довлетворения потребности», оба типа «требуют отклика» — отклика словами или делами на требование и одними только словами на вопрос [Op. cit., 293 f.]63. Таким образом, рамки анализа типов предложений задаются определенного рода анализом мыслительных процессов.
Характерным для картезианской лингвистики является выделение в языке двух аспектов в соответствии с фундаментальным различием между телом и душой.
В частности, языковые знаки можно изучать как с точки зрения составляющих их звуков, так и представляющих их букв, или же с точки зрения их «значения», то есть «способа, каким люди используют их для означения своих мыслей» {Lancelot, Arnauld 1660, 5; цит. по: Арно, Лансло 1990, 71]. В похожих терминах формулирует свои задачи и Кордемуа: «В своем рассуждении я четко различаю все, что она [la parole 'речь'] воспринимает от души, и все то, что она заимствует у тела» [Cordemoy 1677, Предисловие]. Подобным же образом и Лами начинает свою «Риторику» с различения, проводимого между «душой слов» (то есть, между «тем, что в них есть духовного», «тем, что нам свойственно» — способностью выражать «идеи»), и их телом («тем, что в них есть телесного», «тем, что птицы, подражающие человеческому голосу, имеют общим с нами», а именно «звуками, которые суть знаки их идей»).
Короче говоря, у языка есть две стороны — внутренняя и внешняя. Предложение можно изучать с точки зрения того, каким способом оно выражает мысль, и с точки зрения его физического облика, иными словами, в плане его семантической или фонетической интерпретации.
Используя новейшую терминологию, мы можем сформулировать проведенное различие как различие между «глубинной структурой» предложения и его «поверхностной структурой». Первая есть базисная абстрактная структура, определяющая семантическую интерпретацию предложения; вторая есть поверхностная организация единиц, которая определяет его фонетическую интерпретацию и связана с физической формой реального высказывания, с его воспринимаемой или производимой формой. В этих терминах мы можем сформулировать второе фундаментальное положение картезианской лингвистики, а именно: глубинная и поверхностная структуры не обязательно должны быть тождественными. Базисная организация предложения, важная для его семантической интерпретации, не обязательно непосредственно обнаруживается в реальной расстановке и группировке его конкретных компонентов.
Эта точка зрения проведена с особой последовательностью в «Грамматике» Пор-Рояля; в ней впервые получил развитие картезианский подход к языку, причем сделано это весьма проницательно и тон коб4. Основная форма мышления (но не единственная, см. ниже, с. 87) — это суждение; в нем утверждается нечто о чем-то. Языковым выражением суждения является предложение; его двумя термами являются «субъект, который есть то, о чем что-то утверждается », и «атрибут, который есть то, что утверждается » [Lancelot, Arnauld 1660, 29; ср.: Арно, Лансло 1990, 92; 1991, 30]. Субъект и атрибут могут быть простыми, например, La terre est ronde 'Земля круглая', или сложными (compose), например, Un habile Magistrat est un homme utile a la Republique 'Способный чиновник есть человек, полезный для общества' или Dieu invisible a cree le monde visible 'Невидимый Бог создал видимый мир' [ср.: Арно, Лансло 1990, 129-130; 1991, 50, 51]. Более того, в подобных случаях сложный субъект и сложный атрибут заключают в себе отдельные суждения.
«Среди предложений, в которых как субъект, так и атрибут состоят из нескольких слов, встречаются предложения, содержащие, по крайней мере в нашем сознании (dans nostre esprit), несколько суждений, каждое из которых можно превратить в отдельное предложение.
Когда я говорю Dieu invisible a cree le monde visible „Невидимый Бог создал видимый мир", в моем сознании имеют место три суждения, заключенные в приведенном предложении. Ибо, во-первых, я выношу суждение, что Бог — невидим; во-вторых, что он создал мир, и, в-третьих, что мир — видим. Из этих трех предложений главное — второе; именно оно содержит самое существенное в рассматриваемом предложении, а первое и третье всего лишь привходящи, т. е. явля ются частями главного; первое составляет его субъект, а последнее — атрибут» [Op. cit., 68]*.
Иными словами, глубинная структура, лежащая в основе предложения Dieu invisible a cree le monde visible, состоит из трех абстрактных предложений**, каждое из которых выражает некое простое суждение, хотя поверхностная форма данного предложения является выражением всего лишь субъектноатрибутной структуры. Разумеется, эта глубинная структура только подразумевается, она не находит своего выражения, целиком оставаясь в нашем сознании:
«Из приведенного примера [т. е. Dieu invisible a cree le monde visible] видно, что подобные привходящие предложения (propositions incidentes)*** нередко * Цит. по [Арно, Лансло 1991, 51] со смысловыми и стилистическими изменениями, направленными на более точную передачу особенностей оригинала; [ср.: Арно, Лансло 1990, 130]. ** Здесь и далее Н. Хомский использует неоднозначный термин proposition 'неутверждаемое суждение', «семантическое предложение », «пропозиция», который мы переводим по контексту, отказавшись от термина «пропозиция» в применении к грамматике Пор-Рояля по стилистическим соображениям; кроме того, во французском тексте слово proposition означает обычное предложение, в каковом значении это слово встречается и в английском тексте. *** Данный перевод предложен в [Арно, Лансло 1991, 51] наряду с описательным переводом «предложение с относительным местоимением » [Там же], который используется также в [Арно. Лансло 1990]. присутствуют в нашем уме, не будучи выражены словесно » [Op. cit., 68; ср.: Арно, Лансло 1990, 130; 1991, 51].
