Они прошли мимо роскошных старинных дверей, отделанных золотом. В маленьком зальчике висели всего четыре портрета.
— Автора этих работ даже неизвестно, как и зовут, хотя ему посвятили отдельный зал. Внизу написано: «Мастер портрета», и всё. Это моя самая любимая картина. — Света подвела их к портрету девочки. Девочка была одета во взрослое длинное платье, а в руках держала куклу. Вид у неё был одновременно и любопытный и испуганный, а глаза словно светились — такие они были живые. Картина называлась «Портрет неизвестной девочки».
— Он знал особую тайну, как писать глаза, чтобы через них светилась душа, — сказала Света, — так написано в книгах. Некоторым художникам казалось, что они раскрыли секрет его мазка, но им не удавалось даже просто скопировать эти картины.
На другой стене были портреты мужчины и женщины, на третьей — снова та же девочка, только постарше.
— Многие говорят, что это — лучшие портреты в русской живописи первой трети прошлого века. И видно, что мастер побывал в Италии, потому что вот: девочка стоит на балконе на фоне венецианского канала. Многие так и говорят, что в его портретах соединено мастерство знаменитого итальянца Беллини и великих русских иконописцев.
— И никто не знает фамилии? — удивился Саша.
— Вообще ничего не знают. Портреты есть, а про человека ничего неизвестно. Знают только, что картины подарил какой-то русский — то ли граф, то ли князь, — который приехал из Италии.
Они ещё походили по залам, а Света всё останавливалась у разных любимых своих картин.
Когда снова шли по Невскому из музея, Света спросила:
— Придёшь завтра в десять снова позировать?
Саша кивнул, и они разошлись в разные стороны, потому что Саша направился наконец в библиотеку.
На другой день рано утром он сходил в парикмахерскую.
Костюм он тоже надел новый, он в нём лишь дважды ходил в Театр юных зрителей. Таким и явился ровно в десять в рисовальные классы.
— Зря так оделся, мы хотели рисовать фигуру «драчун», — сказала учительница. — Правда, у тебя вид всё равно не драчливый. Девочки, будем рисовать мальчика с книжкой.
Саша три часа сидел на стуле с книгой в руках. Это был альбом старинной живописи, и он несколько раз весь его просмотрел.
У Светы и в этот раз получалось лучше всех. Учительница так и сказала:
— Умница, Гаврилова!
И Саша вздрогнул — ведь его фамилия тоже была «Гаврилов».
А потом, во время перерыва, Света налила ему чай первому и, как вчера, принесла печенье на красивом блюде.
А в те моменты, когда она смотрела на него, рисуя, ему даже страшно становилось — Саше казалось, что все чувствуют, каким особенным взглядом она на него смотрит.
— Девочки, заканчиваем! — объявила учительница. — Ты, Саша, свободен, спасибо тебе большое. Если хочешь, приходи в начале сентября, натурщики нам нужны. Девочки, Саша уходит, а мы остаёмся подводить итоги.
А через день он ехал на поезде в Новгород вместе с отцовским сослуживцем. Отцовский сослуживец, толстый человек с большой лысиной и добрым лицом, походил на знаменитого актёра Леонова. И что смешно — его фамилия была тоже Леонов. Сейчас он ехал в командировку на новгородский завод.
— На вокзале Сашу моя сестра встретит, — говорил, прощаясь, отец, когда все стояли у вагона, — или её сын, мой племянник. А через две недели — вместе назад.
У Саши был зелёный рюкзак с разными городскими продуктами и старый, затёртый отцовский портфель. В портфеле лежала тетрадь для научных записей, книги, которые Саша взял в библиотеке, и ещё одна — толстая, изданная в прошлом веке, её накануне принёс Николай Павлович — «Херсонесские древности».
Леонов сидел у окошка напротив Саши, вытирал лысину носовым платком и листал журналы, их он захватил с собой целую пачку. Потом он сложил журналы наверх, на полочку, а сам задремал.
Саша смотрел в окно — на деревни, поля, леса, овраги… Ещё вчера ехать в деревню, хотя и к родственникам, не очень-то ему и хотелось. Он любил городскую жизнь. В городе всегда происходит много интересного — не заскучаешь. А деревенской жизни он не знал вовсе, да и знать особенно не стремился. Но сейчас, когда увидел дома, стоящие над речкой с крутым песчаным берегом, ребят, купающихся на другом берегу, стало ему неожиданно радостно.
Он оторвался от окна и только снова взялся за свои «Херсонесские древности», как на него с верхней полки полетели леоновские журналы. Леонов не проснулся. Саша собрал их с пола и прочитал в одном из журналов, что в Италии при продаже старинной виллы нашли на чердаке много картин, и на всех картинах была нарисована одна и та же молодая женщина, только одетая по-разному и в разных помещениях. Итальянские специалисты, которые изучали картины, предположили, что их писал русский художник. После окончательного изучения картины поступят в художественные музеи.
Саша взглянул на фотографию с картины, но та была испачкана пепси-колой — лица было не разобрать.
Журнал снова напомнил ему про Свету и про их поход в Русский музей.
Саша представлял почему-то, что его встретят на лошади. В старых книгах, которые он читал, в деревне так и встречали.
— Пошли к мотоциклу, — сказал двоюродный брат Михаил, когда они попрощались с Леоновым.
