Готовая вещь была вдохновлена научной карьерой герцога. Мотивы микроскопов и дальномеров (которые позволяли армии знать расстояния до своих целей) указывали на его особые достижения в области оптики; заслуги в астрономии были представлены созвездиями, Млечным Путем, Полярной звездой и кометой. Шпага был подарена герцогу де Грамону во время приема в академию в июне 1931 года.
Cartier в дальнейшем создаст более двух дюжин шпаг. Одна из самых значительных предназначалась человеку, который был не просто клиентом и другом семьи Картье, но и источником вдохновения. В 1955 году легендарный 66-летний поэт и художник Жан Кокто был принят в члены Французской академии.
Он попросил, чтобы шпага академика была сделана в соответствии с его собственными рисунками, из материалов, предоставленных его друзьями. Клинок был куплен у кузнеца из Толедо, изумруд в 2,84 карата подарила Коко Шанель. Остальные камни были подарком от светской дамы Франсин Вайсвайлер.
Шпага Кокто должна была стать воплощением его работы и показать важные для поэта символы. Как и его книги, меч был подписан шестиконечной звездой, но эта была сделана из бриллиантов и рубинов. На рукоятке изображен профиль Орфея – мифологического героя, который был источником вдохновения для Жана Кокто. На ножнах – узор, напоминавший решетку, окружавшую сады Пале-Рояля, где он жил; рукоятью служил шар из слоновой кости, отсылающий к заснеженному камню в фильме «Ужасные дети» 1950 года, снятому Кокто по его роману 1929 года. Эта шпага – произведение искусства, созданное великим художником для великого художника, стала одним из самых престижных заказов фирмы.
Жан Кокто у себя дома, одетый в униформу Французской академии и со шпагой Cartier, которая была сделана в 1955 году по случаю его избрания академиком
Фрагмент шпаги с рукояткой в виде профиля Орфея
Шестимесячная Колониальная выставка 1931 года была самой обширной экспозицией в истории Франции. В рамках пропагандистских усилий правительства, направленных на оправдание колониальной предприимчивости, на мероприятии присутствовали 12 000 продавцов. Грандиозные репродукции хижин и храмов заполнили парк, сотни туземцев из азиатских и африканских колоний выступали перед девятью миллионами посетителей.
В ювелирной части выставлялись Cartier, Boucheron, Mauboussin, Van Cleef & Arpels, Mellerio – самые известные компании. Судейская коллегия, куда входил и Chaumet, должна была определить главные призы, каждый боролся за победу. Все имело колониальную тематику: от роскошных головных уборов в камбоджийском стиле, «украшенных с лучшим французским вкусом», до ожерелий, в которых бриллианты шли вперемешку со слоновой костью, – «самым красивым материалом в дикой природе». Галстуки, имитирующие кожу змеи, круглые алжирские броши, золотые и эмалевые диски – все эти экспонаты были навеяны африканскими мотивами. Самыми смелыми выглядели браслеты, ожерелья и пряжки для ремней, включавшие настоящие клыки тигра, коренные зубы льва и когти орла, сочетающиеся с черной эмалью или ониксом. Они отражали, как было написано в каталоге выставки, «вторжение джунглей в гардероб современной женщины».
Луи и Жаку, которые черпали вдохновение для своих украшений из разных цивилизаций, выставка дала шанс возродить вкус публики к экзотике. Бриллиантовая диадема в сиамском стиле, которую Жак прислал из Лондона, и диадема из изумрудных бусин в индийском стиле были одними из многих драгоценностей, вызывавших восхищение своей оригинальностью и мастерством. В итоге стенд Cartier был удостоен Гран-при. Пьер, гордый творчеством братьев, был очень взволнован, услышав, что ему оказана особая честь другого рода.
21 июля Пьер и Эльма стали почетными гостями на завтраке, устроенном президентом Колониальной выставки маршалом Лютей. Впереди ждало напряженное лето, с ежедневными обедами в Париже, с поездкой по Италии с дочерью; но важнейший момент для Пьера был в другом. Он принес несколько огромных томов, содержащих треть статей в американской и канадской прессе о выставке. Представив их маршалу, он получил похвалу за «превосходную работу». Эльма с гордостью смотрела, как Лютей награждает мужа Черной звездой Бенина – высшей колониальной наградой.
А в это время в пяти милях оттуда, в госпитале Пастера, младший сын Жака Харджес ожидал диагноза. Мисс Эдвардс, няня, увезла его в столицу после того, как он заболел на каникулах в Хаулгейте, а местный врач не принял ситуацию всерьез. Жака и Нелли, посетивших Колониальную выставку сразу после открытия, уже не было в стране: они снова путешествовали по Индии, поскольку поддержка махараджей была очень важна для Cartier во время депрессии на Западе. Нелли не находила себе места из-за чувства вины за то, что оказалась так далеко от малыша, но ничего не могла сделать. Даже если уехать немедленно, возвращение домой займет три недели.
Жак написал письмо братьям, которые тут же бросились на помощь семилетнему племяннику. Обнаружилось, что Харджес заразился полиомиелитом. Он больше не будет спортивным мальчиком, но опасности для жизни, к счастью, нет. Не всем в больнице так повезло. Маленький африканский мальчик, лежавший рядом с Харджесом, заболел на корабле, который привез его во Францию для участия в Колониальной выставке. Он не прожил и недели.
