– Припекло мужика, перебрал минералочки, – прокомментировал Стас.
Наконец Сафронов вернулся, голоса в наушниках снова стали четкими, но мягкий баритон, звучащий в этот момент, не принадлежал ни одному из присутствующих в квартире.
– Господи, да сколько их там? Вроде было трое, а теперь еще какой-то мужик прорезался, – возмутился Стас.
– И баба, – подтвердил напарник, – и еще баба… и еще мужик. Может, кто-то из них имитатор? Или они просто телевизор включили? – прагматично предположил напарник.
Послышался характерный щелчок, и посторонние голоса исчезли.
– Магнитофон, – квалифицированно определил Стас.
Но потом исчезли и все остальные голоса. Сафронову стало жарко, он скинул пиджак, и в это время вся компания переместилась на кухню пить кофе.
Грязнов был взбешен. Вся его афера с незаконным прослушиванием провалилась. Все, что удалось выяснить, – Сафронов, в сопровождении своего подчиненного, встречался с кем-то еще на частной квартире. То есть выяснить не удалось ничего. Ни-че-го!
На самом деле разговор в квартире Бойко пошел о магнитофонной пленке.
– Итак, это наша единственная проблема, – констатировал подполковник.
– Надо ее уничтожить, – несмело предложил Осетров.
– Ты что, совсем спятил? – осадил Сафронов подчиненного, который в присутствии высшего начальства вдруг стал не в меру инициативным. – Она же прошла по всем документам, ее слышали и в РУОПе, и в МУРе…
– Друзья мои, не нужно ссориться. Пленку уничтожать нельзя, но никто не мешает нам свести ее доказательную ценность к нулю…
– Покоцать? – с надеждой в голосе спросил Осетров, гордый тем, что его посетило то же озарение, что и подполковника.
Бойко засмеялся:
– Ну, не в прямом смысле этого слова, сама пленка нам не повредит, а вот испортить запись нужно. Причем достаточно наложить хороший шумовой фон, и голоса вряд ли можно будет идентифицировать.
– А если это не голос подозреваемого, то грош ей цена, – закончил мысль обрадованный Сафронов.
– Одна голова хорошо… – Бойко был вполне удовлетворен результатами встречи.
Через два часа после этого разговора полковник Сафронов подвергся нападению неизвестных хулиганов, усыпивших его хлороформом в подъезде собственного дома. Удивительно, но часы и деньги остались при нем. На самом деле оперативники Грязнова всего лишь вернули свой «жучок».
БОМЖ16 февраля
Операция по перехвату нищих продолжалась. Представители новой власти побывали еще в нескольких точках, где они содержались. В одной из них владельца квартиры заставили позвонить старой «крыше» и сообщить о якобы подслушанном разговоре узурпаторов, в котором они условились о месте общего сбора – в самом крупном из «домов инвалидов».
«Крыша» доложила обстановку по инстанции – Сенатору, а тот не стал долго раздумывать и распорядился дать генеральное сражение имеющимися силами: времени ждать подкрепления не оставалось. Согласно срочно разработанной тактической схеме три человека должны занять позицию возле подъезда, двое – ждать начала событий на чердаке, готовые в решительный момент обрушиться на головы противника, основные силы размещаются на квартире в засаде.
Примерно через полчаса после того, как люди Сенатора рассредоточились в соответствии с описанной диспозицией, в подъезд вошел беспризорник с пакетом. Его наняли за бутылку кагора отнести посылку в квартиру, где располагалась засада. Посылка содержала «жучок» и радиоуправляемую мину. Оборванца впустили и, невзирая на его желание немедленно удалиться, заставили обождать, покамест боевики принялись осторожно изучать подарок, никак не решаясь его открыть.
Человек, сидевший в машине на противоположной стороне улицы, услышал в наушниках достаточное количество голосов, высказывавших мнения по поводу дальнейшей судьбы свертка, и включил взрыватель. Окно комнаты, выходящее во двор, вылетело вместе с рамой.
Один из группы прикрытия во дворе и засевшие на чердаке поспешили выяснить, что случилось. Жильцы принялись трезвонить в милицию, но она уже давно была на месте, ожидая своего часа. Оперативная группа, лично руководимая подполковником Бойко, после короткой перестрелки задержала всех участников инцидента, действовавших на стороне Сенатора. Никто из людей в форме не пострадал. «Один – ноль после первой серии, – констатировал Сафронов. – Продолжение следует. Империя наносит ответный удар».
Кириллу Ковалевскому ценой невероятных усилий удалось спуститься на каталке с третьего этажа. Выбравшись на улицу и проехав два квартала, он свернул за угол, выбрался на край проезжей части и принялся отчаянно голосовать. Покинув квартиру, он действовал на автопилоте, так же, как пробирается домой совершенно пьяный человек, чудом удерживающий относительно вертикальное положение. Все это время Кирилл фальшиво насвистывал одну и ту же мелодию. Его подобрал, едва не задавив и обильно осыпая матом, водитель свежеотрихтованной «пятерки».
– Куда?
– На хрен! Куда угодно! Подальше! И быстрее.
