В капстроительстве, гласит сводка, 87 % средств вложено в тяжёлую и лишь 13 % — в лёгкую индустрию. К концу 1957 г. полностью или частично сдано в эксплуатацию 68 объектов с помощью СССР и 27 — с помощью Болгарии, Венгрии, ГДР, Польши, Румынии, Чехословакии. Валовая промышленная продукция возросла на 141 %. Рост внешней торговли: 62 %. Темпы достойные — тем паче, что пятилетке сопутствовала война с американцами в Корее![50]
21 апреля. От имени далай-ламы заявлено, что отбыл «по своей собственной свободной воле». Считая, что заявление навязано далай-ламе насильно, Синьхуа пишет: «Оглашение в настоящий момент документа, названного „Заявлением далай-ламы“, в котором столь демонстративно говорится о „независимости Тибета“, фактически нацелено на превращение Тибета в иностранную колонию или протекторат. Невольно возникают вопросы: не есть ли сие попыткой поставить далай-ламу во враждебное положение к своей Родине и преградить ему путь к возвращению на Родину; и не есть ли сие попыткой создать ситуацию, вынуждающую индийское правительство допустить в Индии антикитайскую политическую деятельность тибетских мятежников?»
27 апреля. Сессия ВСНП избрала председателем КНР Лю Шаоци, его замами — Сун Цинлин и Дун Биу. Чжу Дэ стал председателем Постоянного комитета ВСНП, Чжоу Эньлай вновь утверждён премьером Госсовета.
1 мая. Парадоксы пропаганды: на площади Тяньаньмэнь, украшенной портретами Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина (и огромным портретом Мао напротив), демонстранты славили «генеральную линию»; исполнялась новая песня «Народные коммуны — это хорошо!»
6 мая. В «Жэньминь жибао» — язвительный комментарий «Революция в Тибете и философия Неру»: «…Это — уже 7‑е выступление г‑на Неру в парламенте Индии по тибетскому вопросу с 17 марта по конец апреля. Г‑н Неру уже многократно выражал сочувствие „стремлению тибетцев к автономии“ и выступал против „вооружённой интервенции“ Китая… Во взглядах г‑на Неру налицо противоречия, но как оные разрешить мы обсуждать не намерены… Каждый достаточно занят расчисткой снега перед собственным домом — к чему беспокоиться о снеге на чужих крышах?» И т. д. и т. п. Былые друзья на глазах всего мира превращаются во врагов. Исчез Далай-лама — и тут же рассорились две самых населённых державы, даровавшие миру «5 принципов мирного сосуществования» («Панча шила»). Куда потянется цепочка? Не к нам ли — столько сил вложившим в построение дружбы и с Китаем, и с Индией?[51]
Наверняка тут сокрыта рука ЦРУ. Пекин, конечно, прав, но не помог ли он — в эйфории «скачка» — мятежникам (и ЦРУ) своими просчётами?[52]
9 июня. Из письма мамы от 28 мая:
«Папа намеревается со временем побывать у врача, который его лечит. Хочет, чтобы ты продумал, какое время года наиболее удобно при его болезни, как лучше организовать его переезд в Китай. Редакция ему, конечно, поможет…»
26 июня. В числе 200 советских специалистов, отбывающих в нынешнем году на Родину, был сегодня в Чжуннаньхае[53] на встрече с Чжоу Эньлаем. Он появился в белой рубашке навыпуск («протокол жарких стран»), обаятельный, как всегда. И подкупающе откровенный: «Вы, специалисты, работали вместе с китайскими коллегами во многих сферах, все высказанные вами замечания доводились в той или иной степени до нас. Ваши замечания и предложения были проникнуты желанием по-братски нам помочь, многие из них учтены в нашей работе…»[54]
Сообщил, что к маю 1959 г. в некоторых провинциях КНР имел место голод, для преодоления которого пришлось обратиться к госрезервам[55]. Причины голода объяснил поспешными попытками «скакнуть в коммунизм»: «Многие руководители на местах плохо рассчитали запасы зерна — вместо того, чтобы распределить на весь период до нового урожая, вводили в общественных столовых народных коммун бесплатное питание по принципу „ешь, сколько пожелаешь“».
Не всё в его словах было для меня новостью: на новом месте уже доводилось переводить для спец-бюллетеня конфиденциальные тексты о «проколах» скачка. О том, например, как горе-рационализаторы попытались заменить — лишь бы вышло «быстро и экономно» — стальные рельсы… деревянными и пр. Что удивило — так это жалобы на «взрыв аппетита» у крестьян при дармовом столований[56]. Могло ли быть иначе? Китайские вожди ведь — не книжные теоретики, по ходу антияпонской и гражданской войн годами жили бог о бок с простым людом… Но почему он столь откровенен? Новые веянья в руководстве? Или влияние Засядько?[57]
Затронул премьер и дилемму «равновесие — неравновесие», что заинтриговала меня полтора года назад: «У нас сейчас между рядом отраслей возникли диспропорции,— сказал он.— Советские специалисты это предсказывали, за что мы им благодарны. Всё познаётся через практику. Наша страна пока что подобна ребёнку, который учится ходить. Ребёнок упадёт раз, разобьёт нос, упадёт второй, третий раз, а затем научится ходить».