К концу 1931 года Жак и Нелли вернулись в уютный Милтон-Хит с чемоданами, полными индийских подарков для детей. Это был неспокойный год: тяжелая болезнь Харджеса, спад бизнеса в связи с финансовым кризисом. В августе, когда Жак узнал, что его наградили орденом Почетного легиона, британское правительство пало, обвалив экономику. К осени Британия была вынуждена отказаться от золотого стандарта, что имело разрушительные последствия для национальной валюты. Цены на импортные товары взлетели до небес, и Жак стал опасаться за будущее фирмы. К счастью, к концу года положение выправилось: хотя негативных последствий Великой депрессии в Америке невозможно было избежать, победа на выборах Национальной коалиции Макдональда в Англии обещала краткосрочную стабильность.
На этом фоне поездка в Индию была долгожданной передышкой. Как и предполагал Жак, его индийских клиентов не затронул кризис, и они не видели причин сокращать расходы. Уже в этом году Cartier выполнил несколько больших заказов для махараджей, включая фантастическое рубиновое ожерелье для Патиалы и – самый важный заказ для Жака – цветное бриллиантовое ожерелье для Ранджи, махараджи Наванагара.
С тех пор как в 1927 году Жак продал Ранджи изумрудное ожерелье, оба размышляли о том, чтобы вместе создать по-настоящему выдающееся бриллиантовое колье. С опытом Жака и средствами Ранджи, которые он готов был потратить на лучшие драгоценные камни, должно было получиться нечто исключительное. Работа началась в 1929 году, но потребовалось много месяцев, пока были найдены лучшие бесцветные и цветные алмазы в мире. Перед покупкой каждого драгоценного камня Жак спрашивал согласия Ранджи. В поисках главного алмаза Ранджи собрал множество экспертных мнений, прежде чем принять решение.
Одним из них был торговец алмазами Альберт Монникендам, который посетил махараджу в его английском доме. После завтрака гостя попросили сопроводить махараджу в большую комнату с окнами на север; слуга извлек из сейфа золотую шкатулку с драгоценностями.
«Его Высочество предложил сесть рядом с ним и, к моему изумлению, открыл крышку шкатулки и вынул оттуда великолепный бриллиант весом около 130 карат, оправленный в виде подвески. Передал мне и спросил: «Что вы об этом думаете?» При осмотре я обнаружил, что камень абсолютно совершенен, самого прекрасного цвета и качества. Пока я рассматривал бриллиант, махараджа не сводил с меня глаз, на лице читалось выражение радости и надежды. Было очевидно, что он очень увлечен этим камнем. Я оценил его приблизительно в 250 000 фунтов стерлингов, хотя истинную цену за такой камень назвать невозможно».
Махараджа, конечно, купил драгоценный камень – 136-каратный безупречный бриллиант «Королева Голландии» станет центральным в творении Жака. Но даже после того, как выбран центральный камень, потребуется еще год, чтобы закончить ожерелье. Проблема, как объяснил Жак сыну, была в том, что как только проект был утвержден, они находили другой фантастический бриллиант, который необходимо было добавить в колье. А поскольку ожерелье задумывалось симметричным, требовалось найти еще один камень соответствующего цвета и размера.
Было несколько эффектных бриллиантов, которые не нуждались в дублере. Они были подвешены в виде центрального кулона – и включали в себя «Королеву Голландии», а также голубые и розовые бриллианты, которые Жак ранее вставил в ожерелье «Полярной звезды» (Детердинги в конечном итоге купили бриллиант «Полярная звезда» без самого ожерелья). Там же были еще два розовых бриллианта и оливково-зеленый в 12,86 карата – «Поистине редкий камень!» – воскликнул Жак, увидев его. Эффект был необычайным: уникальный каскад цветных бриллиантов. «Если бы наш век не был свидетелем беспрецедентной череды потрясающих событий, – писал Жак, имея в виду Первую мировую войну, русскую революцию и Депрессию, – такие драгоценные камни не могли бы быть куплены ни за какие деньги; ни в какой другой период истории не могло бы появиться такое ожерелье».
Из разговоров с Жан-Жаком Картье
Я помню, отец часами думал, как описать бриллиантовое ожерелье, сделанное для Ранджи. Дело в том, что его попросили описать драгоценности для биографии Ранджи, и он хотел отдать должное уникальному украшению. Я думаю, что фраза, которую он в конце концов придумал, не могла быть лучше: «Осуществление мечты знатока». Ты можешь себе это представить? Для человека, который знает о драгоценных камнях все, это ожерелье было тем, что даже он не мог себе представить.
Когда Жак отправился в Индию в 1931 году, то смог показать другу выполненный заказ. Это было пиком его творческой карьеры. И все же ожерелье не получило в то время такого же признания, как драгоценности Патиалы, сверкнувшие в Париже три года назад. Показывать его на большой выставке было не в духе Ранджи. Эту вещь создали из любви к драгоценным камням – просто чтобы показать их внутреннюю жизнь и красоту. К сожалению, у Ранджи не хватило времени насладиться ожерельем: через два года он умер от инфаркта.