– Там лучше? – серьезно спросил папа.
– Еще бы! Они там все кабальеры!
– Кабальеры, Зин, в Испании, – сказала мама.
– Кабальеры в Европе везде! Сережа, ухаживай за дамами, налей нам вина.
Пока папа ухаживал за дамами, Алешка выхватил из вазы самую большую кисть винограда, стал с нее обкусывать ягоды и сплевывать косточки на тарелку.
– Алексей, – тетя Зина покачала головой, – так виноград не едят.
– А как его едят, теть Зин? – спросил Алешка с набитым ртом.
– Ну, сначала ты должен отрезать с грозди небольшую веточку и положить ее на тарелку. И кушать по одной ягоде. Очищая ее от косточек с помощью ножа.
– Я так не умею, – непринужденно признался Алешка.
– Учись.
Маме тетя Зина своих советов не давала. Да и что можно советовать даме, которая явилась в джинсах на вечерний фруктовый ужин при свечах? А папе… Что же ему советовать, если он все время ездит за границу. И даже один раз обедал у английской королевы, когда ему там вручали английский орден. Тетя Зина учила хорошим манерам в основном Алешку. И он внимательно наблюдал, как она долго и безуспешно гоняла по тарелке виноградину, пытаясь удержать ее вилкой и вспороть ножом, чтобы выдрать косточки.
Наконец ей это почти удалось, но тут виноградина выскользнула из-под ножа, перелетела через стол и попала папе в лоб. Папа засмеялся и сказал:
– Хорошо, что не персик или яблоко.
– Или арбуз, – подхватил Алешка.
Но тетя Зина – молодец, не растерялась и не смутилась. Она сказала:
– В Италии есть очень милый обычай. Если дама попадает кавалеру косточкой в лоб, он должен поцеловать ей руку.
– С удовольствием, – сказал папа.
А Лешка, конечно, врезался:
– Теть Зин, а в Италии семечки тоже с ножом и вилкой едят?
Вот тут тетя Зина немного растерялась.
– Не помню, – сказала она неуверенно. – Сейчас посмотрю.
Она встала, звякнув своими доспехами, сняла с полки книгу (мелькнуло название «Застольный этикет»), пролистала ее, пожала плечами:
– В Италии семечек не едят. Дурной тон.
В общем, застольный вечер прошел весело, в дружеской обстановке. Тем более что после салата из одуванчиков тетя Зина достала гитару из футляра для контрабаса. У таких «теть Зин» всегда так. Про них даже старинный анекдот есть. «Где у нас чай? В баночке из-под кофе, на которой написано «Соль».
Тетя Зина села у окна, на фоне итальянской шторы, и стала петь итальянские народные песни. Конечно, лучше бы она этого не делала. Голос у тети Зины чуть-чуть мелодичнее пантюхинской козы. Зато играла она классно. Даже наш Алешка рот раскрыл и глаза распахнул. А его хохолок на макушке вздрагивал от восхищения.
Пальцы тети Зины стремительно летали над грифом и нежно порхали по струнам. Всякие красивые мелодии заполнили комнату. И казалось, разливаются из окна по всему белому свету. И белый свет от этого становится еще прекраснее…
Да… в Италии не щелкают жареные семечки. Зато какая там музыка.
Когда тетя Зина отложила гитару, мама сердечно обняла подругу, а папа еще раз поцеловал ей руку. Мне даже показалось, что Алешка готов сделать то же самое. Но он сделал другое.
Тетя Зина набрала в пакет всякие фрукты со стола и протянула его Алешке.
– Я знаю, – сказала она, – вы завтра идете на рыбалку. Вот и заправитесь перед походом.
– Неее! – отказался он. – Мы утром схомячим по бутеру…
– Алексей! – Мама почти что взвизгнула. – Выбирай выражения! Ты не в кабаке! – Алешка в кабаке еще не бывал, но, наверное, догадывался, что там выражаются еще круче. Поэтому он просто сделал большие удивленные глаза. – Ты бы еще сказал: «Схаваем по ломтяре»!
– Класс! – Алешка восхитился. – Не забыть бы.
Тут все рассмеялись, и фруктовый вечер благополучно завершился. Мама и папа поблагодарили тетю Зину, Алешка все-таки забрал пакет с фруктами, и мы пошли домой ночевать в своем бесколесном фургоне.
Ночь уже началась. Висела белая луна над черным лесом, стрекотали бессонные кузнечики и сонно попискивали птички в своих гнездах. Пахло травой и цветами.
Мы с Алешкой шли впереди, а папа с мамой сзади. Но это ничего не значит – в эту тихую лунную ночь мы слышали все, о чем они говорили.
– Не надо над ней смеяться, – сказал папа. – Она одинокая, не очень счастливая женщина, которой хочется быть интересной. Чтобы не проходили мимо нее без внимания.
– Ты поэтому ей руку поцеловал?
– Ты что, мать, ревнуешь?
– Нет, Сережа, – просто ответила мама. – Я ведь знаю, что, кроме меня и наших разбойников, никто тебе не нужен. – Мы с Алешкой тоже это знаем. Но тут мама, помолчав, добавила с грустью: – Разве что твоя работа…
И, подтверждая эти слова, в папином кармане заверещал мобильный.
И луна уже не та, и кузнечики смолкли, и птички задремали. Звонил, конечно, майор Злобин. Наверное, после допроса Виталика. Папа отделывался только междометиями: «Да… Ага… И что?.. Ну-ну… Я завтра утром зайду. Спокойной ночи, майор». И сунул мобильный в карман.
