то вы?' и // m'a demande quij'estois 'Он меня спросил, кто я' [Op. cit., 113; цит. по: Арно, Лансло 1991, 76; ср.: Арно, Лансло 1990, 170].
Итак, суть теории Пор-Рояля в общих чертах заключается в следующем: у каждого предложения есть внутренняя, ментальная, сторона (глубинная структура, образующая его значение) и внешняя, материальная, сторона — последовательность звуков. Анализ поверхностной структуры, разбиение ее на фразы* может и не выявить никаких значимых связей в глубинной структуре, если на них не указывают ни формальные показатели, ни порядок слов. Тем не менее глубинная структура всегда присутствует в сознании при произнесении конкретного высказывания. Глубинная структура состоит из системы организованных различным образом элементарных суждений, которые имеют субъектно-предикатную форму с субъектом и предикатом простого вида (т. е. последние представляют собой категории, а не более сложные фразы). Многие из этих элементарных объектов могут независимо реализоваться в виде поверхностных предложений. В общем случае нельзя утверждать, что элементарные суждения, из которых состоит глубинная структура, утверждаются при произнесении предложения, производного от этой глубинной структуры; примером могут служить экспликативные и детерминативные предложения, которые * Здесь термин «фраза» употреблен в обычном для американского языкознания значении составляющей предложения. различаются между собой в этом отношении. Чтобы составить реальное предложение на основе данной глубинной структуры, которое передавало бы мысль, выражаемую этой структурой, необходимо применить определенные трансформационные правила изменения порядка следования элементов, их субституции или опущения. Некоторые из этих правил обязательны, другие же факультативны. Так, предложение Dieu qui est invisible a cree le monde visible 'Бог, который невидим, создал мир, который видим' отлично от его парафразы Dieu invisible a cree le monde visible 'Невидимый Бог создал видимый мир'; здесь применена факультативная операция опущения, однако трансформация, в результате которой существительное заменяется относительным местоимением, а последнее выносится в препозицию, является обязательной.
Это объяснение действительно только для предложений, основанных исключительно на суждениях.
Однако последние, хотя и являются важнейшей формой мысли, вовсе не исчерпывают «операции нашего рассудка» и «к этому, однако, следует еще добавить конъюнкцию, дизъюнкцию и другие подобные операции нашего рассудка, а также все другие движения души: желания, приказания, вопрос и т.д.» [Op. cit., 29; цит. с изм. по: Арно, Лансло 1991, 30; ср.: Арно, Лансло 1990, 91-93]. Эти и другие «формы наших мыслей» отчасти означиваются посредством специальных частиц, вроде лат. поп 'не', vel 'или', si 'если', ergo 'следовательно' и т.д. [Op. cit., 137-138; ср.: Арно, Лансло 1990, 202; 1991, 30]. Однако и в таких предложениях тождество глубинной структуры может быть замаскировано различиями в трансформационных средствах, используемых для образования реальных предложений в соответствии с теми значениями, которые говорящий намеревается выразить. В качестве примера можно привести вопросительные предложения. В латыни вопросительная частица ne «не имеет никакого объекта вне нашего разума, но единственно означает движение нашей души, когда мы хотим что-то узнать» [Op. cit., 138; ср.: Арно, Лансло 1990, 202; 1991, 94]. Что же касается вопросительного местоимения, то это «не что иное, как местоимение, к которому добавлено значение частицы ne: заменяя, как и все другие местоимения, имя, оно, кроме того, выражает движение нашей души, желающей узнать что-то и ждущей соответствующих сведений» [Op. cit., 138; цит. по: Арно, Лансло 1991, 94; ср.: Арно, Лансло 1990, 202-203]. Однако это «движение души» (mouvement de Pame) может быть означено разными способами, а не только добавлением частицы, например, изменением тона голоса или инверсией порядка слов, как во французском языке, где субъект, выраженный местоимением, «передвигается » [см.: Арно, Лансло 1990, 203; 1991, 95] в позицию после показателя лица в глаголе (при этом сохраняется согласование, имеющееся в глубинной форме).
Все эти средства помогают реализовать одну и ту же глубинную структуру [Op. cit., 138-139].
Следует отметить, что в теории глубинной и поверхностной структуры, развиваемой в лингвистических исследованиях Пор-Рояля, в имплицитном виде содержатся рекурсивные механизмы, обеспечивающие бесконечное применение конечных средств, описываемых этой теорией; такой и должна быть любая адекват нал теория языка. Более того, в приведенных примерах рекурсивные механизмы отвечают определенным формальным условиям, существование которых вовсе не является необходимым a priori. Как в случаях тривиальных (например, при конъюнкции, дизъюнкции и т. п.), так и в более интересных случаях, обсуждаемых в связи с относительными придаточными и инфинитивами, единственный способ расширения глубинной структуры заключается в добавлении полных предложений с базовой субъектно-предикатной структурой.
Трансформационные правила опущения, пермутации и т. д. не играют никакой роли в создании новых структур. Разумеется, остается открытым вопрос, в какой степени грамматисты Пор-Рояля осознавали данные свойства собственной теории, находились ли они в центре их интересов.
