Дни в преддверии коронации были особенно насыщенными: некоторые клиенты в последнюю минуту просили внести изменения в свои драгоценности. Дорис Дьюк, которая привезла с собой бриллиантовое ожерелье, захотела, чтобы оно было укорочено (ранее просила его удлинить). В письме 1937 года из Нью-Йорка Гленцер признал, что мог бы внести изменения, прежде чем она уехала, и предложил сделать работу в Лондоне. «Я думал, что таким образом ты снова сможешь связаться с ней и показать, что у нас есть в Лондоне… я бы посоветовал найти ее в понедельник в отеле Dorchester».
Жак и Нелли приехали к поезду на вокзал Виктория, чтобы лично встретить махараджу Наванагара. Он был одним из тысяч гостей, стекавшихся в британскую столицу со всего мира. Хотя Картье не будут присутствовать в Вестминстерском аббатстве на самой коронации, они хотели принять участие в празднестве. Чтобы привлечь к себе как можно больше важных друзей и клиентов, Пьер организовал ужин в отеле Carlton, где остановились они с Эльмой. «Американцы в Лондоне засиживаются допоздна на коронационных празднествах», – сообщала Chicago Tribune, перечисляя гостей Картье, в том числе нью-йоркского политика Гровера Уэйлена, мэра Биаррица и друга герцога Виндзорского г-на Иригойена, а также архитектора Уильяма Уэллса Босворта, который проектировал магазин на Пятой авеню еще в 1916 году.
12 мая 1937 года, день коронации, был пасмурным. К Вестминстерскому аббатству начали прибывать высокопоставленные гости: Барбара Хаттон, принцесса Марина, махараджа Капурталы (в изумрудном украшении для тюрбана от Cartier), Дорис Дьюк. Пока они шли к скамьям, остальные слушали репортаж по радио. Пьер и Эльма в своем номере в отеле Carlton приветствовали тех, кого они пригласили, чтобы наблюдать за королевской процессией со своего удачно расположенного балкона. Приехали Жак и Нелли с дочерьми (сыновья были в пансионе), а также несколько друзей и клиентов из высшего общества, в том числе – Ганна Вальска, мадам Веснич и леди Монд.
После того как Эдуард VIII отрекся от престола ради любви, король Георг VI и королева Елизавета были коронованы в Вестминстерском аббатстве в 1937 году. Гости в королевской ложе – в обязательных тиарах
В аббатстве «ровно в половине первого руки достопочтенного Космо, архиепископа Кентерберийского, возложили корону святого Эдуарда на царственное чело». Толпа разразилась патриотическими аплодисментами. Все это было больше, чем коронация: публичное зрелище, демонстрация Британской империи, описанная американской прессой как «величайший день великолепия, когда-либо виденный Англией». Были пущены специальные поезда, чтобы доставить британцев со всей страны в столицу, тысячи людей заполнили улицы. Многие провели ночь перед коронацией в лондонских парках и на улицах, чтобы занять выгодное положение на шестимильной трассе. Когда король и королева покинули аббатство, толпы приветствовали их радостными возгласами. Компания Пьера и Эльмы подняла бокалы шампанского, когда облака разразились проливным дождем, а король с королевой отправились в Букингемский дворец в знаменитой золотой карете.
По ту сторону Канала, во французском замке, некая парочка слушала торжества по радио. Меньше чем через месяц они поженятся, став герцогом и герцогиней Виндзорскими. Пока же это просто американка Уоллис Симпсон, носящая на левой руке перстень с изумрудом, символизирующим жертву, принесенную ради нее королем.
В начале 1930-х годов Жак послал в Багдад доверенного человека, чтобы договориться о покупке нескольких значительных драгоценных камней. По прибытии коммивояжер узнал, что сделка должна быть проведена тайно и ему запрещено сообщать подробности по телеграфу в Лондон. Все, что было позволено сказать: нужна большая сумма как можно скорее. Доверяя своему сотруднику, Жак одобрил сделку и без промедления перевел деньги по телеграфу. За такую большую цену, предполагал он, Cartier приобретет огромное количество драгоценных камней. Но когда продавец вернулся, у него был только маленький мешочек. И один-единственный ценный камень: изумруд размером с птичье яйцо.
Жак был в восторге. Как знаток драгоценных камней, он восхищался возможностью увидеть и подержать в руках один из величайших изумрудов мира – великолепный экземпляр, принадлежавший когда-то Великим Моголам. Но как бизнесмен он был встревожен. Много лет назад, до революции в России, у них не было бы проблем с поиском богатых покупателей для такой вещи. Но 1930-е годы были совсем другой эпохой. Единственным вариантом для Cartier вернуть свои деньги было разрезать изумруд пополам и заново отполировать каждую половину в блестящий новый камень. Хотя Жаку было больно думать о том, чтобы расколоть фантастический изумруд, дело было превыше всего.
