- Одну только пасть, что в усмешке разъята, я вижу! Ой, проглотит, проглотит меня это жерло!
- Посмотрите! Исчезли вражьего логова стены, словно бы тьма их слизнула! Чудится, сам себя свет источает!
И каждый храм тот по-разному видел, и каждого ужас терзает нещадно…
…Едва усмирив биение сердца, слышит Эсагилкиниуббиб: государь его кличет.
- Друг мой, о чем говорят нам великие боги? Неужто вспять повернуть от этого храма? Или решиться к осаде его приступить? Как же нам действовать, о большеглазый, а значит, всевидящий, о большеухий, а значит - умеющий слышать речи богов?
Царь говорит свое слово - ищет он слова жреца. Но не ответил Эсагилкиниуббиб…
- Много я видел врагов, - государь продолжает. - Будь этот вихрь человеком, царем, я устрашил бы сердца его воинов, в разгаре сраженья живыми бы их захватил, я бы убил их, а трупы повесил на колья, а все серебро, злато, утварь и драгоценные камни, ложа и троны из кости слоновой, шкуры, сурьму и самшит, и дочерей, и певиц, и певцов, и наложниц в город отправил бы свой…
- Или уснул твой дух-покровитель, - резко вдруг жрец перебил, словно Эллиль простер над ним руку, грубость простив не по чину, - или ум твой высокий бредням глупца уподоблен? На что ты мысль драгоценную тратишь? Нет пользы в мечтаниях этих! Тот, с кем сражаешься ты, - богатырь! Его зубы - драконы, лик его львиный, глотка - ревущий поток, тело - жгучее пламя. Несокрушима сила его! Ты ж на песке победу рисуешь, будто дитя!
Крепко разгневался Уртасаран и промолвил сурово:
- Не позабыл ли, о жрец в одеянии длинном, что сам ты подвигнул войско мое на бесполезную битву? Сам внушил ты мне мысль выйти в поход против Южного Ветра!
- Был он угоден богам, - жрец так царю отвечает, - а теперь им угодно иное!
«Боги изменчивы, как будто жены!» - Уртасаран так подумал, а вслух произнес со злою усмешкой:
- Разум твой - северный ветер, дуновенье, приятное людям! Не поскупись, сообщи, что ж еще тебе боги шепнули? Если во граде моем всякий увечный и хворый на площади вправе возлечь и прохожих советы услышать, как исцелить язвы свои, верно, и я, государь и правитель, могу разузнать о богов совещаньях!
- Боги велят мне слово сказать господину Южному Ветру, - жрец отвечал неохотно и вышел из царской палатки.
Страх свой скрепив и наполнив отвагою сердце, руки простер Эсагилкиниуббиб к обиталищу Южного Ветра и возопил, воздух ночной сотрясая:
- О господин Южный Ветер! Боги вложили тебе беспокойное сердце, дали мощные крылья. Но если самый могучий и самый славный не сознает деяний своих, его Судьба пожирает - Судьба, что не знает различий! Или открой, дань какую наложишь ты на Ворота Богов, и отпусти ты нас с миром, - или стану просить я богов страшно тебя покарать, за наше отмстить поруганье. Ведомы мне злобные, черные, мрачные травы, рожденные ночью! Ими засеять я умолю твое ужасное ложе, дабы смешались мысли твои, помутился рассудок. Я соберу все сновиденья злые, как собирают части, чтоб целое стало единым, и нагоню их тебе, на твою на погибель, ежели тотчас ты волю свою не объявишь: чего тебе от нас надо, за что осадил ты нас гневом и злобой своею? Ответь: заклинаю, душою небес, душою земли, душою недр заклинаю!
Долго царили вокруг тишина и безмолвье. Песок блистал под луной, словно алмазы сокровищниц царских, словно почва тех стран баснословных, где белые перья порою студеной в воздухе веют, на землю белым покровом ложатся и начинают блистать, ослепляя глаза человека… Видит Эсагилкиниуббиб: над краем пустыни, где храм Ветра менял свои очертанья, мелькнуло лицо великана. Оно остротою подобно ножу, что взрезает пространства, как режут барана для жертвы! Луч его взгляда сквозь стрелы ресниц начал к жрецу подбираться.
- Ужаса луч! - раздались восклицанья. - Луч смерти!
Света полоска на выбритый череп Эсагилкиниуббиба легла, словно лаская. Пот покатился с чела. Содрогнулось, как у болотной рыси при виде охотника, сердце его и застыло…
Луч задрожал и погас, и снова потряс темноту вопль жреца:
- Южный Ветер изрек, что из града Ворота Богов желает жену себе выбрать! Такой он назначил нам выкуп.
В граде Ворота. Богов чудный храм существует от века. Весь окаймлен садами висячими он, террасы уступами храм подпирают. На тех на террасах девы лучших семейств достославного града служат богине Иштар. Любой чужеземец, города гость, может за плату похоть свою утолить. Странен обычай, по свято блюдут его девы. Замуж, пожалуй, не выйти дочери знатного рода, коли единожды в жизни она не возляжет за деньги. Не станем судить сей обряд: мудрец не напрасно обычай - царю меж людей уподобил!
В храме самом служат жрицы званьем повыше. Их называют женами бога. Да, уверяют, Эллиль ночью во храм гот нисходит. Так говорят… Что же на деле бывает, знают лишь боги на небе.
