- Известные вам законы благоразумия ничтожны в сравнении с тем, чего вы не знаете, не спокойное мудрствование оттачивает разум, а возвышенные тревоги, величавые страдания и благородные радости. Неужели ты думаешь, что спасение жизни и души ребенка даже ценой моей жизни неразумно? Ведь в этом разгадка вечного сияния небес: на смену одной звезде приходит другая.
- Но послушай… Сейчас Майя будет обвенчана со Змеем, и ребенок ее останется жив.
- Жив… Но проклят?!
- Да…
- Значит, уже тебе придется сделать что-то такое, чтобы моя жертва не была напрасной.
- Что ты задумала?
- Скорее переломи мой стебель.
- Я?!
- Ты не хочешь вмешиваться? Предпочитаешь, чтобы я погибла от рук Майи? А потом ты будешь наблюдать за гибелью ее и ребенка? И на этом закончится твое колдовство?
- Я не знала, я не думала, что ты можешь решиться…
- Посмотри! Сейчас ее окропят чародейным зельем - и всё будет поздно!
- Погрузим базилик в зелье и свершим обряд!
- О зелье, зелье для невесты!
- Не могу!
- Я на прощанье дам тебе надежду. Ты тени птиц убитых стереги сегодня ночью… Все, базилик над Майей занесен. Еще мгновение - и страшное свершится, прошу, молю тебя спасти ее!
- Ну так прощай!
- Звезда Денеб - запомни это имя…
Базилик, роняющий тяжелые капли зелья, выпал из рук Шемаханской царицы. И словно бы тяжесть упала с плеч Майи. Золотой Змей, стоящий рядом, отшатнулся. Его ослепительное лицо увяло, стало серым. Злобное изумление выразилось на нем.
- Опять! - взвизгнул он. - Опять цветок спасает человека! Опять я обезоружен его добротой!
И под разочарованный рокот грома мгла легла на поляну, и в ней растворились змеи, змеихи, змееныши, змеиный колодец, змеиные цветы и сам Змей Огненный.
Майя слепо побрела вперед, натыкаясь на кусты. Буквально через несколько мгновений она почувствовала перед собой холодную стену. Постаралась взять себя в руки, напрягла зрение и увидела, что стоит, прижавшись к фасаду своего НИИ экологии.
Деревянными ногами она прошла через сквер, откуда ее совсем недавно увела Катерина-одиночка, воткнулась в автобус. В лесу была ночь, а здесь еще вечер. Дорогой Майя словно бы спала на ходу, просыпаясь, чтобы повернуть, спуститься по лестнице, войти во двор… Окна ее квартиры ослепли от света заката, и Цветицы не было видно. Майя оглянулась. Казалось, где-то далеко-далеко, уже за горизонтом, цветет огромное поле клевера…
- Как снисходительна, легка и милосердна улыбка заката! А он уходит и безвозвратно уносит с собой день жизни. Нет ничего более жестокого, чем та ласковая улыбка.
Майя вошла к себе. Цветица лежала на подоконнике. Она была как будто прежней - и в то же время другой. Так похожи и отличны друг от друга цветок - и его подобие, распластанное «на память» между страницами книги.
Теперь Майе стали понятны последние слова Змея.
Она опустилась на колени и склонила голову на подоконник, рядом с Цветицей. Что настало потом? Забытье, бред? Но в стекло настойчиво, словно порывы ветра, бились какие-то серые плоские тени.
Распахнулась, ударилась о стену дверь. Влетела, грохоча каблуками, колдунья. Ее синее платье взлетало над коленями. Словно не видя Майи, бросилась она к окну и растворила его. Серые тени задели поникшие плечи Майи. Колдунья осторожно подняла с подоконника Цветицу, и серые крылья приняли ее. Медленно потянулись тени к быстро темнеющему небу, к далекой, ясной, печальной звезде, похожей на крик птицы.
- Кто это? - с трудом поднялась Майя с колен. - Кто они?
- Тени убитых птиц. Они унесут Цветицу туда… может быть, там она… - Голос колдуньи прервался.
- Звезда, какая это звезда? - отчаянно спросила Майя как о чем-то жизненно важном.
- Денеб! - донеслось из-за двери, со двора, с дальней улицы, из ночи и темноты.
И тут сон пожалел Майю и вычеркнул ее из жизни. Спи, тоска! Спи, горе! Спи, мечта! До утра, спокойной вам ночи!
Майя проснулась от унылой мелодии. «То ли птица плачет, то ли душа моя меня не отыщет никак?» - подумала она сквозь дрему. А душа ее всю ночь металась между звездами, тщась настичь тени птиц, унесших Цветицу, но далеко улетели они. Далеко был таинственный Денеб…
Майя встала и по привычке шагнула к подоконнику, но тут же заставила взор устремиться поверх пустого цветочного горшка. Метель пела монотонную песню, а стекла окон вторили ей.
За окном был сад теней. Только ветер утешал опавшие, примороженные листья. Сухие будылья торчали из сугробов, как тела растений, казненных Зимой. Деревья впали в спячку. Ветер пытался разбудить их, затеяв перестук ветвей. Деревья недовольно отмахивались сквозь тяжелый сон, прервать который было невозможно.
Майя вышла в зиму. Неужели у реки теперь всегда будет это рябое, старое лицо?… Степенно подошла ворона, оставляя на снегу вязь крестов, вспорхнула на ветку вровень с Майей и внимательно заглянула ей в глаза. Майя стремительно пошла прочь.
