Детердинги с маленькими детьми жили в Бакхерст-парке, великолепном английском поместье близ Аскота. К 1936 году они разведутся, и сэр Генри потеряет расположение британцев из-за своего третьего брака с членом немецкой нацистской партии и последующей поддержки партии Гитлера (он был вынужден уйти из Shell после того, как якобы предложил нацистам годовые запасы нефти в кредит). Не желая отставать, Лидия завела роман с Гитлером. Но в 1928 году, когда Жак посетил счастливую пару в Бакхерст-парке, все это было еще впереди.
Бриллиант «Полярная звезда», названный так из-за своей огранки, в которой ясно видна восьмиконечная звезда, весил 41,28 карат и обладал впечатляющей историей. Он принадлежал Жозефу Бонапарту, старшему брату Наполеона, а в недавнем прошлом – князю Феликсу Юсупову. Когда Юсупов встретился с Пьером в 1922 году, чтобы обсудить продажу некоторых из его драгоценностей в Нью-Йорке, одной из самых значительных была «Полярная звезда». В последующие месяцы и годы Картье тихо показывал камень нескольким избранным клиентам в Нью-Йорке, Париже и Лондоне, но когда никаких предложений не последовало, он был сдан на хранение ростовщикам. Использование услуг ростовщиков было обычной практикой для клиентов, ожидающих продажи своих драгоценностей. (Cartier мог выдать часть денег авансом, но редко покупал очень дорогие вещи сразу – из-за колебаний рынка и обменных курсов.) «Полярную звезду» вместе с несколькими другими драгоценностями Юсупова отвезли к TM Sutton в Лондоне.
К 1928 году, когда Cartier все еще не мог найти покупателя, Жак предложил перемонтировать «Полярную звезду» в новое ожерелье, чтобы сделать камень более привлекательным для современной аудитории. В дизайне Cartier London его поместили в ожерелье из тридцати трех бриллиантов на подвеске, в которой также были два любимых цветных бриллианта Жака: 26,26-каратный голубой бриллиант в огранке «кушон» (верхний), а под ним, над «Полярной звездой», – 22,97-каратный розовый бриллиант той же огранки. После завершения трансформации у Жака были на примете три клиента, которые, по его мнению, могли бы заинтересоваться украшением. Одним из них был Генри Детердинг.
Детердинг и раньше проявлял интерес к бриллианту, но только когда его жена Лидия увидела его в новой оправе, он начал задавать более серьезные вопросы. Возможно, она ценила русскую историю камня или просто была очарована его размерами и формой. В любом случае, она его хотела. Сэр Генри отвел Жака в сторонку, чтобы спокойно поговорить, как мужчина с мужчиной. Он объяснил, что есть искушение купить драгоценность, но он колебался из-за огромной цены в 48 000 фунтов стерлингов (около $3,5 миллиона сегодня). Он часто видел Жака и его семью катающимися на лыжах на фешенебельном швейцарском горном курорте Санкт-Мориц. И подумал, что можно было бы открыть там офис Cartier, а он сделает крупный платеж в офшор. Жак обещал навести справки.
Жак, Нелли и их дети проводили зимние каникулы в Санкт-Морице в 1920–1930 годах. Слева направо: Алиса, Жан-Жак, Жаклин, Нелли и Жак. Жак открыл сезонный шоурум в Санкт-Морице в 1929 году
Они посещали швейцарский курорт Санкт-Мориц в Альпах каждый год на зимних каникулах. «Вилла Шантарелла» стала для них вторым домом. «Вот мы снова на вершине мира в нашем Ноевом ковчеге, полном до краев подрастающим поколением, – писал Жак Пьеру в январе 1929 года. – Девочки привели подругу, и у нас есть репетитор для Жан-Жака, и баронесса Гересс (наша подруга) часто бывает здесь со своими двумя девочками, так что это столпотворение, но я пишу в своей комнате, глядя на подъем к лыжным спускам».
Дети стали заядлыми лыжниками. Хотя слабые легкие Жака не позволяли ему перенапрягаться, врачи говорили, что горный воздух полезен. Пока мальчики с ужасающей скоростью мчались вниз по склону, они с Нелли встречались с друзьями за долгими, приятными обедами. Хотя обычно эти светские мероприятия были для удовольствия, они часто переходили на рабочую территорию; Санкт-Мориц, известный как модное зимнее пристанище, был популярен среди многих клиентов Cartier. Жак и Нелли могли ужинать с кинозвездой, такой как Глория Свенсон или Дуглас Фэрбенкс, а на следующий день оказаться на вечеринке вместе с Детердингами или знаменитой польской оперной певицей Ганной Вальской.
В 1920-е годы, когда рабочая жизнь Жака стала насыщеннее, чем когда-либо, он брал с собой в отпуск все больше и больше работы. «В данный момент я выполняю кое-какую работу для махараджи Реваха», – писал Жак Пьеру под Рождество, глядя на своих счастливых детей, катающихся на санках. Позже, в тот же день, когда его сын зашел в комнату отца, он увидел, что рисунки для драгоценностей махараджи разбросаны по всему полу. Несмотря на нехватку времени Жак включил сына в процесс принятия решений, спросив у Жан-Жака его мнение и объяснив, чего он добивается. Мальчик никогда не забудет тот день, и уважение, с которым отец с ним разговаривал, определит, как он будет управлять бизнесом в последующие десятилетия.
