Это правило сослужило им хорошую службу, поскольку слава Cartier продолжала распространяться по России. В 1912 году их популярность достигла новой вершины: Париж, стремясь укрепить связи между двумя странами, выбрал пасхальное яйцо Cartier в качестве подарка царю Николаю II. Это был особенный момент удовлетворения для Альфреда, который многие годы пытался создать изделие, подобное эмалированному пасхальному яйцу своего покойного шурина Теодуля Бурдье, которое тот сделал для русской императрицы в 1891 году.
В следующем году, незадолго до начала войны, обширные торжества по случаю трехсотлетнего правления Романовых замаскировали отголоски конфликта. Продажи предметов роскоши росли. Платиновые вечерние сумочки Cartier были предметом ажиотажа, княгиня Юсупова приобрела несколько счастливых талисманов, а ее двоюродный брат граф Биликин выложился при покупке зрелищной изумрудной и бриллиантовой тиары с эгретом, а также жемчужного ожерелья. Великая княгиня Мария Павловна, соблазненная несколькими крупными бриллиантовыми огранки «груша» от 15 до 21 карата, держалась до начала следующего года, пока не появился бриллиант весом в 39,25 карата за 45 600 рублей (около $500 000 сегодня). Как обычно, она договорилась о выплате в рассрочку в течение трех лет.
Вплоть до революции Cartier шел в России по победной траектории. Когда Ирина, дочь великой княгини Ксении и племянница царя Николая II, вышла замуж за безумно богатого князя Юсупова в феврале 1914 года, она выбрала современную тиару Cartier из горного хрусталя. Свадьба была настолько значительным событием, что снимок невесты с ее бриллиантами был распродан до того, как Cartier смог приобрести его для своего магазина на Рю де ла Пэ. Несколько месяцев спустя Cartier (а не российские придворные ювелиры Карл Фаберже и Вильгельм Болин) получил заказ века: изготовление кольца для громкой свадьбы князя Щербатова, внука графа Строганова, и дочери покойного премьер-министра Столыпина. К 1914 году дела у французской фирмы в России шли так хорошо, что она объявила: «Теперь мы являемся ведущей фирмой в Санкт-Петербурге».
Годы, предшествовавшие Первой мировой войне, были для Луи особенно успешными. Небывалый профессиональный и творческий подъем, успехи фирмы – но было кое-что еще. В свои тридцать с лишним лет он считался завидным женихом: голубые глаза, русые волосы, роскошные усы. Он с радостью погрузился в шумную жизнь Парижа, совершенно не намереваясь обременять себя семьей. И вдруг, совершенно неожиданно, Луи встретил женщину, которая станет любовью всей его жизни.
Жанна Туссен также была частой гостьей ресторана Maxim’s. Иногда появлялась там с приятелем-джентльменом, в следующий раз она могла наслаждаться девичьей компанией с Коко Шанель; все – за счет щедрых любовников. Всегда безукоризненно одетая, с жемчужной нитью на шее, с темными волосами, забранными в шикарный тюрбан, Туссен была известна своим чувством стиля. Как и Шанель, она была сильной, независимой женщиной, прошедшей нелегкий жизненный путь.
Жанна выросла в Шарлеруа, промышленном городе на берегу реки Самбр, во франкоговорящем регионе южной Бельгии. Место было унылым, родители – отчаянно бедны. Отец, Виктор Эдуард, продававший спички, умер, когда девочке было семь лет, оставив мать, прачку, с пятью детьми. Жанна была самой младшей и покинула родительский дом, как только смогла. Путь девушки лежал, конечно, в Париж.
С тех пор она жила на содержании у богатых поклонников; имела во французской столице квартиры и драгоценности. Этот мир был далек от ее унылого детства и бедной юности – и устраивал Жанну. Она была рождена, чтобы жить в это время и в этом городе, и прекрасно справлялась с этой ролью. Известная как «ПанПан» Туссен, девушка вращалась среди дам полусвета – и была вполне счастлива.
Юная Жанна Туссен примерно в то время, когда встретила Луи. Она получила прозвище ПанПан из-за любви к пантерам. На фото: сафари в Африке в 1913 году
Предположительно Жанна точно знала, кем был Луи, когда он впервые представился ей. Ей было двадцать с небольшим, она была на двенадцать лет моложе учтивого ювелира; в течение последнего времени ее содержал один из французских аристократов. Граф Пьер де Куинсонас встретил Жанну, когда переехал в Бельгию в 1909 году, чтобы избежать военной службы. Они влюбились друг в друга, он пообещал показать ей мир и свозил девушку в Африку. Там Пьер и дал ей ласковое прозвище ПанПан – во время наблюдения за величественными пантерами в дикой природе.
Однако в последнее время Жанна разочаровалась в графе. Узнала, что он помолвлен с аристократкой; ей было больно, что он сам об этом не рассказал. Позже он напишет трогательное письмо с просьбой о прощении: «Дорогая моя ПанПан, я прошу прощения за всю боль, которую причинил тебе. Я не сразу понял, что ты элитная женщина. Спасибо за все замечательные вещи, которые ты сделала для меня». Жанна была обижена на Пьера, но все еще любила его. Да и финансовую поддержку нельзя было игнорировать, когда речь шла об образе жизни, к которому она привыкла. Поэтому девушка была открыта для ухаживаний харизматичного ювелира. Без сомнения, Луи успокоил ее; он был опытен в искусстве развлечения женщин и вскоре понял, что Жанна отличалась от других его спутниц.
