Платов в этот день был удручен потерями минувших дней и мало распоряжался…
А между тем, каждая минута была дорога. Встревоженный Наполеон при первых выстрелах в тылу послал туда всю свою конницу. И она появилась перед обозами тогда, когда казаки не успели еще устроиться, и потому казаки живо рассыпались в лаву и начали отходить.
Набег казаков Платова в тыл Бородинской позиции Наполеона мог бы сломить все силы Наполеона и даровать нам полную победу. Но этому помешала некоторая жадность казаков. Едва увидали наши деды богатства наполеоновского обоза, как забыли и цель и назначение набега. Сильно раскаивались в этом потом казаки, да было уже поздно: потерянного не вернешь.
Набег казачьих полков в тыл французов остановил на целый час атаку на русскую позицию. За этот час защитники главной нашей батареи Раевского были подкреплены, и французская атака разбилась о твердость наших войск. Четыре часа боролись на тесном поле. Четыре часа гремел и перекатывался беглый огонь по линии стрелков и с музыкой и развернутыми знаменами ходили полки. Четыре часа орлы французских знамен сталкивались с русскими орлами и не могли их одолеть. В 6 часов вечера бой стих. Утомленные, разошлись враги и заночевали на тех же местах, где стояли и раньше. Мы не уступили врагу ни пяди земли…
На другой день войска отошли на полторы версты, а потом двинулись к Москве. 2 сентября, в виду первопрестольной, в маленькой деревушке Фили, собрался военный совет. На этом совете решено было пожертвовать Москвою, но спасти армию. Всем приказано было отступать за Москву.
Но еще раньше этого совета в Филях, 29 августа, атаман Платов в почтовой бричке помчался на Дон - поднимать казаков на защиту России от антихриста в лице Бонапарта!
- Родную дочь свою отдам замуж за того казачишку, который возьмет мне в плен Наполеона! - повторял рассерженный и разобиженный донской атаман.
3 сентября последние полки наши вышли из заставы и пошли по Рязанской дороге, и в этот же день Наполеон вступил в Москву. Долго стоял он на Воробьевых горах и, скрестивши руки, любовался Москвой. Горели на солнце купола и кресты сорока сороков церквей, красиво высился Кремль, вся Москва, окутанная зеленью полей, играла перед ним в лучах утреннего солнца.
- Так вот он, этот священный город! - задумчиво сказал Наполеон.
Он ждал, что к нему выйдут жители, что начальник города поднесет ему на бархатной подушке ключи. Так было при взятии им Вены, Берлина и других городов. Но из Москвы никто не приходил. Он послал в город поторопить, ему донесли, что Москва пуста.
Жители бежали из Москвы, все, что можно было увезти - было увезено. Наполеон вошел в покинутую жителями, разоренную Москву.
Он послал из Москвы императору Александру предложение о мире.
- Я не положу оружия, - отвечал ему наш государь, - доколе ни единого неприятельского воина не останется в царстве моем!..
Москва начала гореть. Таинственные люди поджигали ее со всех сторон. Французские разъезды ловили их. Расстреливали… На место расстрелянных являлись новые, и Москва продолжала гореть. В армии Наполеона начал ощущаться недостаток съестных припасов. Солдаты находили мебель, шелковые материи, бархат, чай и сахар, но не имели хлеба, муки, мяса, овса и сена. Наполеон посылал партии на розыски продовольствия в окрестности, но на партии эти нападали казаки, нападали вооруженные крестьяне, и они или гибли, или возвращались с пустыми руками.
В богатом городе армия Наполеона страдала от голода. Солдаты начинали не слушаться своих офицеров, и в так страстно ожидаемой французами Москве армия страдала больше, чем во время сражений.
Как двести лет тому назад, в 1612 году, по призыву князя Пожарского и Минина, поднялся стар и млад на защиту родины, так и теперь, по слову Государеву, вся Россия поднималась против французов. Дворяне за свой счет составляли, обмундировывали и снаряжали полки, готовились народные ополчения.
Но особенно возмутился и вознегодовал Тихий Дон. Там готовилось поголовное ополчение казаков против Наполеона.
Поголовное ополчение войска Донского 1812 г.
В конце августа на Тихий Дон прискакал атаман Платов. Сейчас же по всем станицам поехали гонцы. Собирали казаков на круг и объявляли им, что враг в несметном количестве пришел разорить Россию.
- Похваляется он, - говорили платовские посланцы, - пройти Русь до самых берегов тихого Дона. Если Бог попустит врага осквернить своим присутствием казачью землю, тогда не пощадит он ни жен, ни детей наших, поругает он храмы Господни, встревожит прах отцов наших и смешает горячую казачью кровь с волнами тихого Дона!..
Молча, с опущенными головами, слушали казаки эту речь. Слышались тихие вздохи, иногда кто-нибудь творил крестное знамение.
- Атаман, - продолжал гонец, - призывает всех верных донцов стать на защиту Царя и Отечества!
- Скорее умрем, но не выдадим Россию и тихий Дон на поругание французам! - кричали казаки.