Но разбросанные по всему полу спальни рисунки были не самым эффективным способом работы, и внезапно предложение Детердинга открыть офис в снежном Санкт-Морице оказалось разумным. Жак должен был признать, что это имело смысл на многих уровнях: он находился там весь сезон в любом случае; это был модный зимний курорт, привлекающий множество потенциальных клиентов от низама Хайдарабада до Ага-Хана; и это могло бы удовлетворить требования клиентов Cartier London, не имеющих постоянного места жительства, которые хотели бы получить налоговые преимущества от оплаты через офшор.
Губернатор Санкт-Морица быстро утвердил план Жака, предложив, чтобы его сын Карл Натер возглавил новый филиал. Жак, наняв Карла, официально создал швейцарскую компанию, названную Jacnel, в честь Жака и Нелли, и сезонное отделение. Соблазнительно расположенный рядом со знаменитым швейцарским кондитером Хаузером, новый шоурум Cartier в горах привлекал большое количество зевак в течение нескольких месяцев в году, когда он был открыт, даже несмотря на то, что, как обнаружил Пьер с филиалом в Палм-Бич, не так уж много людей готовы были расстаться с серьезными суммами денег, находясь в отпуске.
Луи или его старшие продавцы традиционно встречались с клиентами Cartier на континенте, но к концу 1920-х годов Жак взял на себя зачительную часть этих обязанностей. Большие продажи стоили дополнительных усилий, но путешествие по всей Европе из Лондона отнимало много времени и нередко было далеко не простым. Жака могли вызвать в Копенгаген только для того, чтобы сообщить, что великая княгиня Ольга не сможет его принять, или он приезжал в Париж, чтобы повидаться с Юсуповыми, а ему говорили, что князь путешествует, а его жена «находится в доме подруги и говорит, что больна».
Более успешные поездки включали путешествие в Каир в 1929 году, где Жак представил большую коллекцию драгоценностей для французской выставки. Король Египта Фуад I, франкофил, был известен тем, что держал свою жену, королеву Назли, под строгой охраной в королевском гареме, но позволял ей два утешения: посещение оперы и экстравагантные подарки драгоценностей. «Все заметили, – писала одна британская газета о выставке Cartier, – что король Фуад I долго задержался на этой выставке, где Его Величество принимал Жак Картье». Всего через две недели братья Картье получили известие из каирского дворца Абдин, что их фирма назначена поставщиком двора короля Фуада I.
Из разговоров с Жан-Жаком Картье
Я помню, как мой отец работал над выставкой в Каире. Он взял с собой несколько эскизов, чтобы поработать над ними, когда мы ездили в Санкт-Мориц на каникулы. Эти события требовали большой подготовки. Вы не просто привозили драгоценности – изготовление достаточно дорогих предметов, чтобы произвести впечатление, связало мастерскую на многие месяцы.
Долгие путешествия начинали утомлять Жака; а вернувшись домой, он не находил времени на восстановление сил. Если не устраивал крупных мероприятий – таких, как выставка жемчуга Персидского залива летом 1928 года или парад драгоценностей и моды для «Французского Общества» с участием Ланвен и Ворта весной 1929 года, то принимал французских гостей в качестве главы «Альянс Франсез», встречался с клиентами в отеле Brown's в Мэйфере или обсуждал новые идеи с дизайнерами. В будние дни он ужинал вне дома – с Марго Асквит и ее друзьями в особняке в Мэйфэре или с продавцом Беллендже и его невестой в Патни; через день – с махараджей в отеле Savoy. А еще были опера, театр и благотворительные мероприятия, в то время как выходные рассматривались как возможность принять друзей и клиентов в Милтон-Хит. Это мало чем отличалось от активности Пьера в Нью-Йорке, но у Жака было слабое здоровье после туберкулеза и отравления газом во время войны. Ему было за сорок, но бывали дни, когда он чувствовал себя на десятки лет старше.
Пьер считал, что его младший брат заслуживает общественного признания за свои труды, и предложил выдвинуть его кандидатом на получение французского ордена Почетного легиона. Жак убеждал его от этого отказаться. «Ты очень хороший брат, если думаешь о награде для меня, но сейчас я мало делаю для французов в Лондоне. Я помогал организовывать мероприятия, и это было оценено, но не сейчас». Вместо этого, сказал Жак, он был сосредоточен на чем-то другом. Объем работы, поступавший от индийских клиентов Cartier, достиг небывалых высот, и он только что вернулся из Парижа, где «получил контракт от махараджи Бароды, по которому мы являемся его официальными советниками, с Cartier S.A. и Ltd. На сумму £ТС КСК». Прошло 18 лет с тех пор, как Жак был вытеснен из Бароды ревнивыми придворными ювелирами, но это стоило долгого ожидания: £TS, KSK был кодом Картье для 60 000 фунтов стерлингов (около $4,6 миллионов сегодня). Гаеквад, правитель Бароды, был не единственным индийским клиентом, вознаградившим терпение Cartier значительными заказами.