Возможно, потому, что в молодости она страдала от серости будней и нехватки красоты, сейчас Жанна без устали искала ее. Всегда следовала определенному стилю, находя его буквально везде. Луи был очарован. У Жанны не было титула и классической красивой внешности, но она заинтриговала его. Он не просто потерял голову; он хотел видеть мир глазами любимой женщины. И несмотря на предупреждения друзей, что Луи – плейбой, который разобьет ей сердце, Жанна тоже полюбила его. Вокруг Парижа собирались политические грозовые тучи, а они все больше времени проводили вместе.
В душный день конца июня 1914 года до Парижа дошли новости об убийстве эрцгерцога Франца-Фердинанда и его жены сербскими националистами в Сараево. Месяц спустя Австро-Венгрия, а затем Германия объявили войну Сербии; в ответ Тройственный союз Антанты (Россия, Великобритания и Франция) объявил войну Германии. 2 августа во Франции, где пресса и большинство политических лидеров выступали за военные действия, была проведена всеобщая мобилизация на фоне волны патриотического рвения.
Немецкой армии не потребовалось много времени, чтобы пройти через Бельгию и продвинуться к Парижу. К первой неделе сентября немцы были уже в тридцати километрах от Нотр-Дам, и президенту Франции Раймону Пуанкаре пришлось объявить, что его правительство временно перемещается в Бордо.
Луи появился в парижском военном офисе, вооруженный своими медицинскими записями. Объяснил, что перелом правой ноги в результате автомобильной аварии шестью годами ранее лишает его возможности сражаться; ему дали работу в офисе в Бордо. После отправки четырнадцатилетней дочери Анн-Мари в швейцарский замок Ворта (поступок, подвергшийся критике со стороны семьи) он отправился на юг, чтобы начать работать на правительство. «Я остаюсь в Бордо, где помогаю министру торговли, и все правительство здесь, – написал он младшему брату. – Я веду себя как можно лучше со всеми этими шишками!» Луи нравилось близкое к власти положение, вдали от фронта. К тому же он смог обратиться к специалисту медицинского факультета в Бордо по поводу проблем с ногой.
Расстраивало только то, что он был далеко от бизнеса и от Жанны, с которой становился все ближе. Поездка обратно в Париж была не простым делом. «Для путешествия на машине документы на транспорт и удостоверения личности каждого, кто в нем находится, – объяснял он членам семьи. – Я говорю вам все это, поскольку уже с этим сталкивался и знаю. Завтра я еду в Париж на поезде, так как не думаю, что смогу уехать на машине, поскольку власти реквизируют автомобиль». Но и поездка на поезде была трудной: «Чтобы путешествовать по железной дороге, вы должны получить письменное разрешение от комиссариата полиции, поскольку места для гражданских лиц ограничены, надо купить еду и питье, так как в поезде [их нет], необходимо заказать автомобиль, чтобы забрать вас в Париже, поскольку нет ни машин, ни фонарей ночью. Это действительно осажденный город».
В результате Луи, державший руку на пульсе и находившийся в гуще событий, был вынужден отказаться от плана. От него ничего не зависело и, как он советовал братьям, «не слишком беспокойтесь об этом!». Как и большинство, Луи не мог представить, что война продлится долго. Для него было сокрушительным ударом, когда его любимого дядю, генерала Рока, возглавлявшего 10-ю дивизию на северо-востоке Франции, убили в бою. «У нас есть два врага: немцы и несчастье, – писал он невестке. – Смерть Шарля Рока – огромная потеря: как для семьи, так и для армии».
В то время как Луи был на удивление спокоен по поводу положения дел в парижском Доме, он беспокоился за свою семью. «Напиши мне о своих новостях, – писал он младшему брату Жаку в 1914 году. – Расскажи о своем здоровье, напиши подробно обо всем, что тебя интересует, достаточно ли денег?» Он считал, что, как старший брат, должен взять на себя ответственность за других членов семьи. Сочетались противоречивые черты характера: он мог быть заботливым сыном и братом, а также яростным защитником семьи, но, одновременно, безответственным и эгоистичным человеком. В письме стареющему отцу он советовал ему поехать в Бордо, чтобы они могли увидеться, а потом направиться в Лондон и проверить отделение Cartier.
Это взбесило Пьера, который в изумлении писал Жаку: «Почему Луи хочет послать отца… в Лондон проездом через Бордо? Это было бы долгое, тяжелое путешествие… Если кто-то и должен поехать в Лондон, это Луи. Он тратит время в Бордо на знакомство с министрами правительства, а должен быть с потенциальными клиентами в Лондоне. У Луи не всегда есть чувство ответственности». Со стороны Пьера в адрес брата была и другая критика: его продолжающихся отношений с Жанной Туссен. Как и отец, он не одобрял связи Луи с дамой полусвета, полагая, что это вредит их имени, на которое они так старательно работают. «А теперь он послал за своей маленькой подружкой, чтобы она приехала к нему в Бордо!» – писал он в отчаянии Жаку.