Не было лишь меча-кладенца… Но первое средство от злых оборотней - осиновый кол. Выстрогал Любимый себе меч из осины и отправился на змеиную поляну.
Спешил он, потому что знала колдунья: приходит Майе время родить, приходит время держать слово, данное Змею!
Ох, сколько же сомнений грызло в ту пору бедную душу Майи! Дитя росло в ней - приближался день расплаты. «Может быть, Чужие не успеют?» Она никуда не ходила, торопила боль, но едва откинулась на кровать в первом страхе, как увидела прильнувшее к стеклу зеленоватое, мерцающее лицо Эльзы. Вскрикнула Майя, но Чужие уже ломились в дверь.
Майя не давалась, но Чужие облепили ее холодными, скользкими телами, тугим клубком выкатились из комнаты на лестницу, с лестницы во двор, со двора на улицу, с улицы в чащу, все ближе и ближе к синей груде камней на змеиной поляне.
Но там уже ожидал врага воин, и, когда, в переливах дождя, пронеслась по небу молния и ударилась оземь, чтобы обернуться Огненным Змеем, он встретил врага поднятым мечом. Ткнулся Змей в осиновое острие, повис над воином и уставил в него огненный взор свой. Тут бы и обратился богатырь в горюч-камень, да не зря ворожила колдунья.
Смекнул Змей, что лихо ему придется, и решил взять противника подкупом. Махнул он огненным рукавом, рассыпал искры, и там, где коснулись они земли, заиграло летучее пламя, отворились клады. Не блеском монет манили они - блеском богатств Земли. И приковали клады взор Любимого, потому что когда-то давно, еще до того, как засмотреться навеки в глаза Природе, он был искателем сокровищ Земли, геологом.
- Откуплюсь, чем только пожелаешь! - громыхнуло в небесах. - Бери злато, серебро, каменья самоцветные, змеиное молоко - ртуть, белый свинец - олово, ярую медь и черный уголь!
Поник меч в руке воина, но во все века обычаем змей было вероломство, а потому тотчас обрушились на него дым, пламя, бурные вихри. Ядом наполнился воздух.
А колдунья между тем искала Змееву кожу. Конечно, она должна быть где-то здесь, неподалеку от поляны синих камней, скрытая в чаще трав, притворившаяся одной из них! И, стоя на коленях в пахучем разнотравье, перебирала колдунья чистотел и медвежье ушко, живокость и лунник, башмачок и дурнишник, белокопытник и журавельник, золототысячник и повилику… Но все травы были теплы, чутки, добры. И вдруг метнулась из земли тонкая медная стрелка! То была трава-медяница, которая зарождается от гниения зловредных гадов и охраняет Змееву кожу. Чуть завидит она человека, бросается на него стрелою и пронзает насквозь!… Но кружевное опахало папоротника заслонило собой колдунью, когда медяница была уже почти у цели. Упала медяница, и на этом месте увидела колдунья Змееву кожу. Была она гладка, будто вода, и тяжела, как малахит, и холодна, как промерзшая земля; чудно переливались на ней краски и сверкал алмазный гребень.
Лишь коснулась колдунья кожи, как распался клубок Чужих вокруг Майи, и, не разбирая дороги, побежала Майя вперед, оказавшись через несколько мгновений у реки, где дремала, уткнувшись в песок, верная
Змею Катерина-одиночка. А позади, прорываясь сквозь сплетения деревьев, ломились опомнившиеся Чужие, и не было возможности обойти их, и лишь один путь оставался - к воде, и заплакала Майя, не желая умирать. От этих слез встрепенулась лодка, волна ударила в берег.
- Катерина, ты видишь? Бежит в отчаянии женщина, спасая свое дитя, как ты бежала когда-то. И нет ей пути назад, как не было тебе. Одна только утлая ладья перед нею… Все повторилось, Катерина!…
Лодка метнулась к Майе, кренясь, чтобы удобнее было взобраться в нее. Не помня как, очутилась Майя в лодке, и Катерина-одиночка рванулась вперед. Майя зажмурилась от страха и не видела, что сонмище Чужих вдруг замерло, а потом, словно повинуясь некоему зову, опрометью бросилось обратно в лес, на ходу сбрасывая человечье обличив и превращаясь в змей.
Колдунья схватила кожу - и тут же отцвел клад-приманка, рассеялся ядовитый туман вокруг богатыря, а Змей со стоном вонзился в дождевую тучу, но так яростен он был, что туча с шипением иссохла, а Змей вновь грянул с высоты. Там, где опустился он на землю, истлела трава, но Змей не бросился на воина, а обманным движением обогнул его, скользя к реке. Любимый решил, что Змей убегает, но колдунья знала, что, когда кожа Змея оказалась в чужих руках, он внезапно ослабел и начал сохнуть от внутреннего жара, и надо было ему немедля унять тот пламень, вернуть силу, окунувшись по обычаю всех змей в воду. Она сорвала сухих стеблей донника и тонкой горечавки, чиркнула спичкой и бросила огонь на тропу, по которой Змей стремился к реке.