– Ну что? – спросила мама. – Труба зовет?
– Этот майор, – сказал папа, – похоже, не очень умный человек. Не профессионал в своем деле, во всяком случае. Не будем сейчас об этом. Смотри, какая луна.
– Как в нашей молодости, – согласилась мама. Но все-таки немного с грустью. Как будто в их молодости и луна была моложе.
– Как тебе фруктовый вечер? – спросила мама.
– Он был прекрасен. – Папа сладко потянулся. – Но я все-таки съел бы перед сном что-нибудь помяснее. Чтобы одуванчики не снились. А вы, – он повернулся к нам, – разговоров не дождетесь. Умыться и – марш на верхнюю палубу.
– Умываться не буду, – довольно мирно сказал Алешка. – Смысла нет. Только умоешься, только уснешь – и опять умываться. На утреннем рассвете.
– Логично, – тоже мирно согласился папа. – По этой логике можно и не мыться целый год. И футболки не менять.
– Это здесь при чем? – спросила мама.
– А как же! Не успел он чистую футболку надеть, а она уже в стирку просится. Подождет, Леш?
– Не дождется, – сказала мама. – Ты, отец, тоже хорош. Бреешься через день. И руки перед едой не моешь.
– Я в отпуске, – поспешил папа. – Могу я отдохнуть от ежедневного бритья?
– Я, между прочим, тоже в отпуске. Однако глаза крашу каждое утро.
– Это у тебя хобби, развлечение, – сказал папа, – а бритье – обязанность. Ты отдыхаешь, когда красишь свои длинные ресницы, а я устаю, когда бреюсь.
– Дим, пойдем спать, – притворно зевнул Алешка. Это он точно сказал. Когда родители ссорятся, детям лучше держаться от них подальше. Где-нибудь на верхней палубе.
Алешка забрал пакет с фруктами, тарелку и нож с вилкой.
– Буду тренироваться.
– Сначала умыться! – строго сказала мама.
– Утром, – сказал Алешка. – Во вторник. После тренировки. На вечернем закате.
– Где-то в сентябре, – добавил папа.
Я с удовольствием улегся на свой матрас и натянул одеяло до ушей.
– Ты что! – возмутился Алешка. – А слушать кто будет?
– Потом, – пробормотал я. – Во вторник, в сентябре.
Алешка помолчал. Потом сказал:
– Правильно, Дим. Надо немного подождать. Они сначала о нас поговорят, а уж потом про майора Злобина. Можешь поспать целых пять минут. А я пока окрестности обоздрю.
– Обозришь, – сонно поправил я.
Папин бинокль не простой. Он еще и ночного видения. Так что Алешке нескучно было. И я сквозь сон слушал:
– Тетя Зина грустит у плетня. Дед Строганов… Дим, ты смотри, он сам маленький, а таскает всегда такие большие доски. – Тут он помолчал опять. – Это не доски, Дим. Он вышел из дома и пошел в свой рабочий сарай. И несет, Дим, кастрюлю. Двумя руками. Он, наверное, свиней стал разводить… В сарае свет зажегся. Хороший у папы бинокль: все видно. Но ни капельки не слышно… Обратно идет – кастрюля в одной руке. Наверное, в кормушку ее вывалил. Ты спишь, что ли?
Я спал. Без всяких «что ли». Алешка меня пожалел и разговор папы и мамы прослушал без моего участия. Почти весь. Но до самого важного места. А что было до этого места, он мне потом пересказал. Интересная штука получилась. Загадочная тайна, как сказал Алешка. Или тайная загадка, не помню точно…
Сначала папа сказал:
– Да, недалекий человек этот майор. Допросы он провел совершенно бездарно. И по его словам, «подозреваемый гражданин Пищухин имеет бесспорное алиби, так как на момент противоправных действий неизвестных лиц в музее употреблял спиртные напитки с гражданином Строгановым». Лихо?
– А что тебе не нравится?
– Тактика допроса. Тупая и примитивная. «Ты с ним пил? Пил. А ты с ним? Тоже пил». Стало быть, пили вместе – алиби безупречное.
Папа был недоволен и даже рассержен. Он не любил плохой работы. Особенно если это работа с людьми.
Мама, чтобы он успокоился, схитрила и спросила:
– Ну, а ты, отец, какую бы тактику применил?
– Элементарную.
Вот тут Алешка нещадно пнул меня в бок, прошипел по-змеиному:
– Хватит спать, слушай. И запоминай.
– Во-первых, – говорил папа, – я бы допрос подозреваемых вел по раздельности. Задавал бы самые простые и неопасные для них вопросы.
– Например? О погоде? О ценах на арбузы? – Мама изо всех сил показывала свой интерес.
И мы своего не скрывали. На своей верхней палубе.
– Вроде того. А среди этих вопросов ставил бы контрольные.
– Это как? – Мама умело делала вид, что не понимает.
– Ну, например: «Что пили? Сколько? В течение какого времени? Чем закусывали? Кто где сидел? О чем говорили»? Это понятно?
– Еще как! А потом – бац! «Куда картины дели?»
– Не торопись. – Папа – по голосу было понятно – улыбнулся. – Потом можно провести между ними очную ставку. «Вы, граждане, даете противоречивые показания. Давайте уточним. Вот вы, гражданин Пищухин, утверждаете, что вами совместно было выпито две бутылки водки и три баллона пива, так? А гражданин Строганов показал, что было при совместном распитии употреблено три бутылки водки и один баллон пива». И так далее. Уличить их во лжи и добиться правды.