л установленные границы и вызывал общественный скандал – настолько сильный, что пропагандирующий французскую культуру и язык «Альянс Франсез» назвал его «плохим учеником», не уважающим традицию. Но в конце концов его гений победил: Кокто было 66 лет, когда «Альянс Франсез» пригласил его присоединиться к их престижному литературному сообществу. Когда он начал свою инаугурационную двухчасовую речь в 1955 году, то восхитил толпу не только остроумием и легкой поэзией, но и нарядом: на нем была мантия Lanvin, в левой руке он держал специально сделанную для него академическую шпагу Cartier. Несколько десятилетий назад имя Кокто было связано с другим творением Cartier: украшением из трех переплетенных колец. Истории, связанные с его происхождением, столь же многочисленны, как его названия: bague trois ors (тройное золотое кольцо); bague trois anneaux (тройное кольцо); катающееся кольцо, русское обручальное кольцо; совсем недавно – кольцо Trinity («Троица»). Очевидно, что вещь без единого драгоценного камня была смелым экстравагантным решением и шла против течения. Легенда гласит, что изделие было вдохновлено одним из снов Кокто, когда его любовник, молодой писатель Раймон Радиге, неожиданно умер. Возможно, под влиянием опиума Кокто сказал Луи, что представлял себе кольца вокруг Сатурна и был вдохновлен их магией. И задумался, может ли Cartier превратить их в кольцо на палец. Независимо от того, является ли эта история апокрифической (тройные кольца существовали с кельтских времен), именно Кокто сделал «Тринити» Cartier культовым. Когда «самый плохой мальчик» Парижа надел на мизинец сразу два кольца с шестью полосками, это моментально стало писком моды. В конце 1930-х годов то же кольцо было связано с его любовницей – прекрасной русской княжной Натальей Павловной Палей; позже оно было высоко оценено одним из влиятельнейших людей Европы – герцогом Виндзорским. Cartier продолжал экспериментировать с тройными аксессуарами.
Бриллиантовые украшения в стиле ар-деко, «таинственные» часы и уникальные коробочки для косметики, производимые под руководством Луи, были одними из красивейших вещей Cartier в межвоенные годы, но у них была ограниченная аудитория. В попытке расширить клиентскую базу в Нью-Йорке Пьер открыл собственный отдел канцелярских товаров в магазине на Пятой авеню. Его идея состояла в том, чтобы даже те, кто не мог позволить себе драгоценности, могли прийти в магазин и получить такой же высокий уровень обслуживания, заказывая визитные карточки, приглашения или высококачественную писчую бумагу цвета морской волны от Cartier. Несколько лет спустя, надеялся Пьер, когда эти покупатели либо заработают серьезные деньги, либо, возможно, удачно женятся, они будут чувствовать определенную лояльность к магазину, где заказали свою первую бумагу с личным грифом, и вернутся за более дорогими вещами.
Поначалу Луи отнесся к идее брата скептически, опасаясь, что создание более дешевого продукта подорвет репутацию Дома. Но позже он перенял эту идею в Париже, оправдав свои действия замечанием: «Если король Испании покупает здесь свои канцелярские принадлежности, а махараджа Капурталы заказывает свои визитные карточки, я вряд ли чувствую себя униженным». Безусловно, идея предложить своим клиентам что-то практичное по более низкой цене имела смысл в послевоенной обстановке. В 1923 году, оттолкнувшись от идеи канцелярских принадлежностей, Луи создал совершенно новое подразделение, отдел S, чтобы обеспечить больший ассортимент красивых, но относительно доступных и функциональных предметов. S означало «серебро», и, хотя предметы не ограничивались серебром, идея заключалась в том, что они должны быть сделаны из менее ценных материалов, чем, скажем, платина, алмазы и другие драгоценные камни, чтобы держать цены ниже.
Луи предоставил Жако полную свободу действий в новом отделе. Наслаждаясь возможностью проявить творческий подход, он придумывал дизайн необычных предметов – от ножей для открывания писем, в которые были встроены часы, и портсигаров с зажигалками до ручек с календарями на колпачке и механических карандашей со встроенными фонариками, чтобы писать в темноте. Другие письменные принадлежности включали карандаши в китайском стиле из коралла и японские ручки Намики, сделанные с использованием дорогого лака, которые в конечном итоге будут украшать стол писателя Редьярда Киплинга, а также стол самого Луи. Иногда эти инновации оказывались слишком дорогими, чтобы оставаться в более дешевом отделе S, но они были рождены с той же целью: связать функциональность с красотой.
Не все были довольны идеей отдельного творческого подразделения. Жанне Туссен не нравился тот факт, что ее работа в отделе сумок теперь подпадала под управление отдела, которым активно руководил протеже Луи. Ни для кого не было секретом, что на Рю де ла Пэ, 13 между Туссен и Жако существовало ожесточенное соперничество. Теперь оно вырвалось на поверхность. Луи по большей части занимался своими делами, предпочитая не обращать внимания на конфликты в своей команде, считая их утомительным и нежелательным отвлечением от дела. Он и так был достаточно занят и озабочен, чтобы иметь дело с недовольством в среде менеджеров. Приближалась выставка декоративно-прикладного искусства, и предложения Cartier должны были быть идеальными.
