Цензурные условия в особенности тяжелы для воспроизводительного искусства, призванного обслуживать широкие задачи в обществе. Мы не приводим здесь подтверждающих это положение фактов только потому, что их слишком много. Достаточно указать на один: репинский «Св. Николай Чудотворец, останавливающий казнь» запрещен к воспроизведению, тогда как оригинальная картина доступна всеобщему обозрению в петербургском музее Александра III.
В заключение не можем не обратить внимания на суровый запрет художественно-юмористическим журналам касаться сюжетов, чуть выходящих за пределы дозволенного цензурой круга наблюдений жизни. Таковой запрет свел содержание наших художественно-юмористических журналов исключительно на пошлые и гривуазные темы.
Полицейское вмешательство в искусство(Из письма в Дирекцию Литературно-художественного кружка)
Комиссия имеет честь передать в Дирекцию Литературно-художественного кружка протоколы своих собраний и представленные в нее записки.
Комиссия единогласно признала необходимость устранения предварительно и карательной цензуры и административно-полицейского вмешательства в область искусства.
За проступки и преступления писателей, художников, издателей, устроителей и предпринимателей должна быть установлена исключительно судебная ответственность по закону.
Подписи: В. Гольцев, И. Остроухов, К. С. Алексеев (Станиславский), В. Каллаш, В. Серов, Сем. Кругликов, Влад. Ив. Немирович-Дaнченко, К. Тимирязев, Ю. Энгель, А. Дживелегов, Н. Тимковский.
Гнет над творчеством(Из письма В. А. Серова и И. С. Остроухова в газету «Новая жизнь»)
…Жизненно только свободное искусство, радостно только свободное творчество, и если наша богатая дарованиями родина еще не успела сказать своего решительного слова в области искусства и проявить скрытые в ней великие художественные силы, если наше искусство лишено живой связи с русским народом, то главной причиной тому, по-нашему глубокому убеждению, является тот гнет над творчеством, который убивает не только искусство, но и другие творческие начинания русского общества.
После усмирения, 1905 год. Карикатура Валентина Серова
Петербургский корреспондент «Дэйли телеграф» Диллон писал в январе 1905 года: «Я спросил одного придворного, почему сегодня убивают безоружных рабочих и студентов. Он ответил: „Потому что гражданские законы отменены и действуют законы военные… Великий князь Владимир заявил: „Нужно открыть жилы России и сделать ей небольшое кровопускание“. Серов очень тяжело переживал эти события, у него начались проблемы с сердцем».
О закрытии Училища живописи(Из письма В. А. Серова и других художников)
Господину директору Училища живописи, ваяния и зодчества.
Мы, нижеподписавшиеся преподаватели Училища живописи, покорнейше просим Ваше сиятельство созвать в возможно непродолжительном времени совет преподавателей по вопросу о начале учебных занятий в училище.
Подписи: С. Ионов, А. Васнецов, А. Архипов С. Малютин, К. Горский, С. Иванов, А. Власов, А. Корин, Н. Касаткин, В. Серов, В. Чаплин, М. Иванцов, С. Волнухин, Л. Браиловский, П. Залит.
Вследствие закрытия училища не найдет ли Московское художественное общество возможность отдать мастерские и классы для работы в них ученикам училища под руководством желающих взять на себя это руководство гг. преподавателей.
Подписи: В. Серов, Ап. Васнецов, Н. Касаткин, А. Архипов, С. Иванов, С. Волнухин, Н. Клодт, К. Горский, А. Корин, В. Бакшеев, С. Малютин.
Не скоро придется увидеться(Из письма Л. Н. Андреева – В. А. Серову)
Дорогой Валентин Александрович!
Удалившись неожиданно в «пределы недосягаемости», ни о чем я так не жалею – из всего российского, – как о том, что не придется мне быть написанным Вами. Теперь, когда, с одной стороны, это было возможно, а с другой – стало невозможно, скажу Вам искренне, уже давно и чрезвычайно хотелось мне видеть свою рожу в Вашей работе. Не суждено!
И ответ радостный, я уже начал Вам писать – как вдруг Свеаборг[24] и тра-ла-ла! И так как советовали торопиться, то уехал я один, две недели шатался по Норвегии, а потом уже в Стокгольме встретился с семьей.
Сейчас в Берлине – и устроился хорошо: в Грюнвальде, среди зелени и относительного безлюдья. Прямо-таки на даче. Но – две недели хвораю; жестокая невралгия, такие боли в костях лица, что можно на стену полезть. Сегодня первый день, когда мне несколько легче, чем и пользуюсь для письма, пока коротенького. Длинное же – впереди.
Черкните мне парочку строк и сообщите адрес. Пока же крепко жму руку и жалею, что не скоро придется нам увидеться и по-настоящему поговорить.
