Когда 1943 год подошел к концу, Пьер переключил свое внимание на де Голля. Позднее Дево сообщал, что еще до окончания войны Cartier обеспечил французское Сопротивление более чем 43 миллионами франков (более $9 миллионов сегодня). В июле 1944 года бывший менеджер Пьера по связям с общественностью Эдвард Бернейс столкнулся с ним и Эльмой на приеме у генерала де Голля в отеле Waldorf Astoria в Нью-Йорке. Эльма надела украшенный бриллиантами лотарингский крест – символ французского Сопротивления. Учитывая предыдущую поддержку Пьером правительства Виши, Бернейс был удивлен, увидев его там. «Он казался немного гордым и немного смущенным, когда повернулся к нам и произнес: «Я сделал свой выбор». Переход Пьера на другую сторону дал Бернейсу надежду: «Мы с Дорис думали, что перемена господина Картье была знаком того, что де Голль победит.
Так и произошло».
Тем временем другие подразделения Cartier вносили свой вклад в военные действия. Когда первый американский наемный работник Cartier, продавец Джек Хейси, был ранен в гортань и челюсть, сражаясь за «Свободную Францию» в Сирии, де Голль позаботился о том, чтобы преданного солдата немедленно отправили в безопасное место в Америку, и его лечение было оплачено «Свободной Францией». Хейси был награжден как «первый американец, проливший кровь за освобождение Франции».
«Жаки живет в Нью-Йорке, занимается различными военными организациями, а ее сын пошел добровольцем в армию США», – сообщил Пьер Нелли в ноябре 1944 года. В сентябре 1943 года Клод поступил в Йельский университет, но через несколько месяцев решил пойти на военную службу. После добровольной службы в авиационном кадетском учебном центре в Алабаме его взяли в армию, и к августу он начал интенсивный 9-недельный предполетный курс в Максвелл Филд, штат Алабама, вместе с четырьмя другими студентами Йельского университета. Ему было всего 18 лет, и он скучал по отцу. «Мы отслужили заупокойную мессу по папе, – писал он через год после смерти Луи. – Она была простой, но очень грустной. Его смерть все еще кажется недавней». Пьер и Эльма приглашали Жаки и Клода на обеды, когда они были в Нью-Йорке, даже если, как он раздраженно писал Нелли, «ответные приглашения были не более частыми, чем августовский дождь на Лонг-Айленде!»
К середине 1944 года Свободная французская армия насчитывала 400 000 человек. Она присоединилась к союзникам, приняв участие в высадке в Нормандии и во вторжении в Южную Францию. Оттуда войска де Голля направились к столице. Освобождение Парижа не стояло первым в списке приоритетов союзников (во-первых, потому, что он не был стратегически интересен, а во-вторых, из-за того, что Гитлер отдал приказ уничтожить столицу, если туда войдут войска союзников), но де Голль не был готов ждать: освобождение Парижа имело для него большое символическое значение.
Жители столицы столкнулись с растущими голодом и страхом. «Снабжение становится все более затруднительным, – писал Муффа жене Марии в июле 1944 года, – мы живем за счет черного рынка. За месяц мы получили очень мало овощей и фруктов, по 90 граммов мяса плохого качества в неделю». И он был одним из счастливчиков. На черном рынке еда на четверых стоила 6200 франков (секретарь, к примеру, зарабатывал 2500 в месяц). Электричества и газа не хватало, воду часто отключали.
Поскольку де Голль неоднократно настаивал на наступлении на Париж, американский генерал Эйзенхауэр наконец согласился ввести свои войска. В дни, предшествовавшие освобождению, Cartier закрыл двери. Муффа писал: «18 августа фирма Cartier закрылась – до дальнейшего уведомления. В понедельник утром я посмотрю, открыта ли она, потому что 22, 23, 24 и 25 мы не могли пересечь Сену. Немцы заняли площадь Согласия и Тюильри и стреляли в прохожих, которые хотели перейти через мост. В течение восьми дней все магазины были закрыты».
В ночь на 24 августа 1944 года французское Сопротивление и союзные войска вошли в Париж и прибыли в отель de Ville незадолго до полуночи. Для тех, кто жил в городе, это было страшное время. «Мы живем в исторические часы, – сообщал Муффа. – Повсюду разруха, и вчера вечером немцы выслали бомбардировщики… В 11 часов вечера на улице было светло, небо ярко-розовое… в городе опасно, у немцев нет причин щадить нас».
К 25 августа Дитрих фон Хольтиц, военный губернатор Парижа, сдался, не подчинившись приказу Гитлера уничтожить столичные памятники и мосты. Спонтанные проявления радости вспыхнули по всему городу, парижане бросились устраивать импровизированные уличные вечеринки. Де Голль произнес знаменитую речь перед толпой восхищенных горожан в Ратуше: «Париж! Париж возмущенный! Париж разбитый! Париж мученик! Но Париж свободный! Освобожденный своим народом».
Пройдет почти год, прежде чем Германия капитулирует перед войсками союзников, но для Парижа черные тучи рассеялись с момента освобождения. Пьер писал Нелли: «К счастью, с новыми условиями и руководством людей, великих патриотов, Франция должна быть восстановлена как держава». Чтобы увековечить вновь открывшуюся Рю де ла Пэ, 13, талантливый Лемаршан создал еще одну брошь. На ней была изображена птица в национальных цветах Франции: красном (коралл), белом (бриллианты) и синем (лазурит) – символизм, о смысле которого немцы подозревали, но не могли понять. И на этот раз птица вылетела из клетки, расправив крылья и радостно распевая. Она была свободна.
