Торжественные гульбы бывали по большим праздникам. В каждой станице были свои для этого дни. В Верхне-Курмоярской станице, например, общая гульба бывала на Троицын день и на масленицу. Соседние станицы при своих атаманах и стариках, со знаменами, съезжались верхом на рубеж с общественной водкой. На рубеже устраивали упражнения в джигитовке, стрельбе из ружья и лука, примерные бои, что называлось тогда шермициями, и дрались на кулачках. Часто до смерти. В четверг на масленице все собирались на сбор, и станичный атаман отдавал приказ о том, чтобы во время гулянья не было бесчинств. Затем станица разделялась на несколько компаний. Каждая компания выбирала себе ватажного атамана, двух судей и квартермистра. Во всякую компанию выдавали знамена и хоругви. Гулянье шло по домам и улицам до воскресенья; ходили пешком и на конях при оружии. При встречах компаний салютовали и устраивали примерные бои, кидаясь друг на друга в дротики. В воскресенье вечером выносили на станичную площадь столы и скамейки, устанавливали их в круг и ставили напитки и закуску. Со всех сторон, имея впереди ватажных атаманов, сходились и съезжались компании. Приходили атаманы при насеке и старики ставили знамена кругом. Ватажные атаманы садились подле станичногр атамана, затем есаулы и старики. Пили за здоровье Царя и Великого князя Московского, потом за войскового Атамана, всего великого войска Донского и честной станицы. Каждая здравица сопровождалась ружейной пальбой. Все жители станицы, и женщины и дети, сбегались на площадь. Окончивши питье за здравие, все вставали и всем народом молились на восток и прощались друг с другом, целуясь:
- Прости, Христа ради, - говорили при этом, - в чем согрешил.
- Бог простит, - отвечали.
Затем знамена относили в атаманский дом для сдачи, а народ расходился по домам.
Лавок и торговых людей тогда по станицам не бывало. Воровства друг у друга никогда не было. Оставленные где-либо вещи никто не трогал. Потерянные вещи нашедший приносил на сбор и там отыскивали потерявшего.
Когда казак старился и чувствовал близость смерти, он, как и раньше, очень часто отправлялся в монастырь. Долгое время таким прибежищем для казаков был Борщевский монастырь, построенный в 1613 году, на правом берегу Дона, в нынешнем Коротоякском уезде Воронежской губернии. Монастырь этот служил перепутьем казакам, ездившим по разным делам в Москву, и казаки его хорошо знали.
На Дону первые православные церкви были в Азове, где они ставились еще греками, в те времена, когда по Дону были их города. Казаки при занятии Азова только возобновили их.
Самими же казаками первые церкви начали строиться уже после Азовского сидения. В 1650 году казаки построили в городе Черкасске, вместо часовни, деревянный собор во имя Воскресения Христова, с четырьмя приделами. В 1652 году был основан Усть-Медведицкий монастырь. Ко времени царствования Петра Великого на Дону было: 1 собор, 2 монастырские церкви, 11 церквей в станицах и 3 часовни.
Исстари казаки исповедовали православную веру, были очень набожны и, хотя церквей не было, посты соблюдали очень строго. Без молитвы, горячей и усердной, казаки не принимались ни за какое дело.
Одевались казаки или в своей работы зипуны, или в одежду турецкую и татарскую, взятую в добычу. Большей частью носили дома и на походе одежду домодельную, а в праздники наряжались в богатые азиатские или польские уборы, взятые в походах. Сукна получали из России в царское жалованье. Потом и сами казачки научились ткать из овечьей шерсти тонкие сукна.
Вот, для примера, что имел простой казак в 1630 году. Список вещей взят у казака Павла Рябинина, бывшего в зимовой станице в Москве. В сундуке у него при обыске нашли: пищаль - то есть ружье - с ремнем, голубой плащ (епанча), серый зипун, белый зипун, полосатый пояс, бурку (епанча полстяная), попону черкесскую, войлок из коровьей шерсти, подушку, шляпу, 2 рубахи, 9 портов, сермяжные перчатки, старые красные штаны, кожаные сапоги и пучок ремней. У атамана зимовой станицы имущества было гораздо больше. У него нашли серебряные: чашу, чарку, ковшик, винную чарку, медный позолоченный ящичек и в нем жемчужное ожерелье, чолотые серьги с жемчугами (низано по-казацки), золотые перстни с камнями, золотой кафтан с серебряными пуговицами, несколько атласных и шелковых кафтанов, теплую шубу на куньем меху, несколько образов и печатных книг, евангелие, часослов, требник, четьи-минеи и апостол. Книги и церковные ризы атаман припасал для войска.
Шапки носили из курпея с суконным шлыком. Обувь была разная - были лапти, поршни и сапоги.
Женщины одевались по-азиатски. Обычный женский сарафан, или кубелек, был суконный и не очень длинный. Красили сукно в пестрые цвета. Шубы носили длинные, азиатского покроя. Пояса из материй, а кто побогаче, то из серебра. На руках носили браслеты, называвшиеся белезеками, или обручиками. Девушки носили на голове перевязки с медными вызолоченными гвоздиками и золотой бахромой кругом; волосы заплетали в косы, и в косы вплетали яркие ленты и мохры. Замужние женщины носили кички с высокими рогами. Против лба надевался вышитый круг и от лба до ушей были подвески. Сзади был подзатыльник, весь убранный золотом, серебром и бисерными нитками. На висках были такие же нитки, называемые чикилеками. На шее носили ожерельники из монет и монисты. На ногах были красные сапожки с железными подковками в вершок, под каблуком.
