Швейк смотрел на Лукаша своим нежным взглядом, словно хотел сказать ему: «Теперь уж ничто нас не разлучит, голубчик ты мой!» Но в этот момент Лукаш вскочил и грохнул кулаком по столу с такой силой, что подпрыгнула чернильница. «Вы… скотина!» — заорал он. «Так что осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, я по чистой случайности впутался в одну совсем небольшую драчку, но меня признали невиновным. Господин полковник меня немножко отругали, назначили ординарцем и приказали доложить, что вы должны немедленно явиться к нему. Правда, с тех пор прошло уже полчаса…» Надпоручик Лукаш пулей вылетел из канцелярии.
После ухода надпоручика в канцелярию вошел каптенармус Ванек. Швейк сидел на стуле и кусок за куском подбрасывал уголь в железную печурку, которая невообразимо чадила и смердела. Минутку Ванек наблюдал за Швейком, а затем, не выдержав, двинул ногой по дверце и приказал Швейку немедленно проваливать. «Господин каптенармус, — с достоинством ответствовал Швейк, — позволю себе объявить вам, что ваше приказание я никак не могу исполнить, поскольку подчиняюсь распоряжениям свыше! Раньше я был у господина обер-лейтенанта в денщиках, но полковник Шредер, учитывая мою прирожденную интеллигентность, повысил меня в должности, назначив ординарцем!»
Каптенармуса Ванека по телефону куда-то вызвали. После его ухода вновь раздался звонок, Швейк снял трубку: «Кто там? Ординарец 12-й роты? Привет, коллега! Куда нас отправляют? Не знаю!» — «Эх ты. остолоп… с маршевой ротой на фронт!» — «Об этом я ничего не слышал». — «Тоже мне ординарец! Алло-о! Спишь ты там что ли, или какого черта! Консервы вы уже получили? Ничего об этом не знаешь? Вот олух царя небесного! Где ж тебя весь день черти носят?» — «Я только час назад из дивизионного суда пришел!» — «А… ну, тогда другой разговор, дружище! Тогда я к тебе сегодня загляну. Дай отбой два раза!»
Швейк раскуривал трубку, когда опять зазвонил телефон. «Чтоб вас черти взяли с вашим телефоном!» — подумал он про себя и проорал в трубку: «Алло-о-о!» В ответ раздался голос надпоручика Лукаша: «Что вы там делаете?! Немедленно пойдите и разыщите взводного Фукса, пусть он возьмет десять солдат и сейчас же отправляется получать консервы! Понятно? Немедленно, как только повесите трубку…» Пауза. Новый звонок… «Швейк, скотина, негодяй, мерзавец! Почему прерываете разговор?!» — «С вашего разрешения, вы изволили сказать, чтобы я повесил трубку!» — «Через час я буду дома, Швейк, вы у меня не обрадуетесь!»
Взводного Фукса Швейк нашел возле кухни в обществе остальных унтеров. Они обгладывали мясо с костей и всласть потешались, глядя на привязанного Балоуна. Повар притащил ему ребро с куском мяса, сунул прямо в рот, и бородатый великан Балоун, лишенный возможности манипулировать руками, осторожно поворачивал кость во рту, сдирая с нее мясо с выражением лешего на лице. «Который тут будет взводный Фукс?» — спросил Швейк. Увидев, что его спрашивает простой нижний чин, Фукс не нашел нужным хотя бы откликнуться. «Я говорю, — обратился еще раз Швейк, — сколько мне еще придется спрашивать?»
Взводный Фукс выступил вперед и, преисполнившись чувства собственного достоинства, принялся его разносить: «Я вам никакой не взводный! У меня во взводе кто не скажет «Осмелюсь доложить, господин взводный!», сразу получает по морде!» — «Полегче, полегче, — спокойно сказал Швейк. — Немедленно возьмите десять нижних чинов и вместе с ними бегом марш на склад получать консервы!» — «Чего-о?» — «Никаких «чего», — ответил Швейк, — только что я говорил с надпоручиком Лукашем. Если взводный сейчас же не отправится исполнять приказание, я об этом доложу и от взводного останется мокрое место!» — «Немедленно с десятью нижними чипами буду на складе!» — отрапортовал Фукс.
Вернувшись в канцелярию, Швейк получил от надпоручика Лукаша новое приказание: устроить, чтобы немедленно отвязали Балоуна. Балоун, смотревший на Швейка как на своего спасителя, сразу же стал сулить: «У нас, понимаешь, скоро свинью заколют… Ты-то какую свиную колбасу любишь: с кровью или без крови? Я ливерную колбасу завсегда сам делал. Наверну, бывало, фаршу, чуть не лопну! А окорока, мать честная, я всегда соленым рассолом заливал. Кусочек такой ветчинки с картофельными кнедликами и капусткой — это, брат ты мой, жратва, что и говорить! Объедение! И всего этого нас война лишила!» Балоун тяжело вздохнул. Швейк направился в буфет.
В буфете Швейк подошел к каптенармусу Ванеку, который уже порядком окосел, и доложил: «Так что, господин каптенармус, надпоручик Лукаш приказали, чтобы вы немедленно шли на склад получать консервы!» — «Что я, с ума спятил? — расхохотался Ванек. Это только в фантазии господина надпоручика на складе есть консервы! На нашем складе никогда никаких консервов и в помине не было! Ни одна маршевая рота еще не получала на дорогу консервов! Да и вагонов на вокзале нет ни единого… А можно ехать без вагонов? Пха!» Но Швейк уже был за дверью.
