le personnel – от персонала. Над словами, растянувшись в верхнем левом углу, был вырезан трехмерный лист папоротника, напомнивший о бриллиантовых и платиновых украшениях из листьев папоротника, отметивших появление «стиля Cartier» двадцать пять лет назад.
Уход отца заставит братьев создать новый склеп Картье – с местом для всех членов семьи. Участок будет не на Пер-Лашез, а на небольшом версальском кладбище де Гонар. Жак, посетивший кладбище с женой (там находился фамильный склеп семьи Харджес), предложил это место братьям, и они согласились. Как только право построить мавзолей в северо-восточном его углу было получено, Луи вместе с архитектором начал работу над планом. Он был прирожденным дизайнером, его таланты простирались дальше ювелирных украшений: двухэтажный монумент стал произведением искусства. Новое семейное пристанище было готово только через два года после смерти Альфреда. Из склепа Картье в Пер-Лашез должны были вывезти три гроба: деда братьев Луи-Франсуа, их матери Алисы и отца Альфреда.
Через месяц после известия о кончине отца Пьер получил еще одну телеграмму. На этот раз – с радостной вестью. Луи и Жаки объявили о рождении долгожданного сына Клода Картье. Альфред был бы доволен, семья ликовала: наконец появился наследник парижской ветви фирмы. В свои пятьдесят Луи, конечно, не был молодым отцом, зато теперь у него было время. Два десятилетия назад он стремился к величию, ныне достиг его и был на пороге отставки. Пьер же, не имевший наследника, полностью посвятил себя бизнесу. Америка процветала, и он не мог позволить себе расслабиться.
1920-е годы были эпохой драматических социальных и политических перемен в Америке. Впервые в истории страны больше американцев жили в городах, чем на фермах. В «позолоченном веке» конца XIX доминировали те немногие, кто зарабатывал состояния на строительстве железных дорог, кораблей и банков, такие семьи, как Асторы, Вандербильты, Морганы и Рамзи. Теперь их место в обществе будет оспариваться новой породой выскочек-магнатов в новых отраслях массового рынка, таких как кино, радио, химикаты и автомобили.
Отчасти это массовое благосостояние было вызвано сокращением американских налогов. В конце Первой мировой войны самая высокая ставка налога составляла 77 процентов. К 1928 году, при президентах Хардинге и Кулидже, она упала до 24 процентов. Безработица сократилась вдвое, совокупное богатство страны удвоилось. Это привело многих американцев в богатое, но незнакомое общество потребления. «Наша страна определенно стала страной мультимиллионеров», – сообщала одна из газет United Press. Новое состоятельное население не сдерживалось, когда дело доходило до расходов, и если они могли затмить своих соседей в этом процессе, тем лучше.
Хорас Элджин Додж был классическим примером. Родом из ниоткуда, он начинал механиком и женился на преподавательнице игры на фортепиано из Шотландии. В 1901 году, в возрасте тридцати трех лет, он и его брат основали автомобильную компанию Dodge, которая поставляла двигатели и запчасти автопроизводителям. Когда один из его клиентов, только начинавший свой бизнес в то время, не смог оплатить наличными свой счет на 10 000 долларов за запчасти для автомобилей, братья Додж приняли его предложение о миноритарной доле в его молодой компании. Этим человеком был Генри Форд. Пятнадцать лет спустя, после долгой юридической баталии, смекалистые рыжеволосые братья Додж продали свою долю в размере 10 000 долларов обратно Ford за 25 миллионов долларов (около $590 миллионов сегодня).
Хотя Додж стал мультимиллионером и приобрел сказочный особняк из красного песчаника на берегу озера Сен-Клер в фешенебельном районе Гросс-Пойнт неподалеку от Детройта, высшее общество по-прежнему смотрело на него свысока. Многие чувствовали, что с его грубыми и агрессивными вспышками он не научился поведению, подобающему состоятельному человеку. Но в 1920 году, к его большому удовольствию, двери, ранее закрытые для него, начали открываться, когда его дочь объявила о своей помолвке. Выйдя замуж за Джима Кромвеля, Дельфина Додж свяжет свою фамилию с именем своей новой свекрови, королевы общества Евы Стотсбери.
С тех пор как во время круиза во Францию Ева Стотсбери познакомилась с Эдвардом Стотсбери, известным как Нед или «самый богатый человек в банке Дж. П. Морган», она ни в чем не знала отказа. Ева была достаточно обеспечена и живя с первым мужем, Оливером Итоном Кромвелем, но Нед открыл ей глаза на совершенно новый уровень трат. Ее наряды и драгоценности подробно обсуждались в светских колонках – длинные шелковые платья, эффектная пурпурная оперная накидка с белым лисьим мехом на воротнике и манжетах, бриллианты стоимостью 500 000 долларов, подаренные Дж. Морганом, нити жемчуга и «самая красивая [тиара], когда-либо виденная в Метрополитен-опера».
