Картины русской жизни. Отрадное и безотрадное — страница 27 из 28

В сущности, ты совершенно здорова, т. е., как все люди, как я, Маша ‹Симонович›, Надя ‹Дервиз› и т. д. У всякого есть свое больное место.

Отчего ты хочешь порвать со всеми нами? Почему тебе не приехать сюда? Надя, Владим‹ир› Дмитр‹иевич Дервиз› хотят тебя, чтобы ты пожила у них зиму. Они думали, что, может быть, согласилась попробовать учить в их земской школе крестьянских ребят. Хотя это, мне кажется, трудно: иметь дело с 50–60 мальчуганами каждый день от 9–10 и до 2-х – это работа утомительная. Жалование 20 руб‹лей› в месяц, остальное хозяйское.

Еще другой план. Ты уже, верно, получила письмо от мамы, где она спрашивает, желаешь ли ты жить у нее и учить Надюшу ‹Немчинову›. Советовать тебе что-либо не могу, то и другое ты должна сама решить. Одно могу тебе посоветовать, если это совет, – приезжай. Хочется тебя видеть. Я точно в таком же положении относительно себя и окружающих, как и ты, и решил действовать так, как подсказывает чувство. Все-таки нужно быть проще, хотя я знаю по себе, что это очень трудно.

Ты, верно, поверишь, что тебя любят, когда тебя просят приехать, Дервизы, например. Представь, они это чувствуют. Недоверие, в нем есть что-то губящее. И мы с тобой (может быть, тебе неприятно, что я приравниваю тебя к себе, но это так) подвержены ему сильнее других.

А впрочем, опять-таки ничего не знаю, знаю одно, что если бы ты сейчас пришла ко мне, я стал бы тебя крепко обнимать и плакать. Приезжай, дорогая.

Я опять прочел твое письмо, ты говоришь о счастье: поди разбери, где счастье, где несчастье. Все мне говорят, что я счастливец, очень может быть, охотно верю, но сам себя счастливцем не называю и никогда не назову, точно так же как и несчастным, хотя и об одном ухе и с вечной тяжестью на сердце. Не знаю, бываешь ли ты счастлива, т. е. чувствуешь ли ты себя легкой в душе постоянно, нет, наверно, хотя собственно это и есть счастье, как я его понимаю. И такие минуты все-таки бывают у тебя…

Мне хочется, чтобы ты была моей(О. Ф. Трубниковой)

Лёля, милая девочка моя, ты говоришь – я виноват перед тобой – это неправда. Я тебе писал и предлинные письма писал, но ты их, оказывается, не получила и в этом, пожалуй, я виноват: поскупился, вернее, не догадался прилепить вторую марку, хотя я потом утешал себя, что, может быть, с тебя потребуют доплатить за них, теперь же узнал, что это делалось раньше, а теперь не всегда. Очень жаль, если ты их не получила, еще обидней, что я тебя так перетревожил, дорогая моя.

Сюда в Москву я приехал позавчера только, получив от мамы телеграмму, что она ждет меня немедленно в Москву. Здесь я нашел еще от тебя письмо, тоже ругательное, но более великодушное, чем от 6 сент‹ября›.

Леля милая, я помню тебя и думаю о тебе более чем часто. Леля, мне хочется, чтобы ты была скорее моей. Мама, конечно, все знает и, конечно, довольна очень, она говорила, что, если бы я полюбил и женился на другой, ей было бы это совершенно непонятно.

Все вообще очень мило относятся к нашей затее. Даже девицы Мамонтовские и Маша ‹Якунчикова› в особенности, встретили меня так радушно и ласково, давным-давно зная все; вначале они, оказывается, были огорчены – кричали и вопили, но потом решили, что это собственно эгоизм с их стороны и что, пожалуй, будет для меня лучше.

Теперь, Лёля, скажи, пожалуйста, как нам устроиться? Мне все трудней и трудней быть без тебя – слышишь?

В том письме, на которое ответ ты не получила – ты спрашивала, какое мое желание – желание мое – чтобы ты скорее приехала.


Ольга и Антон Серовы, старшая дочь и сын. Рисунок Валентина Серова, 1906 год


У Валентина и Ольги Серовой родилось 6 детей: Ольга, Александр, Юрий (Георгий), Михаил, Антон и Наталья.

Наталья родилась в 1908 году, за три года до смерти Валентина Серова, последовавшей 5 декабря 1911 года, по дороге в дом Щербатовых, где у Серова был назначен портретный сеанс. Причиной неожиданной смерти стал приступ стенокардии.


Теперь скажи, что удерживает тебя в Одессе? Деньги? Долги? Если так, то ведь это устранимо все-таки. Сейчас здесь мама, она обещает добыть денег столько, чтоб тебе расквитаться с Одессой. Сколько нужно тебе? По моему расчету рублей 100–150 – тебе довольно.

Отчего тебе не побыть со мной в Домотканове первое время? Неужели ты боишься стеснить Дервизов – он мой друг и разве не был бы я рад на его месте. Я помню, как-то раньше ты мечтала отдохнуть немножко, побыть самой с собой, пожить в русской деревне, читать. К сожалению, в этот приезд твой я заметил, что это тебе не улыбается. А затем ты меня еще огорчила желанием твоим отложить свадьбу нашу на январь и чуть ли не на июнь и т. д.