Швейк клевал носом возле телефона, когда его разбудил звонок. «Алло, алло, — услышал Швейк, — у телефона полковая канцелярия!» После этого в каком-то хаотическом сочетании последовали непонятные фразы. Под конец Швейк разобрал: «Алло, теперь ты это прочти!» — «Что прочесть?» — «Телефонограмму, дурила!» — «А я ничего не слышал!» — «Что ты себе там думаешь, образина, воображаешь, я буду с тобой тары-бары разводить! Поставь подпись: полковник Шредер, скотина! Повтори!» — «Полковник Шредер — скотина!» — «Порядок! Ладно, желаю тебе сладко дрыхнуть!» Швейк и в самом деле сладко заснул, забыв повесить трубку.
Утром, проснувшись на своей койке в ротной канцелярии, каптенармус Ванек первым делом спросил Швейка, не наболтал ли он вчера вечером чего лишнего. «В общем-то не очень. Разве только, что не совсем связно… — ответил Швейк. — Что-то вы все время толковали, что подразделение не есть подразделение, а то, что не есть подразделение, есть подразделение. Тут я вспомнил про одного фонарщика по фамилии Затка. У него между зажиганием фонарей и их гашением всегда оставалось много свободного времени. Так вот он говаривал, что у костей, в которые играют, есть грани, а потому они граненые. Я это слышал собственными глазами, когда один пьяный полицейский заместо в участок по ошибке привел меня на газовую станцию».
«Не-не, это вообще до добра не доводит, когда человек начинает философствовать, — продолжал Швейк. — Помню, много лет назад соберет нас, бывало, майор Блюгер раз в месяц и давай с нами философию разводить. И вот однажды он нас спрашивает, что мы чувствуем, когда опаздываем в казармы. А я, значит, возьми да скажи: «Осмелюсь доложить, господин майор, я, когда опаздываю, какое-то внутреннее беспокойство чувствую, страх и угрызения совести. Зато когда приходишь в казармы вовремя, то завсегда испытываешь блаженный покой, прямо какое-то внутреннее удовлетворение из тебя прет!» А майор давай орать: «Из тебя, так тебя растак, разве что только мерзкий дух прет!» И приказал меня наказать — на часок за руки подвесить!»
«Или был у нас еще лейтенант Моц. «Вы, говорит, — рекруты желторотые — чтоб вам провалиться! Вы должны отвечать точно и ясно, шпарить без запинки!» И спросил новобранца Пеха, откуда он родом. А тот возьми да и ответь: «Нижний Боусов, Unter Bautzen, 267 дворов, 1936 жителей чешской национальности, округ Ичин, уезд Соботка, школа, почта, телеграф, сахарный завод, мельница с лесопилкой и шесть ярмарок в году». Тут лейтенант к нему как подскочит и давай отвешивать одну за другой по морде! А сам приговаривает: «Вот тебе одна ярмарка, вот вторая, третья, четвертая, пятая, шестая!» С тех пор Пех был самым никудышным солдатом».
Зазвонил телефон. «Швейк, — раздался в трубке голос надпоручика Лукаша, — что слышно с консервами?» — «Так что их нету, господин обер-лейтенант!» — «Что нового?» — «Телефонограмма, господин обер-лейтенант. Я это записал: «Примите телефонограмму! Кто у телефона? Записал? Читай… или что-то в этом роде…» — «Черт бы вас побрал, Швейк! Дайте отбой!» Каптенармус Ванек, наливая себе рому из бутылки с надписью «Чернила», спросил: «А вы, Швейк, с господином обер-лейтеиантом, видно, в очень хороших отношениях?» — «Нас с ним водой не разольешь!» — ответил Швейк.
«До чего некоторые бывают обидчивые, прямо-таки ужас! — продолжал Швейк. — Еду я раз на трамвае из Высочан в центр, а в Либне в вагон садится один малый, пан Новотный. Я, конечно, подхожу к нему н говорю, что я тоже из Стражова и что в Стражове было двое Новотных: Тонда и Иозеф. Что он, видать по всему, Иозеф, тот, который подбил из ружьишка свою жену, когда она его корила за пьянство. А он возьми да и замахнись на меня! Я, само собой, увернулся, и он разбил большое стекло перед вагоновожатым. В полицейском комиссариате оказалось, что звали его вовсе не Новотный, а Доубрава, был он из Монтгомери в Америке и приехал навестить родственников».
Между тем в полковой канцелярии полковник Шредер на офицерском совещании излагал свои соображения относительно событий на позициях. На столе была разложена карта, но весь театр военных действий изгадил ночью кот, которого держали полковые писаря. Полковник был чрезвычайно близорук и офицеры с интересом ожидали, что произойдет. «Оттуда, господа, в Сокаль на Буг!» — пророчески изрек полковник Шредер и погрузил указательный палец в одну из кучек. «Что это такое, господа?» — «Wahrscheinlich Katzendreck. По всей вероятности кошачье г…, господин полковник», — вежливо ответил за всех батальонный командир капитан Сагнер. Полковник ринулся в соседнюю канцелярию, откуда послышались громовые раскаты ужасных угроз.
Наконец всех напихали и вагоны, и воинский эшелон повез их в Галицию. В одном из вагонов сидели Швейк и каптенармус Ванек и играли в карты — в «марьяж». Швейк при этом рассуждал о приказах, которые им были зачитаны перед посадкой на поезд. Приказы касались 28-го полка, перешедшего под звуки собственного оркестра к русским. «Все-таки удивительно, что нам их зачитали только теперь, хотя государь император подписал свой приказ еще 17 апреля… Будь я на его месте, я бы так плевать на себя не позволил. Ежели я издаю приказ 17-го, так хоть в лепешку расшибись, а семнадцатого его зачитай!..»