К тому времени, как Жан-Жак поднялся на борт корабля, возвращавшегося в Англию, он чувствовал себя лучше подготовленным к встрече с будущим. Пьер не упустил возможности напомнить, что он теперь – патриарх Картье, но также заверил племянника, что семейные узы превыше всего. Это было чувство, которое эхом отразится в его письмах в последующие месяцы: «Твое письмо подтверждает… мнение, которое я всегда имел о тебе. Ты настоящий Картье. Твоя привязанность подобна той, что всегда испытывал ко мне твой отец, и я отвечал ему взаимностью». Дядя дал свое благословение.
В годы, предшествовавшие началу войны, Cartier London был на вершине. В то время как Америка боролась с последствиями Великой депрессии, а Франция столкнулась с политической нестабильностью, в Англии торговля предметами роскоши расцвела пышным цветом – благодаря коронации Георга VI и постоянному покровительству клиентов-махараджей. Ныне положение в стране диаметрально изменилось. Потратив огромные суммы на военные нужды и взяв крупные кредиты у Америки в виде низкопроцентных займов и программы ленд-лиза, Англия погрязла в долгах. Жан-Жак начал свою карьеру в стране, которая задолжала более 20 миллиардов фунтов стерлингов (около триллиона долларов сегодня); в разрушенном бомбардировками городе. Соединенное Королевство вышло из войны победителем, но те, кто ожидал, что жизнь быстро вернется в нормальное русло, были разочарованы.
На всеобщих выборах в июле 1945 года Лейбористская партия под руководством Клемента Эттли получила первое в истории парламентское большинство. К несчастью для торговли предметами роскоши, стратегия нового правительства состояла в резком повышении налогов. Она также сосредоточилась на увеличении экспорта, что привело к ужесточению нормирования, поскольку приоритет отдавался экспортным рынкам. Для нации «обходиться без чего-то» было приемлемо во время войны. Но мысль о том, что нормирование продолжится еще долго, возмущала людей.
Молодой Жан-Жак Картье в то время, когда он взял на себя управление Cartier London
Для ювелирной отрасли самым изнурительным из послевоенных действий правительства было повышение «налога на покупку». Введенный в 1940 году в качестве налога на продажу предметов роскоши, он продлится до 1973 года, имея разрушительные последствия. Ювелирные изделия были не только исключительно дорогими для производства, поскольку драгоценные металлы все еще находились в дефиците, но стали чрезвычайно дорогими для покупки. С 1940 по 1947 год, например, налог на покупку вырос с 30 до 125 процентов, что означает, что за каждые 100 долларов, потраченные на браслет, покупатель должен был заплатить еще 125. «Я боюсь, что дядя Пьер обнаружит, что условия для бизнеса здесь намного сложнее, чем можно себе представить издалека, – писал матери Жан-Жак Картье в июле 1946 года, ожидая приезда дяди в Лондон, – и как трудно бороться с нынешней бюрократией».
Жан-Жак начал с того, что созвал общее собрание компании на Нью-Бонд-стрит. Он ненавидел саму идею публичных выступлений, особенно перед группой старших сотрудников, но чувствовал, что это важно. После многих лет неопределенности и лишений он должен эффективно вести бизнес, а значит – «подружиться» со своей командой. «Джентльмены», – обратился он к сотрудникам, чувствуя их скептицизм. Многие из них не знали о нем ничего, кроме того, что он поступил в дорогую швейцарскую школу-интернат и теперь, в возрасте двадцати семи лет, возглавил бизнес. Он хотел показать, как серьезно относится к делу. «Несмотря на небольшой опыт, приобретенный за пять лет в Париже, – начал он, – я принес сюда восторженную любовь к нашей профессии, чувство престижа имени, которое с гордостью ношу, и, наряду с желанием работать и понимать, – яркую память об отце, которая, уверен, укажет мне правильный путь».
Держа в руках тщательно подготовленные заметки, он обрисовал свои планы на будущее. Во-первых, они восстановят мастерские. Во время войны много квалифицированных ремесленников, работавших в трех лондонских мастерских: English Art Works, Wright & Davies, Sutton & Straker – рассеялись, призванные либо сражаться, либо работать на военных должностях. Не все вернулись. Многие погибли на полях сражений или в результате бомбардировок, другие ушли из профессии, а кто-то просто состарился. Жан-Жак пообещал создать новую команду. Это потребует много времени и денег, предупредил он. Но также потребует поддержки всех присутствующих, поскольку для обучения новичков будут привлечены старшие мастера. Но он не сомневался: это необходимо, чтобы создавать драгоценности традиционно высокого уровня, которым славен лондонский Cartier.
Во-вторых, Жан-Жак рассказал о международном комитете по управлению, который создал Пьер, объяснив, что теперь, когда двое из трех братьев скончались, Лондон продолжит работу в союзе с Парижем и Нью-Йорком. Как когда-то говорил ему отец, так теперь он говорил своей команде: сила Cartier – в крепкой связи между тремя Домами. Сейчас, как никогда, важно работать вместе. Он знал, что молод и ему не хватает опыта покойного отца, но созданный комитет позволит фирме опираться на опыт всех трех филиалов. Из Лондона Белленже и Форман будут в совете директоров: «Я не самонадеян, – продолжал Жан-Жак, – и намерен опереться на их опыт».
