— Кто конкретный заказчик?
— Я их не знаю. Но… и знаю.
— Кто?!
— Откройте журнал «Форбс». Там есть списки самых богатых людей мира, которые любят произведения искусства. Не за их красоту. За возможность удачно поместить капитал. С перспективой хорошей прибыли.
— Но кто будет покупать ворованные картины?
— Все будут! Это уникальный товар. Цены на него пойдут в рост! Если бы вы знали, сколько пропавших шедевров висит в частных собраниях, которые никто никогда не видел! А лет через двадцать — тридцать или пятьдесят они всплывут на рынке. Например, когда Эрмитаж сгорит. Или случится небольшая гражданская война, причем основные бои будут проходить именно там, возле Зимнего дворца. Это в семнадцатом году революционные матросики громили в Зимнем винные склады и воровали столовое серебро. Теперь будет другой расклад. Но можно и без войны. Можно поменять в стране власть, чтобы списать все безобразия на прежних правителей.
— Но ведь новая власть может спросить с предшественников?
— Да что вы! А что же вы не требуете вернуть вам разворованные в перестройку сокровища Гохрана? Или увезенный неизвестно куда золотой запас СССР? Никто ничего не требует и не ищет! Так что вы зря надеетесь. Мир изменился. Так что ждите новых войн и революций. И новых пожаров в мировых музеях. Или более изящных схем, когда подлинники подменяются хорошо сделанными копиями. И все смотрят и восхищаются. Вы сунулись в сферу, где наркобизнес отдыхает! Потому что наркомафия не организует войны и перевороты, чтобы под шумок, вернее под шум артиллерийских орудий, оторвать себе жирный кусочек из мирового наследия. Наркобароны — агнцы божьи в сравнении с этими любителями изящных искусств.
— И что с этим можно сделать?
— Ничего. Закрывать границы, как это делает Северная Корея. Или участвовать в дележе. Я предпочитаю — участвовать. И вам предлагаю. Это хороший бизнес! Это вам не пирожками на вокзале торговать. У меня есть к вам деловое предложение, которое может, должно вас заинтересовать! Давайте выслушаем его, обсудим, поторгуемся… Пикассо в спальню я вам не обещаю, но хорошую прибыль… — Посмотрел вопросительно. — Вижу, не хотите… Желаете перевернуть этот мир в одиночку, как Архимед, одним рычажком? Только нет его у вас. Возможно, допускаю, вы сможете остановить какие-то сделки, насолить кому-нибудь, спасти какой-нибудь музей от пожара или разорения. Но вы не сможете остановить глобальный бизнес. Мир ищет варианты вложения и сохранения капиталов. Уже давно не проблема зарабатывать деньги — проблема сохранить их. И лучшее вложение — это вложение в предметы искусства, потому что Леонардо жил, но умер. И другой Моны Лизы уже не будет! Машины будут, айфоны, самолеты, а Моны Лизы — нет! И значит, рост цен гарантирован без верхнего предела! А если есть спрос… То всегда будет предложение. И люди, заложники, независимость целых государств здесь в расчет брать не будут. Реку ладошками не остановить. Даже — вашими.
— Где будет встреча? Где ждут товар?
— По ту сторону границы. Но там будет лишь очередной посредник. Его задача опознать и принять груз, который вы вряд ли туда потащите. Не захотите рисковать. Я правильно понимаю?
Правильно понимает. Кто там будет, сколько — неизвестно. Может, целый батальон. А устраивать полномасштабные бои на чужой территории. Так можно легко «груз» потерять. Тем более это лишь очередное звено, в длинной цепи.
— Вы пойдете туда?
— Нет, пойдет караван.
— А я? Мне нельзя там появляться пустым. Уж лучше вы меня — здесь.
— Вы пойдете другим маршрутом. Я держу свои обещания. А вы сдержите свои. Я дам вам связь.
— Что это?
— Адрес доски бесплатных объявлений. Раз в месяц вы должны заходить и просматривать объявления. Если увидите вот такое буквенное обозначение, неважно в каком контексте, напишете мне. Только не надо пропадать. Я не верю в болезни, несчастные случаи и внезапные смерти. И буду искать вас. И найду. Можно вашу ручку?
Собеседник побелел:
— Зачем? Вы что, опять?!
— Ну, зачем мне безрукий партнер? Мне нужны ваши пальчики, по которым я смогу вычислить вас. Подержитесь здесь.
Собеседник протянул руку, усмехнулся криво:
— В вашем ведомстве это, кажется, называется вербовкой? А я сексот?
— Можете считать и так. Мы теперь в одной связке. Врагов у вас много, а друг один. Это я. Пальчик ваш, вон тот, я с вашего разрешения заберу на память.
— Образчик ДНК берете?
— Беру.
Открыть термос, бросить на лед отрубленный мизинец.
— Ну что… Было… неприятно познакомиться?
— Взаимно. Приятного, верно, мало. — Поднял перехваченную платком руку.
— Ничего, лучше потерять палец, чем голову…
— Согласен. Без головы жить труднее. Хотя… — взглянул на него иронично, — иногда и кому-то легче… Скажите, зачем вам всё это?