Рассуждая в современных терминах, мы можем формализовать описанный выше подход посредством описания синтаксиса языка в терминах двух систем правил: базовой системы, порождающей глубинные структуры, и трансформационной системы, отображающей глубинные структуры на поверхностные. Базовая система состоит из правил, порождающих глубинные грамматические отношения между элементами с абстрактным порядком (правила переписывания грамматики непосредственных составляющих); транс* формационная система состоит из правил опущения, пермутации, прибавления и т. д. Базовые правила позволяют вводить новые предложения (иначе говоря, они содержат правила переписывания вида А —>... S..., где S — начальный символ базовой грамматики непосредственных составляющих); других рекурсивных H.Хомский. Картезианская лингвистика средств не существует. Среди трансформаций фигурируют такие, посредством которых формулируются вопросы, императивные высказывания и т. д. в случае, если в глубинной структуре содержатся соответствующие указания (т. е. когда глубинная структура репрезентирует соответствующее «ментальное действие» посредством разработанной для этой цели нотации)72.
По всей видимости, «Грамматика» Пор-Рояля была первой грамматикой, в которой было более или менее четко развито понятие структуры непосредственных составляющих73. В связи с этим интересно отметить, что эта грамматика также вполне недвусмысленно свидетельствует о неадекватности описания в терминах структур непосредственных составляющих, когда речь идет о представлении синтаксической структуры; в ней содержатся намеки на своего рода трансформационную грамматику, которая во многих отношениях сходна с той, что активно разрабатывается в настоящее время.
Если перейти от общей концепции грамматической структуры, изложенной в «Грамматике» Пор-Рояля, к конкретным образцам грамматического анализа, то мы обнаружим в ней много других попыток развить теорию глубинной и поверхностной структуры. Например, наречия (в большинстве случаев) рассматриваются как следствие «желания людей сделать речь более краткой», поэтому они предстают как эллиптические формы предложно-именных конструкций; например, sapienter 'благоразумно' вместо cum sapientia 'с благоразумием' или hodie 'сегодня' вместо in hoc die 'в этот день' [Op. cit., 88; цит. по: Лрно, Лансло 1991, 63; ср.: Арно, Лансло 1990, 146]. Подобным же образом глаголы рассматриваются как такие слова, которые содержат в скрытом виде глубинную связку, выражающую утверждение, а это значит, что и их использование обусловлено желанием сделать конкретное выражение мысли более кратким. Глагол — это «слово, главное предназначение которого состоит в обозначении утверждения74.
Речь, содержащая глагол, есть речь человека, который не только осознает какие-то объекты, но и судит о них, что-то по их поводу утверждает» [Op. cit., 90; цит. по: Арно, Лансло 1991,64; ср.: Арно, Лансло 1990,147-148].
Когда мы произносим глагол, мы тем самым совершаем акт утверждения, а не просто обозначаем утверждение как «предмет нашей мысли», как, например, когда мы используем «имена, [которые] тоже обозначают утверждение, например, [лат.] affirmans 'утверждающий', af firmatio 'утверждение'» [Op. cit., 90; цит. по: Арно, Лансло 1991, 64; ср.: Арно, Лансло 1990, 148]. Поэтому предложение лат. Petrus vivit или франц. Pierre vit 'Петр живет' значит Pierre est vivant 'Петр есть живущий' [Op. cit., 91; см. Арно, Лансло 1990, 149; 1991, 65], а в предложении лат. Petrus affirmat 'Петр утверждает' affirmat равнозначно est affirmans 'есть утверждающий' [Op. cit., 98; цит. по: Арно, Лансло 1991, 68; ср.: Арно, Лансло 1990, 156]. Из этого следует, что в предложении лат. affirmo 'Я утверждаю' (в котором субъект, связка и атрибут сокращены до одного-единственного слова) выражены два утверждения. Первое — это акт утверждения, совершаемый говорящим, другое — утверждение, которое говорящий приписывает кому-либо (в данном случае себе). Подобным же образом «глагол nego 'отрицаю', напротив, содержит... одно утверждение и одно отрицание » [Op. cit., 98; цит. по: Арно, Лансло 1991, 68; ср.: Арно, Лансло 1990, 156]75.
Если эти наблюдения грамматистов Пор-Рояля сформулировать в терминах нашей теории, то окажется, что глубинная структура, лежащая в основе такого предложения, как Петр живет или Бог любит человечество [Arnauld 1964,108; см.: Арно, Николъ 1991,107], содержит связку, выражающую утверждение, и предикат (живущий, любящий человечество), относимый к субъекту суждения. Глаголы образуют подкатегорию предикатов; к ним применяется трансформация, в результате которой они сливаются со связкой в единое слово.
Более подробный анализ глаголов содержится в «Логике» Пор-Рояля; в ней утверждается, что несмотря на внешний вид поверхностной структуры, любые предложения с переходным глаголом и дополнением «можно назвать сложными, они содержат некоторым образом два предложения» [Op. cit., 117; ср.: Там же, 120]. Так, на предложение Брут убил тирана мы можем возразить, что Брут вообще никого не убивал или что человек, которого убил Брут, не был тираном. Отсюда следует, что это предложение выражает суждение о том, что Брут убил кого-то, кто был тираном, и глубинная структура должна