рождения Жан-Жака в Сен-Жан-де-Люз, его внучка станет искать бутылку шампанского, чтобы отпраздновать день рождения любимого деда. Увидев в тени подвала потрепанный сундук, она заглянет в него. Найдет стопку выцветших писем. Начнет читать. И откроет себе и миру новую страницу семейной истории Cartier.
Послесловие
Мы будем скитаться мыслью,
И в конце скитаний придем
Туда, откуда мы вышли,
И увидим свой край впервые.
В неведомые, незабвенные
Врата мы увидим, что нам
Здесь изучить осталось
Лишь то, что было вначале.
Есть несколько поговорок о семейных фирмах: «Что заработано первым поколением, будет растрачено третьим»; «Dalle stelle, alle stale» – «от звезд до конюшен». Идея здесь одна и та же: успех несет в себе разрушение. Исследование, проведенное в Гарварде, показало, что 70 процентов семейных предприятий либо терпят крах, либо продаются до прихода к власти второго поколения. Только одна из десяти остается активной частной компанией в течение третьего поколения. Cartier была необычна тем, что сохранилась как семейная фирма до четвертого поколения. Три талантливых брата смогли пережить жизненные бури, которые обрушила на них жизнь: от глобального конфликта до Великой депрессии. Двоюродные братья, лишенные общего воспитания, споткнулись о проблемы послевоенного мира, сочтя их неразрешимыми.
Мой дед был очень расстроен продажей фирмы. Было ощущение, что он подвел семью. Разумеется, Cartier продолжила свою деятельность и дальше; фирма должна была перейти в новые руки, чтобы добиться успеха. Жан-Жака, однако, не покидало чувство сожаления. Много лет он не говорил о прошлом. Рана была слишком свежей. Я родилась всего через несколько лет после того, как был продан лондонский Cartier. Пока я росла, в семье это не обсуждалось, старшее поколение держало все при себе. Я знала, что мой дед был Жан-Жаком Картье и сыграл определенную роль в истории фирмы, но для нас он был просто дедушкой – счастливым семьянином и садоводом.
Найдя сундук с письмами и записав воспоминания деда, я открыла окно в прошлое. Поначалу деду было трудно: он все еще переживал потерю семейного бизнеса. Но как только начал вспоминать далекое прошлое, старые раны, как ни странно, зажили. Рассказывая о поездках отца в Индию, о творческом видении дяди, о таланте деда покупать драгоценные камни, он вновь испытывал чувство гордости за то, чего достигла семья. Позже он поблагодарит меня за то, что я заставила его оглянуться назад; за то, что воспоминания будут сохранены и великие люди эпохи не забыты.
Я начала это путешествие, желая записать и запечатлеть некоторые истории, которыми дед делился за обеденным столом. Неожиданно я стала ближе к деду. Но по мере того, как копала глубже, я поняла: история семьи гораздо больше личных воспоминаний. Более десяти лет я пыталась встретиться или поговорить с потомками тех, кого знали мои предки, ибо каждая история имеет множество сторон, а человеческая память субъективна. Разнообразие собранных фактов и открытий, надеюсь, сделало эту книгу широкой панорамой прошлого. Удивительно другое: рассказ о семейной ювелирной фирме оказался неожиданно человеческим и трогательным. Истинная родственная связь способна преодолеть поколения. В Шри-Ланке и Индии, в Париже и Нью-Йорке люди приглашали меня в свои дома, общаясь как с родным человеком. По мере того как доставались фотографии, открывались маленькие красные коробочки, разворачивались драгоценные письма и альбомы для набросков, возникало ощущение общего прошлого, чувство, что мы связаны памятью и историей предков. Лишь в наших силах их сохранить.
Мое путешествие во времени охватывает множество мест и людей; я благодарна всем, кто добавил собственные драгоценные штрихи к широкой картине прошлого. С каждым новым разговором история становится все более красочной; надеюсь дополнять ее в течение жизни. Ибо обнаружила: то, что я считала концом, на самом деле является началом. И никогда не знаешь, когда круг замкнется.
Примерно в двадцати километрах от того места, где Луи-Франсуа основал свою первую мастерскую – к западу от Парижа, на дороге, ведущей из Версаля, находится кладбище «Гонард». Легко пройти мимо, не заметив: никаких знаков, только маленький крестик над прямоугольной каменной аркой. Внутри – огромная заполненная могилами территория в 32 акра (12,95 гектар. – прим. ред.), более 12 000 могил людей разных вероисповеданий. Верхняя часть выложена дорожками и обсажена деревьями, но в более людной нижней части, в северо-восточном ее углу, высится одинокий склеп. Неоклассический, выполненный в бледно-сером камне, он похож на часовню: внушительный, красивый, с витражными окнами, смутно различимыми за темными железными решетками. Высоко в центре, окруженная каменными фигурами и венками, надпись: Famille Cartier.