Итак, чудо-изумруд разделен надвое. Одна полированная половина продана американскому миллионеру. Другая, в 19,77 карата, была выбрана королем Эдуардом VIII в качестве центрального камня платинового обручального кольца для Уоллис Симпсон. Традиционно изумруды не используются для обручальных колец. По сравнению с бриллиантами камень мягкий и легко царапается при ежедневном ношении. Но король Эдуард VIII не интересовался традициями.
Как и в случаях с другими драгоценностями, которые он покупал для Уоллис, король попросил Cartier выгравировать на нем свое личное послание: «Мы теперь наши 27 × 36». Он сделал ей предложение 27 октября 1936 года – в тот день, когда Уоллис получила развод с Эрнестом Симпсоном.
По мере того как угасал пыл коронации и опускались флаги, тысячи иностранных гостей хлынули из Англии в Париж. Многие из них, приехавшие издалека, планировали провести время в Европе. Вторым пунктом после Лондона была долгожданная выставка современного искусства и технологий, которая открывалась в конце месяца во французской столице. Пьер, принимавший активное участие в продвижении этого события в Америке, пересек Ла-Манш вместе с Эльмой и с нетерпением ожидал торжественного ужина по поводу открытия. Как всегда, его работа для Франции была отмечена. В следующем году орден Почетного легиона возвысит его до звания Командора – третьего по значению после Гран-офицера и Гран-Круа.
Важным клиентам, приехавшим во французскую столицу на всемирную выставку 1937 года, Cartier предлагал сувенирные карманные часы из нержавеющей стали
Встретившись с коллегами в доме 13 по Рю де ла Пэ, Пьер обнаружил, что им не терпится услышать о коронации. Судя по тому, что они видели в газетах, это было уникальное событие. Они завидовали английскому общественному энтузиазму. Жизнь во Франции не была такой беззаботной. Промышленное производство пришло в упадок, безработица – высокой, Народный фронт начал распадаться, что привело к политической неопределенности. «Очень жаль, что существует такая разница между духом английского народа и французов», – заметил старший администратор Cartier Paris Жорж Мери, отметив свою веру в то, что «после этого беспокойного периода Франция восстановит свои традиционные качества».
Американский продавец Джек Хейси помогает клиентке; сезонное отделение Cartier в Канне, где он работал в летние месяцы в конце 1930-х годов
В салоне появился новый молодой сотрудник, который очень хотел познакомиться с Пьером. Американцу Джеку Хейси был 21 год, он появился в Cartier год назад в поисках работы. Совершенно уверенный в себе, он ничего не знал о драгоценностях, как признался на предварительной беседе, но умел продавать. Интервьюеры, Леон Фарин и Эдмон Форэ, сначала сомневались, думая, что молодой повеса ищет временную работу, чтобы заработать на хорошую еду и красивых женщин. Но Хейси, прирожденный торговец, сумел убедить их. После того как его американские рекомендации были проверены нью-йоркским офисом, он был принят на работу – и стал быстро продвигаться по службе в отделе продаж. Обычно младшему продавцу требовались годы, чтобы дойти до работы с важными клиентами, но для Джека преимуществом стала национальность. Все началось с того, что актер Дуглас Фэрбенкс вошел в дом 13 по Рю де ла Пэ в поисках подарка для друга. Узнав своего собрата-американца, он направился прямо к Хейси. К большому огорчению более опытных продавцов-французов, два американца болтали о бейсболе и политике, как будто были друзьями всю жизнь. После того как Фэрбенкс сделал покупку, он попросил Хейси доставить ее своей подруге в отель. Подруга оказалась актрисой, которую Cartier в течение многих лет надеялся получить в качестве клиента. Звали ее Марлен Дитрих.
По мере того как очарование Голливуда достигало новых вершин, Cartier, видя растущее влияние кинозвезд, стремились заманить их в свои двери. Увидев, какое впечатление он произвел на старших продавцов, Хейси взял на себя смелость спросить Фэрбенкса, не может ли он предложить очаровательной Марлен Дитрих, чтобы она сама зашла на Рю де ла Пэ, 13. Он был новичком, и если такой клиент, как Дитрих, придет и спросит именно его, это может изменить его судьбу. На следующее утро, когда Марлен Дитрих навестила Cartier и спросила Джека Хейси, коллеги впали в ступор. «Это был решающий момент», – вспоминал он. Отныне в глазах продавцов «каждая звезда Голливуда знала меня лично».
С этого момента молодой Хэйси получил полную свободу действий, когда дело касалось американских клиентов, и все шло хорошо. Пьер был доволен, что удалось убедить французскую команду взять его на работу. Тип американских клиентов, посещающих Францию, изменился за последние несколько десятилетий. К высокообразованной, свободно говорящей по-французски элите времен Прекрасной эпохи присоединились прямолинейные бизнесмены и актеры. Они предпочитали иметь дело с торговцами, которые не только говорили на их языке, но и понимали их культуру.
С визитом американцев во Францию произошло еще одно важное изменение: они не всегда направлялись в Париж. Если раньше богема стремилась в столицу, то теперь богатые люди покидали свои оперные ложи ради пляжа.