Наконец, Жан-Жак заговорил о желании продолжить наследие отца. Он будет неустанно работать над созданием оригинальных изделий высочайшего качества. Даже в сложных экономических условиях Cartier London не пойдет на компромисс, когда речь зайдет о мастерстве. А отделу продаж необходимо активно искать новые возможности. «Этот план, господа, будет осуществлен только в том случае, если вы окажете мне такое же искреннее содействие, какое оказали моему отцу, мсье Жаку», – заключил он.
Речь, как Жан-Жак скромно доложил Пьеру, «была принята хорошо», и он был взволнован будущим. Многие сотрудники старой команды пришли, чтобы предложить поддержку. Джо Олгуд, которого наняли незадолго до войны, был невероятно предан памяти Жака – и поклялся помогать его сыну всеми возможными способами. К сожалению, не все разделяли эти чувства.
После его выступления последовала немедленная отставка одного из сотрудников компании English Art Works, который, по его словам, не мог работать на такого молодого босса. Но, главное, Белленже все еще не был убежден в правильности этих действий. До начала войны Белленже делил с Жаком офис. Когда Жан-Жак вернулся с войны, он занял старый письменный стол своего отца, но обоим было трудно работать в такой близости друг к другу. Белленже предлагал помощь сыну покойного босса, но его «отеческое» отношение только способствовало развитию комплекса неполноценности Жан-Жака. В течение многих лет Белленже управлял Cartier London, одновременно помогая генералу Шарлю де Голлю. Теперь он должен был работать на молодого человека, только что закончившего обучение и не имеющего опыта в бизнесе.
Ворчание Белленже не было уникально – ни в Cartier London, ни в более широком бизнесе Cartier. Нью-Йорк и Париж столкнулись с теми же проблемами. Во времена Луи-Франсуа и Альфреда Cartier был небольшим семейным бизнесом, поэтому переход управления к следующему поколению был относительно простым. К тому времени, как Cartier разросся до сегодняшних масштабов, было очевидно: продвижение молодого неопытного наследника приведет к недовольству старого персонала, отдавшего фирме всю жизнь. Жан-Жак посоветовался с дядей Пьером по поводу Белленже, и они пришли к выводу, что не могут потерять ведущего продавца лондонской фирмы. Поэтому не только увеличили ему зарплату, но и дали долю прибыли в Cartier Ltd.
Как раз в это тревожное время приехал Шарль Жако. Подобно ангелу-хранителю, опытный и высокоуважаемый дизайнер пришел на помощь молодому Жан-Жаку в его новой роли. Отчасти причиной его решения обменять 13 Рю де ла Пэ на 175 Нью-Бонд-стрит было желание избежать работы с Туссен (возможно, жалея о предыдущем эпизоде, Туссен рассказала в одном из интервью, что не умеет рисовать, объяснив это тем, что Луи не велел ей учиться, потому что это будет мешать ей оценивать дизайн других). Но не только. Перед смертью друга Жако пообещал, что позаботится о его сыне. В течение нескольких лет Шарль Жако по три недели подряд работал в лондонском филиале и жил с Жан-Жаком и его семьей в Доркинге. Это были важные отношения. Жако не только стал наставником Жан-Жака; уважаемый дизайнер поддержал его как нового босса на Нью-Бонд-стрит, 175. Это стало важным сигналом для остальной команды.
Жан-Жак надеялся начать свою карьеру в Лондоне со склада, заполненного замечательными ожерельями, диадемами и брошами, сделанными при его отце в 1930-х годах. Вместо этого он обнаружил, что почти все было продано во время войны по низким ценам. Проблема, как выяснилось, заключалась в том, что люди, которых отец оставил за главных – Форман и Беллендже, – были торговцами и хотели продавать, что бы ни случилось. Одной из покупательниц была дама, производившая на севере Англии конфеты – ириски. Сладости в то время, когда нация отчаянно нуждалась в любом способе скрашивания действительности, создали этой леди состояние. В конце каждого месяца она отправлялась в Лондон, в Cartier. Там она спрашивала сотрудников, как дела; когда они жаловались, изъявляла желание купить несколько предметов, но по низкой цене. Продавцы были рады любой сделке на практически мертвом рынке.
Из разговоров с Жан-Жаком Картье
Я пришел в ярость, узнав, сколько товара было продано во время войны! Но я никогда этого не показывал. Видишь ли, я только что присоединился к фирме, а Беллендже и Форман были гораздо старше и поддерживали Cartier. Но, конечно, они должны были отослать драгоценности на хранение – мы могли бы заработать гораздо больше, продав их после войны.
Жан-Жак, с его любовью к дизайну, взял на себя художественное руководство лондонским домом. Как Туссен в Париже, он отвечал за творчество на Нью-Бонд-стрит, 175; и, как Туссен, он должен был создать коллекцию, которая отражала бы сдержанную послевоенную жизнь, но не теряла классического стиля Cartier. Маленькие броши в виде птичек и цветочков сильно отличались от больших бриллиантовых и изумрудных ожерелий, сделанных при Жаке, но и они должны быть выполнены в узнаваемом стиле Cartier. Работая в тесном сотрудничестве с Жако и дизайнерами, которых нанял и выучил его отец, – Фредериком Мью, Джорджем Чарити и Рупертом Эммерсоном, Жан-Жак стремился сохранить оригинальный дизайн Cartier. Он взял на работу новых сотрудников, в том числе Денниса Гарднера, но дал понять, что действовать придется по установленным правилам.