Надо было жить. Днем она заглушала мысли грохотом машинки, а утром и вечером, когда волей-неволей приходилось в толпе добираться на работу или домой, думала: «Люди словно и не видят зимы. Иногда чудится, будто всем вокруг легко, и спокойно, и счастливо, и только твоя одинокая душа то устало бродит, то неистово рыщет, то бестолково мечется по миру. Чего она жаждет? Кто утолит ее печали?»
Теперь она во всех встречных ловила приметы Чужих и порою находила. Даже удивительно: много их было, много, и неужели так будет всегда?
Нет, Майя боялась заглядывать в будущее. Сама себе казалась она недописанной строкой. Следующее слово было неизвестным, впереди лежал белый, как зима, как неопределенность, лист бумаги, ее жизненного пути, над которым мучительно замер сочинитель…
Дни текли, как лунный свет сквозь листья. Снег смело ветром, и планета была пуста, гола, только ко- выли вмерзали в пространство. Стало совсем худо, ведь, когда лежал снег, оставалась надежда на дерзость подснежников. А что пробьется сквозь эту стылую корку, в которую теперь была заключена земля? Летние, отягченные дождями облака блуждали по небу в полном недоумении: их приношения были никому не нужны.
Майя чувствовала себя чем-то вроде этого облака. Ее жизнь была так же никому не нужна теперь. Разве только ребенку, но он лежал на своем месте тихо, словно затаившись или боясь. И сама она опять начала побаиваться его появления на свет.
Минуло несколько холодных, одиноких вечеров, и вот однажды телефон Майи зазвонил. Она сначала даже не поняла, в чем дело. Отвыкла от его живого голоса. Схватила трубку:
- Алло!
Странно - телефон по-прежнему звонил, требовательно, даже назойливо.
Майя постучала по рычажку, положила, потом снова подняла трубку, потрясла аппарат - звенит! Ну что ж ты будешь делать?!
- Ну, я слушаю, слушаю! - крикнула она трубке сердито. - Я здесь! Говорите!
Звонки тотчас прекратились, но еще отдавались в ушах, и поэтому Майя не сразу разобрала слова:
- Ужасно рад, что ты готова выслушать меня еще раз.
Майя застыла, прижав трубку к виску. Снова начинался змеиный кошмар! Избавиться от него!… Она с размаху швырнула трубку. Телефон обиженно взвизгнул, а по комнате прокатился шелестящий смешок:
- Ох-х-ха-х-ха! Да оглянись же!
Оглянулась… Высокий и тонкий черный силуэт прислонился к притолоке.
Майя невольно зажмурилась, вспомнив, как ослепляло ее обличье Змея Огненного, и этот черный опять захохотал:
- Полно тебе! Давай поговорим!
Майя по привычке, в поисках защиты, бросила взор на подоконник. Змей издал не то короткое шипенье, не то усмешку, но тотчас его лик принял темное, почти скорбное выражение:
- Вот, вот, об этом я и хотел с тобой поговорить, моя дорогая. Моя дорогая!… Ну уж коль ты равнодушна к моим молитвам, не слышишь призывов благоразумия… нельзя же быть такой жестокой к другим людям, ко всем живым существам. Посмотри только, что ты устроила!
- Я? - слабо попыталась удивиться Майя, сразу поняв, о чем ведет речь Змей. - Но ведь не я же!
- Не ты?! - возмутился он. - Эта твоя… как ее там… - Опять короткое шипенье прорвалось из его горла. - Она уничтожила себя из-за тебя. Вот и получается - ты во всем виновата.
И впрямь, обреченно подумала Майя и опустила голову. Цветица погибла из-за нее? Да. Поэтому вся Краса Земли в трауре. Только люди не понимают этого, думают, опять чья-то прихоть перетасовала времена года. Дети Природы, однако, были более сведущи, и Майя ловила неприязнь даже во взгляде соседской кошки. Да что кошка! Чудилось, и звезды отвратили от нее свои милосердные очи. Да и сама она могла смотреть на себя только с ненавистью, понимая, что тот, из-за кого погибло живое существо, тоже достоин казни.
- А что? И очень даже запросто тебя могут предать смерти, - сочувственно покивал Змей. - Вообрази, что будет, если об истории с цветком-Вселенной станет известно не только кошкам и звездам, но и людям!
В мысли ее он вполз, что ли?! Однако поползновения его ясны. И хоть слова «змей» и «шантаж» смешно смотрятся рядом, что же это, если не прямой шантаж?
Змей насупился. Будь у него хвост, он сейчас с яростью свил бы его в тугое кольцо. Но Майя смотрела без страха. Прошел первый шок неожиданности, что мог сделать ей Змей сейчас, после того, как Цветица пожертвовала собой? Что может быть сильнее этого страха и горя? Разве что горе всей Земли. О, если бы можно было воскресить былое! Деревья, небожители земные; травы, цветы, простые на вид, но не зря уверяют мудрецы, что Природа равную силу прилагает, поднимает ли бурю на море, изукрашивает ли ваши лепестки, - и все это принесено в жертву Майе. Не велика ли цена? И не пора ли теперь ей платить долги?
Змей так и взвился. Конечно, ему ведь только это и надо.
- Ну и что? - попытался он прикрыть свой восторг обидою. - Каждый имеет свой расчет. Мне нужно дать благословение ребенку - тебе нужно, вернее, гы должна вернуть живое на Землю. По-моему, равный обмен. И вообще, не пойму, чего ты так переживаешь? Зачем тебе изображать мать-одиночку? Или я так уж плох?