…Сенатор только к утру смог добиться отчета о происшедшем. Неприятности с Кротковым теперь казались ему чем-то малозначительным. Тем более Ракитская им занимается, значит, там все идет нормально. Вчерашние же события, если немедленно не предпринять чего-то сверхнеординарного, означают тотальную войну, к которой его враги, конечно, долго и тщательно готовились, а он пока даже не знает, кто они. Сведения о противостоящих силах и возможных замыслах таинственного неприятеля Сенатор рассчитывал получить не раньше, чем к концу дня.
Если «им» удалось перетянуть ментов на свою сторону, они могут вышибить его из центра. В Домодедове его достать намного труднее, но тут опасность может исходить от своих: стоит дать слабину, сразу какая-нибудь сволочь переметнется на другую сторону, возомнит, что может занять его место.
Он в гневе начал подбирать среди ближайших сподвижников наиболее подходящую кандидатуру на роль иуды, но окончательно остановиться не смог ни на ком – все, суки, были хороши.
Сенатор, хрустя суставами, взял себя в руки. По натуре своей он не был комбинатором, привык действовать по определенным шаблонам, опираясь на огромный опыт, развитый до степени шестого чувства, а когда встречалась трудноразрешимая проблема, просто «давил на все педали»: хоть что-нибудь принесет результат. В данном же случае следовало изобрести выход, непредусмотренный врагом, иначе один путь – в мышеловку… На размышления есть несколько часов, максимум – день.
Чтобы настроиться на непривычный строй мысли предполагаемого яйцеголового, он прошелся по кабинету, бессмысленно пролистал стопку газет с криминальными хрониками… Сенатор любил изредка, спортивного интереса ради, взглянуть на происходящее с точки зрения «лоха». Одна статья привлекла внимание, он просматривал ее раньше, речь шла о фонде «Славянин». Фонд выручил нескольких инвалидов, попавших в лапы к цыганам, которые заставляли их нищенствовать… И вдруг решение словно вспыхнуло само собой. Если войну выиграть проблематично, а отказаться от нее нельзя, можно отыскать желающего воевать вместо тебя. Завтра он сдаст этому «Славянину» всех перехваченных инвалидов с потрохами: с адресами квартир, где их держат, именами хозяев. Пусть тот, кто отхватил у него лакомый кусок, им же и подавится. Оставалась проблема финансовых потерь, но она уже не таит смертельной угрозы.
Продолжая машинально листать газету, Сенатор был вторично посещен музой и выдал на-гора еще одну гениальную идею: он должен построить церковь, храм, так сказать, Божий! Как раз сейчас «его» депутат занимается вопросами строительства, поможет, шибздик, уладить все технические сложности. Нужно найти подходящего батюшку. Можно двигать его наверх в поповской иерархии, рычаги найдутся, до сих пор всегда находились, черт побери, чем «люди в черном» отличаются от остальных?
…А водитель, подобравший Кирилла, оказался отставным офицером. Послушав крайне бессюжетный рассказ о мытарствах своего попутчика, он счел необходимым напоить его для укрепления нервной системы и утром отвез в фонд «Славянин». В соседних комнатах, не подозревая о присутствии друг друга, излагали свои истории Ковалевский и перебинтованный бритоголовый, раненный не столь серьезно, удравший накануне от конвоиров и всю ночь входивший в роль невинной жертвы под придирчивым руководством Сенатора.
ОСЕТРОВ16 февраля, вечер
– Екатерина Ивановна, я прошу вас как потерпевшую по этому делу сосредоточиться и хорошенько обдумывать ответы на все вопросы, которые сейчас прозвучат, – подчеркнуто официально произнес Осетров, сурово поглядывая на Катю. «Главное, вывести ее из равновесия, пошатнуть, оглоушить и добить».
– Я полагала, что все уже выяснено… – Получив повестку, Катя пришла к следователю с легким сердцем, считая эту беседу последней и чисто формальной.
– Нет, не все, – категорично заявил Осетров. – Возникли некоторые неясности.
– Какие? – Ей действительно стало не по себе.
– Дело в том, что Кротков настаивает на своей непричастности к похищению.
– Но у вас же есть два свидетеля: я и Эльдар…
– Кстати, как он себя чувствует? – перебил Осетров.
– Увы, он пока не в состоянии отвечать на ваши вопросы, – смутилась Катя.
– Понятно…
Она почувствовала в голосе следователя сочувствие и полную обреченность и поторопилась убедить его, что все не так уж безнадежно:
– Но врачи говорят, что буквально через несколько дней он полностью восстановится, и тогда можно будет узнать любые подробности о том, где его держали, кто его охранял.
– Ну, будем надеяться… – тяжело вздохнул Осетров.
На самом деле (и Осетрову это было отлично известно) состояние Эльдара оставалось без изменений. Он по-прежнему никого не узнавал и не помнил ничего из того, что с ним произошло. Специалисты полагали это частичной амнезией, а такие вещи могут или исчезнуть в любой момент, или тянуться годами. Осетров, в свою очередь, очень надеялся, что это продлится по крайней мере до конца следствия.