Этих божественных дев, искушенных в утехах любовных, этих священных блудниц, с поцелуями звезд на груди, и привезли по приказу царя и жреца наставленью спешно, стремительно и неотложно прямо в пустыню, к горам, где обитал Южный Ветер. За лошадьми верховыми, что везли родовитых красавиц, шел караван. Одежды, и сласти, и драгоценности, золото, утварь, шелка дорогие, перья, заморские вина, масла, благовония - все, что приданым зовется, он быстро доставил. Также служанок, рабынь, музыкантов, рабов и певиц… Кто в дом жену принимает, тот принимает заботы, будь это смертный - иль сам господин Южный Ветер!
Стали красавицы в ряд, перед храмом того, кто супругом отныне им будет: Банат-Инин, Геменлила, Белилита, Асат-Дигла… Венки, короны, повязки, заколки, подвески, ожерелья, браслеты тихо и нежно звенят, словно бы ветер летает между цветов с лепестками из меди узорной. О, как прельстительны девы-блудницы! Красотою славны и полны сладострастья, отраду сулят их движенья и взоры. Мертвого с ложа покоя в свои объятья заманят! Где устоять распаленному Южному Ветру. Примет, примет прелестниц в объятья этот неистовый муж быстрокрылый!
И вдруг… вновь стеною, лавиной, волною пошел на людей ураган. Словно бы он недоволен невестами, коих ему предложили! Как оскорбителен этот ответ, как невежлив! Чудится, демоны, малые или большие, как острые стрелы, во мраке летят! Будто веревки, которыми боги планету к небесам прикрепили, вот-вот порвутся, так сильно их раскачал Южный Ветер, колышки вырвать грозя, Млечный Путь заметая.
Бедные девы рыдают так громко, что заглушают свист ветра. Словно кудель, он власы раздирает, глумясь, срывает одежды, будто ищет изъяны в нагих…
Эсагилкиниуббиб тут упал на колени, руки отчаянно он простирает в пустыню:
- О господин Южный Ветер, владыка небес! Драконом могучим назвать тебя я бы решился. Словно моря, твои беспредельны покои. Ты прочитать можешь символы звезд. Каждый твой вихрь - совершенство, оно заставляет умолкнуть жалких людишек из глины и пота. Тщетно терзаемся мы в размышленьях: какой жены тебе нужно, если отвергнул ты этих?! Или ты девственниц любишь? Дай только знать! Или старух? Или пери из сказок персидских ты хочешь? Может быть, молодую ослицу?! Или Уртасарана любимую дочь? Отрока нежного?! Иль из Египта велишь жену фараона доставить? Воли твоей не понять, не распутать желаний твоих прихотливых. Новый дай знак: кто тебе благоугоден на ложе твоем?…
И тишина воцарилась. Курился песок в тонком белом луче, что снова послал Южный Ветер. Ужаса луч… Но - вниманье! Куда направляется он?
О, посмотрите! Луч миновал равнодушно блудниц именитых… Словно с насмешкой, ощупал приданое их… Пошарил между рабынь и служанок притихших… И внезапно - Великое Небо! Великие Недра! - внезапно расширился и засветил во всю мочь, словно неведомый кто-то радостный возглас издал: «Нашел! Поглядите!»
Поглядели… Луч озарил, словно в брильянты оправил невзрачную беловолосую девку - рабыню служанки, что для священной блудницы Банат-Инин чистила таз золотой, где прелестнице ножки ее обмывали от пыли.
Рабыня служанки… Рабыня - избранница Южного Ветра!
Воины, девы, рабы, царь и жрец ее вмиг окружили, взоров не сводят с нее изумленных, пряча усмешки при этом.
Ну и невеста! Ну и красавица! Если б нарочно искали похуже, трудно было б такую сыскать на земле!
Слишком уж костью крепка - к тяжелой работе привычна. Слишком худа - вволю не кормят рабов. Ростом под стать воину, мужу. Взгляд светлых глаз, как у совы, неподвижен и злобен. Косы - веревки из пакли. Загаром сожженные руки, а лицо - бледнее луны темной ночью. Уродка!
Ростом малы, и круглы, и волнующи пышностью стана, огненны взором, упруги бровями, черноволосы, смуглы дочери града Ворота Богов. Нет же, выбрал себе Южный Ветер!…
Словно бы молнией каждую деву пронзило - молнией зависти злобной. «Как! Не меня поманил бог на ложе свое, а рабыню?!» Пусть ее участь страшна, но завидна. Зависть тотчас же порочить и поносить вынуждает сей жребий:
- Наверно, лик Южного Ветра уродством подобен змее, что в кольцо между лоз виноградных свернулась. Пожалуй, жены муж достоин!
Эсагилкиниуббиб взглядом пресек эти речи и сладкоголосо промолвил:
- Имя свое мне открой, о светлейшая дева, что подобна величьем и статью богам, а ликом - звезде, украшающей солнца восходы!
- Нирбия, - буркнула глухо рабыня, взгляд недоверчивый в темные очи жреца устремляя.
Воины между собою шептались, от смеха давились:
- Может, он думал, что эта красотка мужчины от роду не знала и девство в приданое он получает? Известно, однако: сей драгоценный жемчуг не раз был просверлен!
Нирбия смотрит затравленным взором, а жрец напевает ей медоточиво:
- На «табличках судеб» у Эллиля жребий твой обозначен прекрасный - ты будешь возлюбленной Южного Ветра. Пред ним ты одежды свои распахни без стесненья! Избрана - ты. Следуй в храм жениха, о невеста!…
- Ежели я соглашусь, пусть пожрут меня псы! - завизжала невеста. - Взгляд его смерть! Мне не надобно мужа такого! Ты бы еще предложил мне к Ламашту - львиноголовой богине, что из преисподней болезни наводит, - поступить в услуженье!