Висит тупая мгла(Из письма В. А. Серова – О. Ф. Серовой)
…Распущена Дума, разумеется, не из-за социалистической фракции (якобы преступной – все 55 депутатов этой фракции?), а из-за возможного осуществления закона отчуждения помещичьей земли – вот что страшней всего, – впрочем, думаю, Государственный совет отклонил бы это постановление Думы. На этом вопросе разобьется не одна еще Дума, а тем временем постараются водворять спокойствие и урезать, где что можно, – но борьба, с другой стороны, не утихает.
Итак, еще несколько сотен, если не тысяч захвачено и засажено, плюс прежде сидящие – невероятное количество. Посредством Думы правительство намерено очистить Россию от крамолы – отличный способ.
Со следующей Думой начнут, пожалуй, казнить – это еще более упростит работу. А тут ждали закона об амнистии. Опять весь российский кошмар втиснут в грудь. Тяжело. Руки опускаются как-то, и впереди висит тупая мгла…
Увольнение из Училища живописи(Из писем В. А. Серова)
Господину директору Училища живописи ваяния и зодчества князю А. Е. Львову
Ваше сиятельство князь Алексей Евгеньевич!
Ответ попечителя Училища живописи, ваяния и зодчества на постановление совета преподавателей, решившего почти единогласно (исключая одного голоса) подать от лица совета на высочайшее имя прошение о разрешении Анне Голубкиной посещать классы училища, – ответ, гласящий: «Ходатайство бывшей вольной посетительницы названного училища Анны Голубкиной попечителем училища признано не заслуживающим уважения» – вынуждает меня как ходатая А. Голубкиной, так как без моего заявления просьба ее не обсуждалась бы в совете, сложить с себя обязанности преподавателя Училища живописи, ваяния и зодчества, о чем Вас, как директора, и уведомляю.
Многоуважаемый Владимир Егорович!
Уговорить меня переменить или отменить мое решение князь ‹А. Е. Львов› не может. Во-первых, с князем разговор по этому поводу уже был. Князь находит, что ответ попечителя даже деликатен, т. к. он не касается совета, а прямо отклоняет просьбу Голубкиной – «не заслуживает уважения». Оказывается, что это означает ее неблагонадежность.
После суда над ней за хранение или распространение нелегальной литературы, по которому ее признали ненормальной (т. к. когда-то была психически больна), ее отпустили на все четыре стороны, и проживать в Москве она может. Спрашивается, каких человеческих прав она теперь лишена? В настоящем случае налицо усмотрение генерал-губернатора – попечителя школы, в кот‹орой› обучают только искусству.
А между тем Голубкина не есть первопопавшийся прохожий с улицы, имеющий право по уставу подать прошение на высочайшее имя с просьбой разрешить ему посещение классов – просьба, которая потом уже рассматривается советом художников (?!) Анна С‹еменовна› Голубкина одна из настоящих скульпторов в России – их немного у нас, и просьба ее уважения заслуживает.
Серов.
Многоуважаемый Валентин Александрович!
Мы вчера только узнали от князя (А. Е. Львова) о Вашем уходе из училища, и на частном совещании художников было написано Вам письмо, под которым есть и наши подписи; но полагая, что наша совместная деятельность стольких лет дает нам право сказать Вам более, мы еще раз обращаемся к Вам в надежде, что дело поправится и что Вы, как человек с характером, обдумавши и взвесив все, не будете из-за упрямства губить дело, которому отдали столько лет труда.
Говорить о том, какую пользу Вы приносили все это время делу, мы не будем, Вы сами прекрасно сознаете, что Ваше пребывание в училище необходимо, но наша обязанность и право сказать Вам, что кидать дело теперь, а тем более по такому поводу, Вы не имеете нравственного основания, а кроме того. Вы совершенно упустили из виду и не подумали о том, что нельзя и никто не может (нравственно, конечно) не считаться с известной корпоративностью.
Подумайте, Валентин Александрович, право, дело не так уж обидно, в чем вчера убедились даже сочувствующие Вашим мотивам, когда на нашем частном совещании из официальных документов убедились, что с Вашей стороны ложно понят весь инцидент.
С. Иванов, Л. Пастернак, Ап. Васнецов, А. Степанов, А. Архипов, В. Коровин.
Многоуважаемые господа коллеги!
Спасибо за выраженное Вами желание видеть меня в Вашей среде. Но менять своего решения я не могу. Мотивы моего выхода ясны как в заявлении на имя князя ‹А. Е. Львова›, так и в письме к Владимиру Егоровичу ‹Гиацинтову›. Добавить ничего не могу.
Меня несколько смущает то обстоятельство, что, оказывается, постановление совета относительно Голубкиной было сделано только для моего удовольствия!? Очень благодарен – но ведь Голубкина мне не сват, не брат, а художник, обратившийся через меня с просьбой к художникам же.