Из разговоров с Жан-Жаком Картье
Мадемуазель Туссен завидовала Жако. Она привыкла быть номером один в глазах Луи, но на Рю де ла Пэ у нее была конкуренция. Она все же не была дизайнером, а Жако…, ну, Жако был совершенно исключительным. На свете не было никого, похожего на него. Но дело не только в этом. Он действительно понимал Луи. Эти двое заряжались идеями друг у друга, они были командой. Этого Туссен, конечно, не могла вынести. Но она была очень дипломатична и любила свою работу в Cartier. Она знала, что Луи не понравится, если она скажет что-нибудь плохое о его любимом дизайнере, поэтому придерживала язык в его присутствии. А потом ее повысили в должности. Раньше все боялись ее, потому что она была любовницей Луи, а теперь боялись, потому что она обладала реальной властью!
В 1925 году, в год выставки, он пришел к решению, которое, по крайней мере временно, остановило споры. Луи выдвинул Жанну Туссен на пост главы отдела S, удовлетворив ее творческие амбиции. Одновременно он попросил Жако сосредоточиться на более важной работе высокого класса. Таким образом, соперники были разведены по углам, а Луи мог размышлять над идеями выставки. Но беспокойство оставалось: от него требовалось все больше и больше. Настало время, когда он почувствовал, что пора уйти в тень.
Хотя у Луи было немало домов, вскоре после женитьбы он купил еще один. Вилла «Сан-Мартен», окна которой выходили на море в горном баскском регионе Испании, была убежищем от тягот работы и длинных рук налоговиков. Расположенный в стильном курортном городке Сан-Себастьян, дом находился рядом с границей Франции и в нескольких минутах езды от дома Жака и Нелли в Сен-Жан-де-Люз, где семья встретилась для воссоединения в 1922 году. Это было знаковое место, с «лучшим видом в мире», охватывающим обширную панораму Кантабрийского моря с береговой линией и холмами за ней. Он был настолько великолепен и настолько далек от безумного темпа трудовой жизни в Париже, что ни одно другое место, как позже напишет испанский интервьюер, не сможет «удовлетворить беспокойство мятежного духа Луи Картье, которому нужно видеть солнце Испании из своей виллы в Монте-Игельдо, чтобы быть полностью счастливым». Тем не менее даже здесь он иногда выходил из себя, однажды настолько разозлив повариху, что она выбежала из дома, хлопнув дверью. Сан-Себастьян подходил Луи. Это был не только теплый и красивый, но и процветающий космополитический город, заполненный модной толпой. В конце XIX века королева-регент Мария Кристина, мать короля Альфонсо XIII, выбрала сонную рыбацкую деревню в качестве своей летней резиденции, построив королевский дворец Мирамар в бухте Ла Конча в 1893 году. Следуя примеру королевы, туда стекались богатые люди, и отели, дворцы и виллы вскоре выросли вдоль береговой линии. К началу Первой мировой войны в Сан-Себастьяне можно было встретить императорскую семью Романовых, революционного марксиста Льва Троцкого и печально известную экзотическую танцовщицу, куртизанку и шпионку Мату Хари. Это был также город с родственными связями Картье, поскольку дед Луи провел там время в добровольном изгнании во время Франко-прусской войны 1870 года.
За пять лет до того, как Луи переехал на виллу Сан-Мартен, Cartier устроили в Сан-Себастьяне выставку в отеле Maria Cristina, названном в честь королевы-регентши. Это было настоящее шоу: с видами на ярко-синее море, конкурирующее за внимание с самым большим в мире ограненным сапфиром. Родом с Цейлона (ныне Шри-Ланка), 478,68-каратный драгоценный камень располагался в центре бриллиантового и сапфирового колье. Королева Испании Виктория Евгения примерила его, но ее муж высказался о цене в 1,25 миллиона франков: «Только нувориши могут позволить себе такую роскошь… мы, короли, новые бедняки сегодняшнего дня!»
Были они бедняками или нет, Луи все еще наслаждался общением с аристократами. Особенно теперь, когда он женился на одной из них и официально причислил себя к их племени. До второй женитьбы его постоянные попытки проникнуть в самые элитарные круги общества встречали насмешки и неприятие. Сама Коко Шанель вспоминала, что была в той же степени подвержена снобизму высшего класса, что и Картье, и отмечала, что «в обществе существовал обычай не развлекать своих торговцев». В своих мемуарах она вспоминает встречу с высоким и одетым во фрак Луи в доме барона Анри де Ротшильда, французского драматурга. Жена барона, которая помогла создать репутацию дому Chanel, пригласила Шанель посмотреть на «груды старомодных украшений». Пока она рассматривала великолепные ожерелья, разложенные на бархатной подушечке в будуаре баронессы, в комнату вошел Луи Картье. С ним, по словам Шанель, обращались не лучше, чем с домашней прислугой, как со «старшим по званию слугой».