Завыл, закружился Змей, не в силах преодолеть зачарованное пламя, но тут откуда ни возьмись Умная Эльза возникла перед ним с чашей парного молока и потайной травой припутником. С шипением припал Змей к чаше, высосал молоко и приложил припутник ко лбу - и силы вернулись к нему. Изрыгая яд, кинулся он на богатыря, не заметив даже, что одна капля яда упала на Умную Эльзу, уничтожив ее на месте… Но сколько он ни брызгал слюной, сколько ни впивался взглядом в воина, надежно оберегали того травы. А Змей то взмывал к тучам и носился среди них, сам подобный живой, огнедышащей туче, то ввинчивался в глубину змеиного колодца, чтобы набраться сил в объятиях соплеменников, но Чужих там не было, они преследовали Майю… И Змей вновь и вновь обрушивался на противника. Деревянным мечом не мог тот смертельно уязвить врага, по держался, ожидая колдунью со Змеевой кожей. И тогда, чуя погибель неминучую, воззвал Змей к своему племени:
- Все, кто злобен, кто переполнен отравой, кто коварен, вероломен, жесток, все готовые умножать пороки и поражать добродетели, зловредные и злокозненные, трусливо жалящие сквозь улыбки, все предатели, клеветники, сплетники, доносители, лжецы и фарисеи, придите ко мне!
Тогда-то Чужие оставили преследование Майи и устремились к своему повелителю.
Зашипел и заскрипел лес, обвитый ядовитыми гадами, и поняла колдунья, что не добежать ей до Любимого. Она бросила Змееву кожу и торопливо зачиркала спичками. Огонь умирал, едва коснувшись ледяной поверхности. Тогда колдунья подгребла сухие травинки, листья, прутики, заслонила слабый огонек ладонями, волосами завесила его от малейшего ветерка, но тщетно.
- Ох, Цветица, я бессильна!
Оглянулась колдунья в отчаянии, и взор ее упал на растение с высоким крепким стеблем, с крупными сиреневыми цветками, собранными в тугие небольшие кисти.
- Ясенец!
Головокружительный запах источало растение, и у колдуньи потемнело в глазах, но все-таки она чиркнула последней спичкой и поднесла ее к кисти цветов.
Нежно-голубое мерцание окутало растение, колдунья пригнула его к Змеевой коже… Светлый пламень упал на кожу, она вспыхнула черным огнем. А чудесный цветок постепенно погас, и никаких следов огня на нем не осталось. Ведь не зря ясенец зовется в народе неопалимой купиной.
Молния прошила тело Змея. Бешено заметался он, силясь оторваться от земли, то скручиваясь кольцами, то обвивая себя руками и ногами, жаля сам себя. Он чернел, белел, ослепительно сверкал, горя и сгорая в своем огне, и ничто уже не могло спасти его от гибели. И когда последняя огненная струйка пробежала по сгоревшей Змеевой коже, в предсмертном усилии смог-таки он приподняться над лесом, окинуть его гаснущим взором. И увидел он, что его подданные снова торопливо напяливают обличив людей и разбегаются из заветного леса, чтобы не возвращаться туда до тех пор, пока оскорбленная Природа вновь не породит Змеиного царя на устрашение оскорбителю своему - человеку. А еще увидел он опустелый змеиный колодец, Любимого, опьяненного победой, и Катерину-одиночку, несущую в своих деревянных ладонях Майю и нерожденное дитя, которое уже никогда не будет отравлено Змеиным поцелуем. И тогда испустил Змей три предсмертных, самых сильных молнии, против которых нет и не было оберега. Уничтожила первая молния то место, где был змеиный колодец, а вторая испепелила богатыря, и никогда не узнать Майе, что воскрес - и вновь погиб ее Любимый. А третья молния достигла реки, целясь в Майю, но лодка резко качнулась, Майя повалилась на борт, и молния ударила не в нее, а в Катерину-одиночку.
И сгинул Змей.
Закричала Майя, стоя в пылающей лодке посреди реки, но Катерина была еще жива. От обугленных бортов поднимался пар, змеилось под ним жадное пламя, однако Катерина-одиночка плыла. И только на мелководье, выдохнув из последних сил: «Все! Больше не могу!» - она скрылась, всхлипнув, в волнах.
Майя побрела по колено в воде к берегу, а в лесу, обожженном битвой со Змеем, залилась слезами колдунья. Плакала, что она - не собственная выдумка, а потому осталась жива, хотя погибли друзья, что нести ей теперь горе вечной разлуки с их светлыми душами, а пуще всего - что сказка уже рассказана, осталась лишь последняя глава.
Никто не заметил, пока длилось сражение, как волшебник закат в одночасье воздвиг терем ночи, а волшебник рассвет так же скоро разрушил его. Измученная Майя повалилась в траву недалеко от реки и закрыла глаза. После пережитого весь мир представлялся ей пустыней, где властвуют Чужие. Ей захотелось стать цветком, родить семена, множество семян, и засеять Землю, чтобы вернуть добро и красоту, но боль прервала ее мысли. Майя открыла глаза и в солнечном небе ясно различила высокую, ясную звезду. Это была Денеб, альфа Лебедя.
- Цветица! - позвала Майя, вонзая ногти в землю. Ей было так больно, словно рожала она не крохотного ребенка, а целую планету - с лесами, горами, морями, цветами и людьми.
…Напрягся, удлинился стебель журавельника. Отягощенные семенами стебельки резко изогнулись вверх, придав цветку вид диковинного зеленого канделябра. Солнечный ветер взлохматил луг, и цветок закачался, роняя семена.
Головка мака устало поникла и, послушная малейшему движению воздуха, начала сеять свои черные зернышки.