10Кузены в сложном положении(1945–1956)
Когда 20-летний Клод Картье вернулся во Францию после войны, стало ясно, что разрешение конфликта не сделало проще жизнь парижан. Строгое нормирование продолжалось, жилья не хватало, заводы лежали в руинах. «Пелена цинизма и отчаяния нависла над жителями, – таково было впечатление американского писателя, автора журнала The New Yorker С. Дж. Перельмана. – Куда бы вы ни пошли, везде чувствовались апатия и горечь народа, измученного годами вражеской оккупации». Клод унаследовал богатство отца, аристократизм матери и прекрасную внешность обоих. Высокий, светловолосый и голубоглазый, он был самоуверен, привык к красивой жизни. После пяти лет, проведенных в Америке, перспектива стоять в очереди за 350-граммовой ежедневной порцией хлеба и 100 граммами мяса в неделю была для него чрезвычайно непривлекательной. Пришлось ждать три года со дня смерти отца, чтобы посетить парижский магазин, который он унаследовал. Юноше не потребовалось много времени, чтобы решить, что он не хочет быть там. Его отец всегда чувствовал себя французом, но Клод рос, перемещаясь между домами и школами Венгрии, Испании, Швейцарии, Франции; теперь он жил в Соединенных Штатах. Он всегда чувствовал разрыв между своими национальностями, но будучи молодым, холостым и ищущим приключений, больше отождествлял себя с яркой Америкой, чем с послевоенной унылой Францией.
Клода ждали на Рю де ла Пэ, 13. Туссен, Дево, Коллен и Шалопен тепло приветствовали его, предлагая свою поддержку и обещая сделать все, что в их силах, чтобы сохранить имя великого Луи Картье. Вскоре, однако, стало ясно, что Клод не жаждет начать обучение в доме 13 по Рю де ла Пэ. И вообще не хочет оставаться в Париже.
Из разговоров с Жан-Жаком Картье
Неудивительно, что Клод по-другому воспринимал свою ответственность перед бизнесом. У него было совсем другое воспитание. Во-первых, его постоянно переводили из одной школы в другую. Все это трудно для ребенка. Что касается работы… Я видел, как мой отец работал всю свою жизнь. Но у Клода не было образца для подражания; он знал отца в основном как пенсионера.
Дево, который три года назад возглавил Cartier Paris, был разочарован. Он был близок с Луи и надеялся со временем выстроить отношения с его сыном. Смерть Луи привела к острым разногласиям в Доме. Туссен и Жако никогда не были близки, ревнуя друг друга к Луи. Без хозяина ситуация усугубилась, пока однажды вечером после работы не достигла критической точки.
Однажды вечером Шарль Жако ушел с работы, чтобы пойти на открытие галереи. Он любил искусство и как дизайнер считал это частью своей работы. Он вышел из дома 13 по Рю де ла Пэ в направлении выставки, но не успел пройти и двух кварталов, как начался дождь. Жако повернулся и направился обратно – за зонтиком.
Войдя, как обычно, через служебный вход, он быстро прошел по пустым кабинетам. Все разъехались по домам. Но вдруг послышались голоса. Удивленный, он осторожно открыл дверь. За письменным столом, держа карандаш над одним из его изысканных рисунков, сидела мадемуазель Туссен. Жако замер. В углу комнаты стоял фотограф с камерой, готовой сфотографировать великую художницу, наносящую последние штрихи на то, что она демонстрировала как собственное творение. В ярости Жако бросился в комнату. Мало того, что Туссен постоянно отвергала его проекты, теперь оказалось, что она присваивает его работу.
Руки Туссен в ее знаменитых крупных кольцах, с карандашом, занесенным над эскизами Cartier. Эта фотография появилась вместе с другими снимками из этой серии в Harper’s Bazaar в 1945 году, вызвав усиление конфликта с дизайнером Шарлем Жако
Не то чтобы Жако жаждал публичного признания. Он был скромным человеком, довольным политикой Cartier, не раскрывающей имен своих дизайнеров. Но просто не мог поверить, что Туссен способна на такое. Он не сомневался: подобное не могло произойти при Луи. Но у него не было власти остановить ее. В 1945 году фотографии Туссен «за работой» появились в Harper’s Bazaar в рекламе новых драгоценностей Cartier – хороший маркетинговый ход для фирмы, с точки зрения Туссен. Она была главой ювелирного отдела и считала справедливым, что ее имя будет ассоциироваться с искусством Дома.
Дево пытался разрядить обстановку, но это было трудно. Туссен и Жако не только связывали особые отношения с Луи, но они были старше и опытней. Он боялся расстроить обоих и надеялся, что возвращение одного из членов семьи ослабит напряженность. Но, похоже, Клод не собирался осуществить эти надежды – по крайней мере – пока. Вскоре он попрощался и вернулся в Америку. Страстно желая забыть город, измученный войной, Клод собирался поступить в аспирантуру Гарварда. После этого он вернется и позаботится о наследстве. Пока же управление Cartier Paris остается в руках Дево и Коллена.