Итак, на устах премьера — завуалированная самокритика. Престиж наших экспертов — на высоте! Не зря волновались о перегибах «скачка», их правота признана китайским руководством…
27 июня. Почитание «лао дагэ» проистекает, пожалуй, не столько из деяний нынешних специалистов, сколько из образа тех, кто сражался в Гражданской и в Отечественной. Специалистов знают в Китае немногие, а героев прошлого — по кинофильмам — миллионы…
Из письма маме:
«День Советской молодёжи мы отметили турпоходом.
…В стареньком посольском автобусе шутки, хохот, виртуоз-аккордеонист наигрывает забористые мотивчики, но вот остановка. Милиционер в белой курке и пробковом шлеме проверяет коллективную визу на право выезда за городскую черту. Всё в порядке, виртуоз ведь — работник консульства. Перед нами две дороги. Направо — влажный блеск асфальта, окутанного маревом, налево — каменистая грунтовая дорога. Водитель сворачивает влево. Вдруг замечаем: сзади, отчаянно крутя педалями, мчится на велосипеде знакомый милиционер. Погоня! Останавливаемся, виртуоз выходит для переговоров. Оказывается, милиционер решил, что мы заблудились и погнался, чтобы сказать об ошибке. Объясняем, что к монастырю пойдём через гору. „Зачем? — недоумевает страж порядка.— К Танчжэсы теперь есть хорошее шоссе!“
Ещё несколько минут тряски в клубах пыли, и дорога обрывается. Мы — в большом селении. Отовсюду спешит ребятня. „Кто из вас переводчик?“ — осведомляется самый смелый. Никто не признаётся, хотя переводчиков среди нас больше, чем „непереводчиков“. Направляемся к горе, ребятня — за нами. Даже карапузы, что и ходить-то толком не выучились, тоже карабкаются вверх. Услышав крики обеспокоенных матерей, я отстаю, будто понадобилось застегнуть сандалий. Карапузы таращат глаза. Выдержав паузу, предлагаю им спуститься к мамам. Они, оказывается,— люди дисциплинированные. Хором говорят „Цзай дянь“ („До свиданья“) и преследование прекращают.
…Солнце в зените. Мы растянулись цепочкой километра на полтора. Впереди — виртуоз и незнакомый старичок с зонтиком: увидев нас, подождал и теперь помогает не сбиться с пути. Метров через 100 — я с мальчуганом, что искал переводчика. Рот, гортань высохли, покрылись коркой. „Далеко ли до Танчжэсы?“ „Очень близко!“ — мальчуган рад, что обнаружил „переводчика“ и принимается излагать сведенья о храме („Танчжэсы старше Пекина“ и пр.) Спрашиваю, как принято у китайцев, его „драгоценную фамилию“, о здоровье родителей. Фамилия его — Ван, имя — Жаоюань. 12 лет (на вид не дашь и девяти). 1‑й сын в семье. Каникулы ещё не начались, гуляет же потому, что воскресенье. Узнав, что моё имя — Андрей, осведомился, знаком ли я с актёром Андреевым. И правда ли, что у нас был Александр Матросов? Жаоюань видел фильм о нём.[58]
Наконец, чуть ниже „покорённой“ нами горы показались красноватые черепичные кровли в тёмно-зелёном обрамлении. Жаоюань предвкушал, как будет водить нас по храму, но мы устремились туда, где дожидался автобус со снедью и лимонадом. Пригласили и Жаоюаня, но столь прозаическая развязка его разочаровала — на меня глядел с укоризной».
8 июля. Из письма мамы от 1 июля:
«Папа себя чувствует хорошо. Давно уже обедает в кухне, часто сидит попросту на балконе. Сейчас мы работаем над книгой очерков. Это должна быть очень хорошая, интересная книга. Сколько замечательных вещей могло забыться, если бы не эта теперешняя работа… Он мечтает, страшно мечтает проехаться по Волге до Астрахани на лучшем теплоходе… Лапины сообщили телефон Л. В.[59], и папа после укола согласился сам с ней поговорить. Я так рада, ведь он лучше меня это сделал: умно, дипломатично выяснил всё, что нужно. Перспективы у тебя хорошие».
10 июля. Китайский «русист № 1» Гэ Баоцюань рассказал в «Дружбе" историю первой публикации произведения Пушкина в Китае.
«Из книги литературоведа А Ина „История художественной прозы в последний период Цинской династии“,— пишет он,— было известно, что ещё в 1903 г. Цзи Ихуэй перевёл с японского на китайский язык произведение Пушкина. Полное название в переводе было следующим: „Русская романтическая история. Рассказ о Смите и Мэри“.