Правда, что Вас‹илий› Димитр‹иевич› и Н‹аталья› В‹асильевна Поленовы› обедают в 1 ф‹ранк› 25 сант‹имов›? Говорят, они экономят напропалую (может быть, это сплетня). Ну-с, до свиданья, в Москве увидимся.
Клопы старого закала(Из письма И. Е. Репина – В. А. Серову)
Антон, Антон!
Наконец-то. Портрет твой – отца пошлю на «Передвижную». Ни за что ручаться не могу. Сам там участвовать не буду ни в каком виде, разве зрителем выставки.
Ты бы присылал из Москвы «Верушку» Мамонтову, да «Машу» ‹Якунчикову›, да еще кого ты писал на солнце. Попроси – Третьяков даст. А портрет – все-таки с фотографии, не особенно счастливо закончен – пожалуй, и не примут. Теперь они выставляют в Академии наук – зала маленькая, а вещь большая – все это такие резоны для отказа, что и обижаться нельзя.
С. М. Драгомирова[10] уже с неделю как уехала. Сеансы прекратились. Твой этюд я подарил им, т. к. мне показалось, что ты этого желал в глубине души. Только ты извини, Антон, я немножко рукав на локте, грудь и правый рукав и руку правую (левая прекрасно была) потрогал, в том же роде как было – не испортил. Они очень довольны. Повезли уже, вероятно, в Киев со всем скарбом.
Тебя мы тут сначала вспоминали на сеансах часто, а потом все реже и реже. С Любовицкой я как-то примирился, особенно с тех пор, как не вижу ее уже недели две. Они очень шикарно живут. Мать ее заядлая полька, безобразная рожа, кривлячка, но талантливая музыкантша. А Муся довольно интеллигентна, при своей природной ограниченности. Они мне преподнесли княжну Имеретинскую, красавицу – будем после писать – теперь некогда. Теперь всех тут занимает академический скандал. Исеев оказывается таким мошенником и вором – уши вянут?!
А Совет такая поголовная сволочь, что и говорить неприлично. Но сияет солнце, и, кажется, на академической улице будет праздник – новый конференц-секретарь гр. Толстой прекрасный человек. И если его не слопают мерзавцы, то он может принести много пользы русскому искусству. Трудно вывести из Академии этих крепко вцепившихся клопов старого закала!
Ну прощай. Видишь, сколько я тебе всякой всячины написал не так как ты – телеграмму написал мне. А я бы еще больше написал, да знаю ты и этого не дочитаешь, заснешь, бросишь…
«Ты меня ужасно разозлил»(Из письма И. Е. Репина – В. А. Серову)
Это просто возмутительно, Антон! Сам ты сказал, что оставляешь этюд свой в полное мое распоряжение. И когда я спросил, что же с ним делать – ты ответил: «пожалуй, отдайте его хоть Драгомировым». Еще я же тут пожалел, что он не кончен, и в таком виде его даже нельзя повесить на стену. А теперь жалеешь своего этюда и упрекаешь, что сам я, небось, свой изготовил если не Третьякову, то для Терещенко.
Стыдись, Антон! Это слишком грубый упрек. Я его не заслужил… Я никогда не позволяю себе эксплуатировать кого бы то ни было. Если ты не шутишь – отвечай скорей, – то я сейчас же напишу Драгомировым – они из Киева пришлют тебе твой этюд. Я пошлю им свой, хотя они не выражали ни малейшего намека иметь что-нибудь за сеансы. Но раз дан этюд, то, конечно, неловко так их с носом оставить. Да, уж мы лучше однажды навсегда прекратим всякие отношения во избежание недоразумений…
Портрет твой послан. Я не писал тебе, что он плоховат. Я только старался взглянуть на него беспристрастным, даже придирчивым взглядом судей и публики вообще, чтобы тебе быть готовым ко всему. Может быть, я и ошибся, может быть портрет сразу будет принят на щит и ты будешь принят членом, могу ли я вперед знать. А писал тебе, что думал в ту минуту, когда вообразил себе передвижников перед твоим портретом.
И все-таки очень жаль, что ничего другого ты не посылаешь. А это пустяки, что было выставлено в Москве – это ничего, – только бы в Питере не было выставлено. Отвечай поскорей. Ты меня ужасно разозлил!!!!!!
И. Репин.
Товариществу передвижных художественных выставок(Из письма В. А. Серова и других)
В последние годы на передвижных выставках Товарищества число картин экспонентов все более и более возрастало. Качественная сторона всего вносимого экспонентами наиболее резко определялась тем, что само Товарищество, принимая их произведения на свои выставки, признает их способными возвысить художественный интерес последних.
Таким образом, в основе огромного интереса и несомненной заслуги, которые Товарищество имеет в глазах общества за двадцать лет своего существования, лежит некоторая и притом все возрастающая доля участия и экспонентов. Отсюда естественное желание экспонентов стать более, чем пассивными наблюдателями судьбы своих картин, представленных на суд Товарищества.
Выражая это желание, мы, нижеподписавшиеся экспоненты, обращаемся в общее собрание Товарищества с следующим предложением: не найдет ли Товарищество своевременным допустить к баллотировке экспонентских картин членами и тех экспонентов, художественное направление которых, через их неоднократное участие на выставках, успело достаточно определиться.