Иногда глубинная структура находит более явное выражение в поверхностной форме: Приведенный выше пример я могу перестроить следующим образом. Dieu QUI est invisible a cree le monde QUI est visible «Бог, который невидим, создал мир, который видим» [Op. cit., 68-69; цит. по: Арно, Лансло 1991, 51; ср.: Арно, Лансло 1990,130-131]. Как бы то ни было, реальность глубинной структуры — это скрытая ментальная реальность, нечто вроде мысленного аккомпанемента высказывания независимо от того, соответствует ли ей поверхностная форма произносимого высказывания простым, одно-однозначным образом или нет.
В общем случае конструкции, состоящие из существительного и другого существительного в приложении или из существительного и прилагательного или причастия, имеют в своей основе глубинную структуру с относительным придаточным: «все эти обороты речи по смыслу включают относительное местоимение и могут быть заменены на конструкцию с относительным местоимением» [Op. cit., 69; ср.: Арно, Лансло 1990,131; 1991, 51]. Одна и та же глубинная структура может по-разному реализоваться в разных языках, например, в латинском мы имеем Video сапет currentem 'Я вижу бегущую собаку', а во французском Je vois un chien qui court 'Я вижу собаку, которая бежит' [Op. cit., 69-70; см.: Арно, Лансло 1990,131; 1991, 51]. Позиция относительного местоимения в «привходящем предложении» определяется правилом обращения глубинной структуры в поверхностную. Это можно наблюдать на примере таких фраз, как Dieu que jfауте «Бог, которого я люблю », Dieu par qui le monde a este cree «Бог, которым был создан мир». В этих случаях «относительное местоимение всегда ставится в начале такого предложения (хотя по логике вещей должно было бы занимать в нем последнее место), если только оно не управляется предлогом, который предшествует местоимению, по крайней мере в обычных построениях» [Ор. dt,, 71; цит. по: Арно, Лансло 1991, 52; ср.: Арно, Лансло 1990, 133].
В каждом из только что рассмотренных предложений глубинная структура состоит из системы [абстрактных] предложений, и она не получает прямого, одно-однозначного выражения в реально производимом материальном объекте. Чтобы образовать из такой глубинной системы элементарных предложений реальное предложение, мы используем определенные правила (в современных терминах, грамматические трансформации).
В приведенных примерах мы применяем правило постановки в препозицию относительного местоимения, которое замещает существительное в придаточном предложении (вместе с предлогом, если он имеется). Затем мы можем при желании опустить относительное местоимение, одновременно опустив и связку (как в примере Dieu invisible 'невидимый Бог') или изменив форму глагола (как в примере cams currens 'бегущая собака'). И наконец, в некоторых случаях мы должны поменять местами существительное и прилагательное (как в примере un habile magistrat 'способный чиновник')65.
Глубинная структура, выражающая значение, является общей для всех языков, поэтому она считается простым отражением формы мысли. Трансформационные же правила, по которым глубинная структура превращается в поверхностную, могут разниться от языка к языку. Поверхностная структура, образующаяся в результате этих трансформаций, разумеется, не выражает непосредственно значимых связей между словами, за исключением простейших случаев. Семантическое содержание предложения передается именно глубинной структурой, лежащей в основе реально произнесенного высказывания. Тем не менее, эта глубинная структура таким образом соотносится с реальными предложениями, что каждое из составляющих ее абстрактных предложений (в вышеприведенных примерах) может быть непосредственно реализовано в виде простого пропозиционального суждения.
Теория существенных и несущественных суждений как компонентов глубинной структуры развивается в «Логике» Пор-Рояляб6, в которой представлен более детальный анализ относительных придаточных.
В «Логике» проводится различие между экспликативными (неограничительными, или аппозитивными) и детерминативными (ограничительными) относительными придаточными*. Это различие основано * Эти придаточные по-русски называются также «изъяснительными » и «определительными» соответственно. на предварительном анализе «содержания» (comprehension) и «объема» (etendu) «общих идей» [Arnauld 1964]67; говоря современными терминами, — на анализе значения и референции. Содержание идеи — это набор определяющих ее сущностных атрибутов вместе со всем тем, что может быть из них вывед