И еще были дома. Построенный в 1919 году «Эль Мирасоль», дворец в колониальном испанском стиле, был самым большим поместьем в Палм-Бич, и даже включал зоопарк. Строительство «Уайтмарш-Холла» в Филадельфии, завершенное в 1921 году, заняло пять лет. Это была самая большая, самая экстравагантная резиденция, которую когда-либо видел город, со 147 комнатами и 45 ванными комнатами. В трех подвалах располагались пекарни, прачечные, портняжная мастерская, парикмахерская, гимнастический зал и кинотеатр. Только в садах требовался штат из семидесяти человек. Вечеринки в этом доме были легендой. Для их торжественного открытия, смело бросая вызов запретам, построили четыре бара по углам ротонды: один для коктейлей, один для виски, один для шампанского и один для любых других напитков на выбор. Оркестров было четыре: два сидячих и два перемещающихся. Нед Стотсбери даже сыграл на барабанах.
Однако несмотря на умение устраивать вечеринки, миссис Стотсбери не пользовалась популярностью. Высшее общество Филадельфии находило ее избалованной и напыщенной, без сомнения, отчасти завидуя тому, что их местный миллионер женился не на девушке из родного города. И все же, как позже признался ее сын Джим Кромвель, огромные траты были скорее идеей Неда.
«Хвастуном был отец, а не моя мать. Он принадлежал к поколению людей, которые хотят показать всему миру, насколько они важны… Его теория была такова: если у тебя есть деньги, выставляй их напоказ». Свадебный подарок Неда Еве состоял из сапфирового ожерелья стоимостью 100 000 долларов и «нитки жемчуга такой длины, что, если ее носить одной нитью, она доходила до пола».
Хорас Додж был впечатлен. Когда он и его жена посетили Стотсбери перед свадьбой детей, они «выпучили глаза» на дом и его великолепные интерьеры, но именно коллекция драгоценностей Евы добила Хораса. Анна Додж позднее наймет архитектора Стотсбери, чтобы преобразить дом, а Хорас был сосредоточен на том, чтобы затмить его прямо сегодня. Его зять позже расскажет историю поисков идеальных свадебных драгоценностей. Незадолго до свадьбы мистер Додж отвел своего будущего зятя в сторону. «Джим, – сказал он, – я беспокоюсь о маме». – «А что с ней?» – спросил Кромвель. «Ну, у мамы нет такого жемчуга, как у твоей матери. В церкви люди замечают такие вещи. Где твоя мать их покупает?» Кромвель назвал Cartier. «Никогда о нем не слышал, – сказал Додж. – Но запиши меня на прием к этому парню».
Кромвель устроил встречу: Пьер Картье, Хорас Додж и он. Картье, которого мистер Додж настойчиво называл мистером Карти, принес несколько подносов с жемчужными ожерельями. «Нет, нет, мистер Карти, – сказал мистер Додж. – Я хочу для мамы чего-то большего. Что-то, что будет соответствовать жемчугу миссис Стотсбери». Наконец Картье сказал: «Мсье Додж, у меня есть один очень хороший набор жемчуга. Он принадлежал императрице Екатерине». – «Никогда о ней не слышал, – сказал мистер Додж. – Но давайте посмотрим на него». Затем Картье достал великолепную нитку жемчуга размером с яйцо малиновки. «Вот так-то лучше, – сказал мистер Додж. – И сколько же?» – «Ах, мсье Додж, – сказал мсье Картье, – это ожерелье стоит миллион долларов». – «Я возьму его», – сказал Додж, выписывая чек на миллион.
Ожерелье, состоящее из пяти нитей 389 идеально подобранных натуральных жемчужин с эмалевой застежкой, изображающей русскую императрицу, и двумя бриллиантовыми альтернативными застежками, имело великолепное происхождение. Говорили, что когда-то им владела Екатерина Великая, русская императрица, известная своими роскошными коллекциями произведений искусства, редкостей и драгоценностей.
Излишне говорить, что жена Доджа Анна блистала в жемчугах императрицы на свадьбе своей дочери в следующем месяце перед тремя тысячами гостей и Детройтским симфоническим оркестром в полном составе. Как и надеялся Додж, знаменательный день его дочери помог привлечь внимание к его фамилии, и фотографии счастливой невесты украсили газеты. Студия Gaumont даже сняла немой фильм, сопровождаемый веселой музыкой, в котором большие толпы людей выстроились вдоль улиц вокруг пресвитерианской церкви на Джефферсон-авеню в Детройте, а невеста и ее подружки счастливо смеялись в семейном доме. Хорошо одетые гости прошлись в квик-степе по большому танцполу, оборудованному в саду Доджа, прежде чем попрощаться с женихом и невестой, отправляющимися в свадебное путешествие на своей яхте «Дельфина I».
Помимо прибыли от продажи, ожерелье Доджа принесло неожиданную известность Пьеру. Судебный процесс против Cartier попал в газеты в январе 1922 года благодаря двум известным египетским братьям – арт-дилерам, которые искали драгоценности. Братья Бенгиат были среди многих торговцев, которые после революции отправились в Россию, чтобы купить у Советов драгоценности бывшей империи. Их основной бизнес, однако, состоял в импорте редких восточных ковров, а не жемчуга, поэтому после покупки ожерелья они передали его Cartier в обмен на первоначальный взнос в размере 500 000 долларов и обещанную половину прибыли. Как только Картье продал ожерелье мистеру Доджу, они подали иск, утверждая, что их обсчитали.