Неужели ты этого хочешь? Ты говорила, чтоб нам потом лучше было – когда потом? Никогда у нас с тобой не будет времени, чтобы вот как раз жениться. По-моему, чем скорее, тем лучше, а чем дольше ты будешь в Одессе, тем труднее будет расстаться с ней. Уезжая, наконец, ведь ты твердо решила оставить Одессу. Чтобы я туда к тебе приехал, ты тоже не хочешь.

Мы остановились на Киеве. Я поеду туда дней через 10. Но признаюсь, особой надежды не питаю, одно могу сказать – посмотрю. Дело в том, что здесь я все-таки как-никак пробился, меня здесь знают, и здесь же я решил в этом году выставиться – пора; хотя это и обоюдоострое оружие – ничего не поделаешь, но повторяю опять, если случится действительно найти что-нибудь в храме определенное, в смысле заработка, то я не прочь все-таки пожить там.

Ах, Лёля, боюсь я одного – будешь ты скучать у меня? Нет? Меня это ужасно смущает и мне кажется, это тебя заставляет отдалять наше будущее сожительство. Если все дело только в деньгах – я спокоен, и тогда, право, ты бы могла приехать, пока еще тепло, сюда и первое время побыть в Домотканове.

Напиши мне, Лёля, поскорее – повторяю, деньги можно будет достать. Напиши, сколько тебе нужно. В Киев я поеду через 10 дней, я должен получить от тебя ответ на это письмо. В Киеве я бы пробыл дня 2–3 и тогда, смотря по результату, т. е. в случае неудачи ты бы поехала сюда, а если выгорит, я бы тебя выписал. Дело в том, чтобы ты устроилась так со школой, чтобы всегда ее можно было бы оставить, если не хочешь, чтоб я был в Одессе, да нет, лучше и для тебя лучше оставить ее.

Целую тебя всю, всю, всю, моя дорогая – ты мучишь меня – прощай.

Твой В. С.

Может быть, ты не откажешь в своей руке…(О. Ф. Трубниковой)

Лёля, дорогая моя,

я все еще в Москве, как видишь. Сегодня узнается насчет билета от Киева до Одессы. От Москвы до Киева уже есть. Ты, вероятно, уже получила мое прошлое письмо, т. е. ответила на него мне в Киев.

Мама и я получили от тебя письма, из которых я опять вижу, что до января ты не намерена уезжать из Одессы. Хорошо – сам к тебе приеду. Ты, пожалуй, удивишься – я хлопочу здесь о выдаче мне документов, нужных для нашего бракосочетания.

Я думаю прогостить у тебя в Одессе недели 2, но видишь, именно у тебя или с тобой, как хочешь понимай. Я, право, больше не могу без тебя – слышишь, Лёля? Ты не можешь приехать сюда ко мне раньше, верю, но отчего же мне не приехать к тебе и нам не повенчаться в Одессе? Скажи, как ты об этом думаешь. Мне кажется, что это возможно. Пожили бы вместе недели две, а потом в декабре ты бы приехала в Москву, и Рождество прогостили бы в Домотканове (где, надеюсь, тебе уже не будет стыдно, девочка моя дорогая), а после будет видно: в Киев, так в Киев – узнается.

Ну, что ты мне скажешь? Кажется мне почему-то, что ты этому не будешь рада, скорее испугаешься. Ведь так? Я угадал? Знаю я тебя немножко. Резонов на это за исключением разве одного (что тебе будет стыдно) пока не вижу. Стыдно – знаешь, Лёля, всюду первое время будет стыдно. Но скажи, пожалуйста, как вообще у людей хватает духу венчаться и жить вместе всем напоказ – невероятно, но так, ничего не поделаешь, приходится примириться. Вот мы и примиримся – нет?

Все, однако, сводится к одному: мне необходимо или нам необходимо свидеться поскорее. С документами разными приходится повозиться. Если возня эта будет слишком продолжительна и потребует моего здесь присутствия – я брошу и поеду на авось. У меня всего из бумаг только имеется: метрика и паспорт от полиции. Говорят, что этого недостаточно. Нужно еще иметь настоящий паспорт от дворянства петербургского, так как я потомственный дворянин.

Ты ведь тоже дворянка, Лёля? Ну, а у тебя этих бумаг достаточно? Приготовь их все-таки. Может быть, ты мне в Одессе не откажешь в своей руке…

Поздравления со свадьбой

(М. А. и А. И. Мамонтовы – В. А. Серову)

‹Телеграмма› 29 января 1889 г. Москва

Желаем новобрачным всевозможного счастья.[32]

* * *
(С. Т. Морозов и И. И. Левитан – В. А. Серову)

‹Телеграмма› 29 января 1889 г. Москва

Поздравляем и желаем счастья.

* * *
(В. В. и М. Ф. Якунчиковы – В. А. Серову)

‹Телеграмма› 29 января 1889 г. Москва

Желаем счастья, поздравляем.

Итак, я женат…(Из писем В. А. Серова – И. С. Остроухову)

Любезный друг, Илья Семенович, деньги твои (200 р.) получить изволил – пришлись, конечно, как всегда, весьма кстати, некстати, по личному опыту знаешь, они не бывают.

Итак я женат, человек теперь степенный, со мной не шути. Чего ты, скажи, мешкаешь, отчего бы тебе не жениться? Право.

Свадьба моя была торжественна невероятно. Сергей ‹Мамонтов›, конечно, шаферствовал. Илья Ефим‹ович Репин› был одним из свидетелей, был между прочим весьма мил.

Ну, я тебе скажу, имел я удовольствие поближе познакомиться с российским священством, т. е. попами, ох, натерпелся я от них, горемычный. Чуть ли не с десятью отцами перез