Весь Дон шумел от казачьих голосов. Поднимались верхние и нижние юрты. Без царского указа, по одному слову своего атамана, и старые и молодые, и богатые и бедные становились под станичные знамена. Шли люди давно уволенные в отставку, шли единственные сыновья - опора всей семьи. Пустел Дон. По станицам и хуторам оставались только немощные столетние старики, да женщины, да малые дети. Дон весь пошел выручать свою мать - Россию.
Ой ты, батюшка наш, славный тихий Дон!
Ты кормилец наш, Дон Иванович!
Про тебя-то лежит слава добрая!
Слава добрая, речь хорошая!
Как бывало ты все быстер бежишь,
Ты быстер бежишь, все чистехонек,
А теперь ты, кормилец, все мутен течешь.
Помутился ты. Дон, сверху донизу!
Речь взговорит славный тихий Дон:
«Уж как-то мне все мутну не быть:
Распустил я своих ясных соколов,
Ясных соколов. Донских казаков!
Размываются без них мои круты бережки,
Высыпаются без них косы желтым песком!»
Донское дворянство выставило 1500 лошадей. Торговые казаки пожертвовали 100 тысяч рублей на нужды поголовного донского ополчения. Каждый жертвовал еще, кто чем мог. У кого было два седла - отдавал седло неимущему; помогали оружием, одеждой. В самое короткое время было собрано 26 полков и снаряжено шесть орудий донской конной артиллерии. Без дневок и без отдыхов тронулись эти полки с Дона и пошли, делая по 60-ти верст в день, на выручку русской армии, к Тарутинскому лагерю…
Казаки шли бодро и смело, готовые на подвиг и на смерть. - Один раз родила казака мать, - говорили они, - один раз и умирать!..
Изгнание французов из России
Москва догорала. Стоял конец сентября. По ночам было холодно, и солдатам великой армии Наполеона негде было укрыться. Голодные и оборванные, они начали гибнуть от болезней. Между тем, русская армия усиливалась ополчениями, бодрое настроение было в русских войсках. Все желали наступления на французов, жаждали победы и верили в нее… Наполеон решил отступать… И только вышел он из Москвы, как русские перешли в наступление.
5 октября русская армия тронулась из Тарутина. Вечером, шестью колоннами, двинулась она к французскому авангарду Мюрата, стоявшему отдельно, в 60-ти верстах от главной армии Наполеона. В правой колонне нашей шло десять казачьих полков под начальством графа Орлова-Денисова.
Все эти колонны должны были одновременно на рассвете подойти к французскому лагерю и атаковать его. Ночь наступила темная, подул холодный сырой ветер; по грязным дорогам пехота еле тянулась, пушки увязали, и только казачья колонна графа Орлова-Денисова к назначенному часу пришла на место. Казаки вытянулись длинною лавою на опушке густого ольхового леса.
Светало. Ветер бил голыми ветвями, срывая с них последние бурые листья. Накрапывал мелкий дождь. Тревожно выжидая, ходил взад и вперед Орлов-Денисов. По времени, пора было начинать. Но русских колонн еще не было. Тихо спал в сыром осеннем утре французский лагерь. Вот начали и в нем просыпаться. Показались кавалеристы. Они, без оружия и без седел, ехали с лошадьми на водопой.
- Что же, начинать, что ли? - спрашивали казачьи полковники графа.
Орлов-Денисов посматривал то на часы, то на восток, откуда должны были появиться пехотные колонны. Но там не было заметно никакого движения.
- Ну, с Богом!
Казаки сели на лошадей, оправились и… ги-ги! - сотня за сотней, как из мешка, полетели пятьдесят казачьих сотен на пробуждающийся бивак французской армии. Весь лагерь левого крыла и 38 орудий были охвачены казаками. Казаки рассыпались по биваку, били отсталых, хватали оружие, вывозили пушки, поджигали зарядные ящики, всюду внося тревогу и беспокойство. Французы устраивались в середине, и в это же время показалась первая русская колонна.
Кое-как устроившиеся кирасиры понеслись на казаков.
Бой разгорался по всей линии. Мюрат постепенно вводил свои полки; но русские теснили французов, и они начали отступать.
Сражение при Тарутине решило исход войны в нашу пользу. Это было первое сражение со времени перехода французов через Неман, где мы одержали полную победу. И эту победу русской армии дали донские казаки. За время нахождения Наполеона в Москве его армия ослабела, наша же усилилась. Тарутинское сражение показало русским, что французы уже не в силах бороться с нами, и сами французы это поняли и начали отступать.
Как при вступлении Наполеона в Русскую землю донцы наседали на французов и всюду теснили их, так и теперь, при отходе врага, донские казаки неустанно преследовали его. Они навели панику и уныние на французских начальников. Вот что писали о них в это время лучшие знатоки кавалерийского дела: «… Казаки делают войну весьма опасною, - писал о донцах француз де-Брак, - и в особенности для тех офицеров, которые назначены производить разведки. Многие из них, в особенности офицеры генерального штаба, довольствовались обыкновенно тем, что успевали узнать от местных жителей, и, из опасения наткнуться на казаков, никогда не проверяли на месте этих показаний, а потому император не мог узнать того, что происходило в неприятельских войсках…»