Действительно — зачем? Когда предлагают такие деньги! И те, и этот… На которые можно всю жизнь жить… Только вряд ли удастся, потому что внизу пирамиды счастливо не живут. Тем более долго. Рано или поздно — не те, так другие… Или свои. Свои даже вернее!
В Организации лежат… отпечатки его пальцев и образчики ДНК. И остались его близкие, которые отвечают за него своей головой. А он за них — своей. И еще есть его страна, за которую он пролил литры крови. И предки, которые лили свою — не жалеючи. И их предки…
И сдавать всё это по дешевке, пусть даже под хорошие проценты, как-то не очень по-людски. Есть еще что-то, кроме личного благополучия. Что-то более святое, чем деньги. Что тянется оттуда, из прошлого, наверное, устаревшее как артефакт. Но… от того еще более ценное! Как портрет Моны Лизы!
— Так зачем?
— Зачем? Затем, что кто-то должен…
— Что должен? Кому?
Всем должен. Тем, кто был и кто будет. Кто был до него и будет после него! На этой одной шестой… И даже тем партизанам, которые оставили здесь, на чужой земле, два безымянных холмика.
Многим обязан! Так что, no pasarán!
— Что вы сказали?
— Ничего. Вам не понять…
На поляну вышла одинокая лошадь с тюком на спине.
— А вторая? Где вторая? И где все?!
— Я не знаю. Мне сказали, я привел, — пожал плечами погонщик. — Нате, держите. — Сунул в руку уздечку.
— Посмотрите, что там. Быстрее!
Тюк сняли, сбросили на землю, развязали, заглянули внутрь.
— Тут какая-то книга.
— Что? Книга?..
— Кажется, альбом.
Точно, альбом. Большой, красочный, с репродукциями картин из Эрмитажа. Изданный еще в СССР.
— А больше ничего нет?
— Нет, ничего!
Что за чертовщина? Открыть, пролистнуть альбом. Да, картины — те самые… Но которые не продать. И какая-то строчка, обведенная красным фломастером.
— Что там, переведите.
— Тут написано… Написано…
Тут написано: «Картины, выставленные в Эрмитаже, являются народным достоянием и принадлежат миру»…
Вот и всё. Цепочка оборвалась. Окончательно.
То есть она, конечно, продолжается, идет, тянется, куда-то туда, в заоблачную высь. Но тянется не здесь — там, где чужая епархия. И куда ему хода, без разрешения начальства, без приказа «Верховного» нет.
Он работник «внутренних органов». Сугубо «для внутреннего пользования». Что от него зависело — он сделал! Вот они — картины. Вторая партия. А первая — там, в музее-усадьбе. Его миссия — выполнена. Остальное пусть копают компетентные органы.
Только вряд ли что выкопают — найдут исполнителей, потрясут как следует, по почкам постучат, узнают имена средних командиров, привлекут… И на этом успокоятся.
Потому что вообразить, что захват, заложники, пожар, штурм — это не более чем шумовая завеса, трудно. Невозможно! И кому надо сор из избы выносить?
Кто-то получит медали. Кто-то благодарности. Кто-то выговоры. Дело сдадут в архив. А потом? Потом, не исключено, случится еще пожар. Или захват заложников. Возможно, не здесь, а… в Лувре. Или Дрезденской галерее. И кто-то повесит на стену еще одну картину известного художника.
Этих он попробует остановить. Других… всех… — вряд ли… Спрос рождает предложение. Предложение — находит исполнителей. Исполнители — отрабатывают свои деньги. И льется кровь, которая не в счет. Это разменная монета в крупной игре.
И поспорить с этим трудно. Невозможно. Потому что нельзя переписать книгу «Капитал». Можно попытаться изменить правила в одной, отдельно взятой стране и передать культурные ценности народу, у которых нет вилл и особняков и которым некуда вешать подлинники Рембрандта — просто места в хрущевках и брежневках не найдется! И на дачах тоже. И даже в гаражах. Нет там свободных стен таких площадей! Ну и, значит, нет рынка.
Кому интересно — ходите в музеи и покупайте в газетных киосках художественные открытки.
Такое решение… Где-то правильное.
Но только нет такой отдельно взятой страны. Была — да вся вышла.
Тогда — о чем говорить… Тогда будьте готовы! В любую следующую минуту…
По Эрмитажу идет человек. Никакой яркой наружности — ни кожи ни рожи. Взглянешь — не заметишь. Заметишь — не запомнишь. Запомнишь — забудешь. Обычный посетитель, каких тысячи. Ротозей.
Картины… Картины… Картины в рамах на стенах. Картины, которые он уже видел, но при других обстоятельствах. И не здесь.
Портреты… Лица давно умерших людей. Из тех, из ушедших эпох. Которые благодаря таланту художников пережили века. И смотрят теперь, заглядывают в душу.
Как будто спрашивают — кто вы, потомки… Зачем вы?
А может это просто кажется. Ведь портреты — это лишь масло, намазанное кистью на холст. Тогда давно… А может, позже. Может, вчера. Ведь никогда не знаешь, что это — подлинник или копия.
Теперь — не знаешь.
Человек идет по залам. Такой же, как все. Обычный. Ничем не примечательный — дяденька из провинции, решивший посетить храм искусства. Смотрит, вертит головой. И вспоминает. То, что хотел бы забыть навсегда…