Как управлялось войско во времена Азовских походов
Всеми делами в станице или городке ведал выборный на год станичный атаман. Важные же вопросы решались на кругу, в общем сборе, на площади, а зимою - в станичной избе. Казаки неохотно шли в атаманы. Обыкновенно, избранный долго отпрашивался и откланивался перед кругом, иногда даже в землю кланялся, чтобы его «ослобонили» от этой чести.
В каждой станице был свой день для выбора атамана. В Верхне-Курмоярской станице, например, выборы бывали в Богоявление, в Есауловском - в четверг на масленице и т. д. В день выборов, после утрени, вся станица скликалась в станичную избу. Атаман вставал, молился перед иконами, кланялся на все стороны и говорил:
- Простите, атаманы молодцы, в чем кому согрешил! Станица отвечала:
- Благодарим, Зиновий Михайлович, что потрудился. Атаман клал шапку на стол, поверх клал насеку. Насека в старые времена приготовлялась так: на терновом стволе, еще на корне делали ножом насечки. Насечки во время роста заплывали кожицей и образовывали наплывы, получалась пестрая палка. Палку украшали серебряной булавой. Название «насека» получала именно от этих насечек. Севши на место, атаман приказывал есаулу доложить:
- Кому, честная станица, прикажете насеку взять? В станичной избе поднимался шум. Каждый кричал своего выборного.
- Софрону Самойловичу! Софрону Самойловичу! - наконец, согласятся все.
Тогда еще и еще раз - обыкновенно до трех раз, а если голоса разделятся, то и больше, докладывал есаул.
Наконец, согласятся на Софрона Самойловича.
Софрон Самойлович, старик, наиболее уважаемый и почитаемый в станице, принимал насеку и становился на место атамана. По его приказу есаул опять докладывал:
- Вот, честная станица Курмоярская! Старый атаман свои годы отходил, а вам без атамана быть нельзя, так на кого, честная станица, покажете?
Тут уже поднимался невообразимый шум. Каждый кричал своего выборного.
- Макия, Макия, Макия Яковлевича! - кричат одни.
- Якова, Якова Матвеевича! - вопят другие, третьи еще кого-нибудь. Нужно, было иметь есаулу очень хорошее ухо, чтобы уловить, за кого больше голосов подают. Есаул докладывает это имя старику, старик спрашивает еще раз:
- Так на Якова Матвеевича порешили?
Опять крики. Но уже ясно становится, что большинство за него. Старик спрашивает и в третий раз и потом вручает Якову Матвеевичу насеку. Яков Матвеевич, перекрестившись, принимает насеку. Старики, в знак поздравления, накрывают его шапками и он садится к старому атаману на главное место. К атаману в подписные старики, то есть в судьи, выбирали еще десять лучших людей из станицы.
На их обязанности было, в случае опасности от неприятеля, бежать по полям со знаменами, скликать народ в станицу в осаду, мирить ссорящихся, по общим делам брать штрафы на выпивку, знать очередь в нарядах на службу, объявлять кругу о преступлениях и ждать от него приговора.
Суд творился на кругу или на сборе. Сбор происходил по закличке в станичной избе. Закличка делалась так: по улицам ходил есаул и резким протяжным, станичным, есаульским голосом кричал: «Атаманы-молодцы, вся честная станица Курмоярская! Сходитесь на беседу ради станичного дела! А кто не придет, на том станичный приговор - осьмуха!»
Когда казаки соберутся, к ним выходил атаман с есаулом и атаман приказывал жалобщику доложить свое дело.
Проситель выходил на середину, кланялся на все стороны и рассказывал, о чем он просит. Старики-судьи слушали внимательно. Но на сборе казаки обыкновенно разговаривали о своих делах, так что часто и не слышали о чем идет речь. Атаман, выслушавши жалобщика, говорил есаулу:
- Есаул, доложи!
Есаул кричал станичным голосом:
- Атаманы-молодцы, вся честная станица Курмоярская! Помолчите!
Но казаки не сразу умолкали. Есаул бил тростью о пол и опять кричал:
- Помолчите-ста, атаманы-молодцы, помолчите-ста! Говор и крик переходит в шепот. Тогда вставал уже сам атаман и говорил:
- Помолчите, атаманы-молодцы!
Наконец, наступала тишина полная, и атаман говорил:
- Вот, Аксен Пахомович просит о том-то. Что скажете? Дать или не дать?
И казаки отвечали или: «Не дать? За что?», или: «В добрый час!».
Потом вызывали обвиняемого в каком-либо проступке. Он тоже кланялся казакам, и есаул докладывал его дело.
- Вот, честная станица! - говорил атаман, - старики присудили наказать его плетьми за то-то! Как прикажете? Простить ли его или выстегать?
И тоща, как часто и теперь, казаки невнимательно слушали на сборе, о чем идет речь.