Подписи: Серов, Коровин, Иванов, Л. Пастернак, Ярцев, Архипов, Левитан, Виноградов, Е. Поленова, Касаткин, Степанов, Головин, Н. Третьяков.
Портрет И. Е. Репина, выполненный Валентином Серовым
Валентин Серов был многим обязан Репину, который был для него не только педагогом и другом, но в какой-то мере отцом. Однако Репин нередко выражал недовольство его сложным характером, а в искусстве категорически не принимал «модернистских» картин Серова – таких как «Похищение Европы» и «Портрет Иды Рубинштейн».
Обращение к П. М. Третьякову
Глубокоуважаемый Павел Михайлович!
Переживая событие перехода в собственность города Москвы пожертвованной Вами картинной галереи Вашей, Московское общество любителей художеств, давно уже с гордостью именующее Вас своим почетным членом, с особенным уважением останавливается на значении этого события.
Руководимый горячей любовью к родному художеству, Вы большую часть жизни Вашей посвятили собиранию произведений русской живописи, вложили в это дело неутомимую энергию, чуткое художественное понимание, беспристрастную объективную оценку и, наконец, достойно увенчали этот многолетний свой труд беспримерным даром собранной Вами галереи городу Москве.
Неоценимо это благое дело Ваше как для родной Вам Москвы и для России, так и для всего образованного мира, перед которым, таким образом, впервые предстанет наше искусство в составе целой русской самостоятельной школы живописи. Эта заслуга Ваша не забудется ни в истории национального самосознания, ни во всемирной истории искусства.
Не можем здесь не вспомнить с глубокой признательностью и заслугу Вашего покойного брата Сергея Михайловича, благодаря пожертвованию которого наряду с бесценным Вашим собранием Москва обладает ныне одной из лучших коллекций новейшей иностранной живописи.
Да процветает же эта городская Третьяковская галерея на благо современникам и потомству и да продлится Ваша плодотворная деятельность на славу родного искусства на многие многие годы.
Председатель Общества К. Быковский.
Член комитета И. Цветков.
Подписи: В. А. Серов, В. Д. Поленов, А. М. Васнецов, С. И. Мамонтов, А. А. Бахрушин и другие.
«Честь Вам и слава»(Из письма В. В. Стасова – В. А. Серову)
Валентин Александрович, я всегда считал себя счастливым тем, что мне выпало на долю (кажется, первому) обратить общее внимание на Ваш талант. Портрет Вашего покойного отца был написан, в отношении колорита, неважно, но свидетельствовал о каком-то совершенно особенном портретном даровании.
С тех пор Вы только все шли вперед да вперед, и вперед, и я был глубоко обрадован, увидев на нынешней выставке передвижников портрет графини С. А. Толстой, который есть сущий chef d’oeuvre, хотя он все еще не без недостатков, но обещает еще и много развития впереди, и, мне кажется, если Вы только не убавите пара, Вы скоро станете совершенно наравне с самыми первыми нашими портретистами, а кто знает – может и перегоните их даже!
Честь Вам и слава, и дай Вам бог еще более сил и развития.
Но все это я пишу и говорю Вам случайно – подвернулась оказия. Писать про передвижников я нынче не хочу, не могу и не стану; значит, вероятно, так бы и не узнали моего нынешнего мнения о Вас, да вот – случай вышел. А случай такой: 29-го марта мы празднуем 25 лет со дня кончины нашего крупного художника, Вячеслава Шварца.[11] Я особенно хлопочу об этом, потому что считаю его крупною величиною Русского искусства. Его брат – помогает мне.
Но, кроме публичной панихиды и пр‹очего›, я уговорил начальство лицея Александровского, где Шварц воспитывался, чтоб повесить портрет Шварца в большой Пушкинской зале Лицея (знаете, где помещены портреты, гипсовые статуи и бюсты Пушкина и целое собрание его автографов). Теперь мы ждем высочайшего разрешения и на Шварца (которого я, конечно, и не думаю сравнивать с Пушкиным).
Но, покуда что дело идет, я обращаюсь к Вам с просьбой: дать Ваше согласие написать этот портрет (есть отличный фотографический портрет!) – конечно, не к 29 марту, но после: теперь же мне желательно было бы только получить, если можно, Ваше согласие, чтобы объявить его во время чествования этого дня.
Вот я и обращаюсь к Вам с просьбой поскорее написать мне, в императ‹орскую› библиотеку:
1) Согласитесь ли Вы написать этот портрет, грудной, вершков в 12 или 14 вышиной;
2) Если согласитесь, то во сколько времени Вы бы его выполнили?
3) Сколько Вы за него назначили бы (гонорар для Вас берет на себя брат Шварца, человек достаточный, кажется)?
Сверх того, у меня есть к Вам еще другой вопрос: не согласились ли бы Вы написать, для Публичной библиотеки, портрет нынешнего ее директора, А. Ф. Бычкова, который положено повесить в одной из зал? Этот портрет должен быть поколенный, как все предыдущие портреты наших директоров.