Слева – ржавая калитка, за которой полевые цветы растут вперемешку с травой. На стороне, что выходит на поля, – высокая дверь из кованого железа. Дверь в прошлое. Место упокоения моих предков.
Яркие витражи, созданные Марион Картье, изображают Святого Луи, Святого Пьера и Святого Жака. Напротив – большая каменная чаша со святой водой под крестом. К ней прислонены три небольшие каменные таблички: посвящения Альфреду от трех Домов. Каждая украшена рисунком папоротника – символа искренности; на рубеже ХХ века он был исполнен в бриллиантах и платине и ознаменовал зарождение стиля Cartier. Луи и архитектор Вальтер-Андре Дестайер спроектировали эту часовню в 1927 году, через два года после смерти отца; острое эстетическое чувство Луи заметно во всех деталях. Здесь все, начиная от гирлянд в стиле XVIII века и фигур на фасаде здания до успокаивающей симметрии интерьера, остается верным высокому вкусу Cartier и вечному стремлению к прекрасному.
По обе стороны часовни находятся лестницы вниз, в подземный склеп. В центральной части 18 каменных плит. Не все имеют надписи, но те, что подписаны, – Картье. Десятилетие исследований открыло для меня факты о моей семье, которые они, вероятно, даже не знали друг о друге, но только приехав сюда, я почувствовала истинную связь с ними. Были времена, когда мое исследование прошлого казалось безумной гонкой, часто через океаны – чтобы встретиться с теми, кто еще помнил моих родных. Рассказанная история стала моей собственной. И в этом склепе, в тот день, когда 200 лет назад родился мой прапрапрадед, я почувствовала себя ближе к семье.
Картье изменили представление о мире роскоши, вывели бизнес на международную арену; сегодня созданные ими культовые произведения стали всеобщим объектом желания. Но когда я стояла в их последнем пристанище в зеленом уголке Версаля, меня в наследии, оставленном семьей Картье, поразили не только великолепные драгоценности и роскошные магазины, но и личностные ценности, которые они передавали из поколения в поколение. И хотя современный мир сильно отличается от того, в котором они жили, нравственные постулаты неизменны. Смысл их жизни – в заботе. «Будь очень добр», – писал Луи-Франсуа сыну; на протяжении многих поколений уважение к людям останется главным во всем, что делали Картье. Все сотрудники, начиная с подмастерьев, честно служили фирме до конца своей карьеры. О них заботились – они, в свою очередь, думали о коллегах. Их воспитывали в том, что каждый предмет – от маленькой булавки для галстука до экстравагантных таинственных часов – заслуживает внимания и добросовестной работы. И в конечном итоге непоколебимая вера в оригинальность, понимание тонкого баланса между вдохновением от старых вещей и постоянным стремлением к инновациям научили их творческому подходу к жизни: «Никогда не копировать, только творить».
Благодарности
Пока собирался материал для книги, в мою жизнь вошли удивительные люди, перед которыми я в долгу. Список не полон: некоторые пожелали остаться инкогнито. Сердечно благодарна всем.
Мне необыкновенно повезло: я смогла познакомиться с теми, кто работал в Cartier, пока фирма принадлежала семье: с Джо Олгудом (ныне покойным) и его дочерью Сюзанной, Гленном Чапменом, Альфредом Дюрантом; с Деннисом Гарднером (ныне покойным) и его очаровательной женой Мими, с Дэвидом Маккарти, Альбертом Мидлмиссом и Элизабет Трилло. Они открыто и эмоционально делилились своими воспоминаниями, так что я смогла увидеть прошлое семьи – во всей полноте и противоречивости.
Я благодарна потомкам служащих компании Cartier. Это Феликс и Шарль Бертран, Роже Шалопен, Жорж Шарити, Поль Шейруз, Морис Додье, Андре Дене, Луи Дево, Руперт Эммерсон, Леон Фарин, Артур и Дональд Фрейзер, Александр Женай, Жюль Гленцер, Жозеф Артнетт, Джек Хейзи, Шарль Жако, Анри Ларье, Поль Маршан, Жан Майер, Джеральд Мэйо, Фредерик Мью, Поль Муффа, Клиффорд Норт, Дуглас Пултон, Жорж Реми, Морис Ришар, Жанна Туссен и Поль Вансон. Эти люди, скромные и преданные, самоотверженно служили семье Cartier в течение долгих и трудных лет. Кроме ценнейших личных воспоминаний они передали мне документы и корреспонденцию, сохраненную их предками.