Они подошли к пропылённому мотоциклу, Михаил прикрепил к багажнику рюкзак с продуктами, в коляску посадил Сашу, сунул в руки ему портфель с научными книгами, и они рванули вперёд по асфальтовому шоссе, обгоняя тяжёлые «КамАЗы», междугородные «Икарусы» и разные легковые машины.
— Не страшно? — прокричал Михаил.
— Нет! — Саша постарался ответить веселей, хоть и было ему страшно.
Когда они проезжали мимо большого зелёного поля, Михаил снова крикнул:
— Я поднимал!
Наконец свернули на обычную грунтовую дорогу и поехали тише. Навстречу, волоча за собой тучу пыли, попался автобус. Из автобуса замахали руками ребята.
— Наши, деревенские, — объяснил Михаил, — ты — сюда, они — туда. На экскурсию в Ленинград. Ты не обижайся, я тебя к дому подвезу и оставлю. Я на тракторе со своей бригадой шесть совхозов обслуживаю. Так что, сам понимаешь, сейчас мы в другом конце района работу гоним. Я тебя высажу, в дом введу, ты отдохнёшь, поешь, а вечером мать придёт с работы.
— Я не устал, — сказал Саша.
— Ты, главное, у нас воздухом дыши. У нас, говорят, микроклимат замечательный. Короче, отдыхай.
И вот показалась деревня Гаврилово. На трёх холмах. На одном холме — белое здание с колокольней, на другом — дом старинный, с колоннами, на третьем — пологом длинном холме — сама деревня, деревянные избы.
Изба Михаила стояла посередине.
— Петуха над трубой ещё отец делал, — сказал Михаил, — по петуху и отличай, если заблудишься.
Он внёс Сашин рюкзак, поставил его рядом с широченной русской печью. Показал в комнате огромную кровать с башней подушек.
— Здесь и отдыхай. Сейчас электроплитку включим, согреем чай, я и поеду.
Через полчаса он уже мчался на мотоцикле по пыльной дороге, а Саша остался один дышать здоровым деревенским воздухом.
Дома стояли на крутом берегу. О берег тёрлась волна, и ветер гнал по ней зыбь. По реке в байдарках плыли туристы.
— Парень, это деревня Гаврилкино? — крикнули они издалека.
— Гаврилово! — отозвался Саша и потихоньку пошёл по деревенской улице вниз с одного длинного холма к другому холму, где стоял старинный дом с колоннами.
Улица была чистая, на земле росла невысокая трава, в глубокой луже купались утята, а рядом ходила стая гусей, и один гусь принялся Сашу разглядывать.
«Не клюнул бы», — подумал Саша и обошёл их стороной.
На скамейке около избы сидели две старушки, и Саша, как учил отец, с ними поздоровался.
Старушки закивали.
— Сашка из Ленинграда, Михаил привёз, — сказала одна.
— Евдокия вчера переживала, а ну Михаил не встретит? — сказала вторая.
Не успел Саша удивиться, что его тут узнали, как вдруг с холма, от старинного дома ему крикнули:
— Александр! Давай-ка иди быстрей!
Под деревом стоял парень в тренировочных штанах и майке.
— Вы меня? — спросил Саша на всякий случай.
— Тебя. Кого же ещё. Ты один Александр. Как доехал? Чаю попил?
— Попил, — ответил растерянно Саша.
— Неудачно приехал — твои ровесники на экскурсии. Одни дачники да старушки с малышатами. Пойдём, музей покажу. Минуту подожди, я переоденусь, а то в майке в музей — некультурно.
Он исчез в избе, стоявшей поблизости, а Саша подумал: «Какой ещё музей!» И тут же на доме с колоннами увидел резную доску: «Народный музей Е. А. Гаврииловой».
«Местный экскурсовод — вот он кто», — решил Саша, но скоро понял, что ошибся. К нему подошёл человек в милицейской форме.
— Пошли, — сказал он.
— Куда? — Саша даже слегка испугался.
— В музей, говорю, пошли.
Только тогда Саша сообразил, что милиционер и есть тот парень. Из кобуры у него выглядывал настоящий пистолет.
— Проходи, — сказал милиционер и открыл большим ключом дверь, — а то мне скоро на дежурство ехать.
Саша двинулся за ним следом по широким крашеным половицам.
— Дому почти два века. Дом — типичный, помещичий. Ты вообще-то к музейному делу как относишься?
— Хорошо, — ответил Саша.
— Молодец! — похвалил милиционер. — Я тоже уважаю. Мы с Ильиным, пока музей собирали, академиками сделались.
И он стал рассказывать историю рода князей Гаврииловых, которым принадлежал дом, а с ним и деревня.
Первый Гавриилов Гаврииловым ещё не был, но был он воином и участником битв Александра Невского. Вот как писал о нём историк Карамзин, изучавший древние рукописи:
«Король шведский послал зятя своего Биргера на ладьях в Неву, к устью Ижоры, с великим числом шведов, норвежцев и финнов. Сей вождь опытный, дотоле счастливый, думал завоевать Ладогу, самый Новгород и велел надменно сказать Александру: „Ратоборствуй со мной, если смеешь; я стою уже в земле твоей”.
Князь и дружина оказали редкое мужество. Александр собственным копьём возложил печать на лицо Биргера. Витязь российский Гавриил Олексич гнал принца, его сына, до самой ладьи, упал с конём в воду, вышел невредим и бодро сразился с воеводою шведским».