– Кажется, я вас понял, Фрэнки, – сказал он уже почти спокойно. – Более того, мне представляется, что мы друг друга поняли.
– Да, Бен, думаю, так и есть.
Они пожали друг другу руки, и Уркхарт чудом сдержался, чтобы не поморщиться, когда его ладонь исчезла в громадной лапище Лэндлесса. Уркхарт понимал, что это рукопожатие, с одной стороны, является выражением дружбы, а с другой – напоминанием того, что Бенджамин уничтожит каждого, кто нарушит условия сделки.
– В таком случае мне нужно немного поработать, Фрэнки. Первый выпуск будет сверстан через тридцать минут, и я должен срочно позвонить. – Магнат схватил пиджак и перебросил его через руку. – Спасибо за вечеринку. Было весело.
Главный Кнут посмотрел ему вслед и отметил, что его промокшая рубашка прилипла к широкой спине. Вскоре Лэндлесс пробился сквозь толпу и исчез за дверью.
В другом конце комнаты, за спинами других важных гостей, журналистов и прихлебателей устроился на диванчике О’Нил рядом с молодой и привлекательной любительницей партийных конференций. Он пребывал в состоянии приятного возбуждения, постоянно ерзал на месте, а слова произносил невероятно быстро. Девушка из Ротерхэма была ошеломлена потоком имен, которые Роджер мастерски вставлял в разговор, и его страстными речами. Она смотрела на него широко раскрытыми от восторга глазами – невинная свидетельница бесконечного монолога.
– Естественно, премьер-министр находится под постоянным наблюдением наших людей из службы безопасности, – рассказывал ее собеседник. – Всегда существует угроза. Ирландцы. Арабы. Черные наемники. Один из них и до меня пытался добраться. Охота идет уже несколько месяцев, и парни из особой службы потребовали, чтобы во время выборов меня сопровождали телохранители. Мы с Генри находились в списке их основных целей. Так что нас охраняли двадцать четыре часа в сутки. Официально такая информация отсутствовала, но все репортеры об этом знали.
Глава отдела по связям с общественностью закурил, сделал глубокую затяжку и закашлялся. Потом вытащил грязный платок, громко высморкался и с интересом посмотрел на результат этого, прежде чем спрятать платок в карман.
– Но почему вы, Роджер? – осмелилась спросить его юная спутница.
– Легкая цель. Со мною просто расправиться, я постоянно на виду, – продолжал быстро говорить ее собеседник. – Если им не добраться до премьер-министра, они могут попытаться достать кого-нибудь вроде меня. – Он нервно оглянулся, а потом снова повернулся к девушке, но его взгляд продолжил метаться по комнате. – Ты умеешь хранить тайны? По-настоящему? – Он снова сделал еще одну затяжку. – Парни из службы безопасности думают, что за мной следят уже целую неделю. Сегодня утром я обнаружил, что с моей машиной что-то сделали, и парни изучили ее буквально под микроскопом. Оказалось, что внешние гайки на оси втулки передних колес раскручены и едва держатся. И когда я возвращался бы домой по автостраде на скорости восемьдесят миль в час… в общем, автостраду пришлось бы закрывать! Они считают, что это было сделано специально. Отдел убийств уже отправил сюда своих людей, чтобы взять у меня показания.
– Роджер, это ужасно! – ахнула девушка.
– Но ты не должна никому об этом рассказывать. Особая служба не хочет спугнуть убийц, поскольку у нас появился шанс застать их врасплох.
– Я не знала, что вы так близки к премьер-министру, – с растущим благоговением прошептала девица. – Это ужасное время для… – Внезапно она тихонько вскрикнула. – С вами все в порядке, Роджер? Вы выглядите очень расстроенным. Ваши глаза, глаза… – Она начала заикаться.
Глаза О’Нила продолжали вращаться, а в его мозгу одна безумная картина сменяла другую. Казалось, внимание этого человека обращено в иные пространства – он больше не находился рядом с молодой женщиной, а перенесся в другой мир, где вел еще один разговор. Его взгляд на мгновение остановился на собеседнице, но тут же метнулся в сторону. Покрасневшие глаза слезились, и он никак не мог выбрать, на чем бы сфокусировать взгляд. Из носа у Роджера текло, как у старика зимой, и он не слишком удачно вытер его тыльной стороной ладони.
На глазах ничего не понимающей девушки лицо О’Нила стало серым, тело содрогнулось, и он резко встал. Роджер был в ужасе – ему казалось, будто стены комнаты смыкаются вокруг него. Его приятельница беспомощно огляделась по сторонам, не зная, что ему нужно, и не желая стать участницей скандала. Затем она потянулась и взяла Роджера под руку, чтобы поддержать его, но в этот момент он повернулся к ней, потерял равновесие и схватился за ее блузку, от которой оторвалась пуговица.
– Убирайся с моего пути! – прорычал окончательно потерявший представление о том, где он находится, мужчина.
Он с силой оттолкнул девушку, и та упала спиной на стол, уставленный бокалами, а оттуда рухнула на диван. Грохот бьющегося стекла заставил гостей замолчать, и все повернулись, чтобы посмотреть, что произошло. От блузки собеседницы Роджера отлетело еще три пуговицы, а ее тонкий шелк порвался, обнажив левую грудь.
В абсолютной тишине О’Нил, шатаясь, устремился к двери, отталкивая попадавшихся на его пути людей, и скрылся в темноте ночи, оставив у себя за спиной униженную девушку в разорванной блузке, с трудом сдерживавшую слезы. К ней тут же подошла пожилая женщина, чтобы помочь привести в порядок одежду, и увела несчастную в туалет. Как только за ними закрылась дверь, гости принялись азартно обсуждать случившееся, и их предположения превратились в бескрайнее море сплетен, которое омывало своими волнами всех без исключения гостей. Теперь им должно было хватить развлечений до конца вечера.
Пенни Гай не стала присоединяться к скандальному обсуждению. Несколько мгновений назад она весело смеялась, получая удовольствие от остроумия и ливерпульского обаяния Патрика Уолтона. Уркхарт познакомил их около часа назад и позаботился, чтобы шампанское текло с такой же легкостью, как разговор. Но магия рассеялась, когда О’Нил устроил эту безобразную сцену. Глядя то вслед спотыкавшемуся боссу, то на всхлипывающую девушку в разорванной блузке, Пенелопа представила, какие теперь пойдут разговоры, и на ее лице появилось несчастное выражение. Она несколько мгновений сражалась со слезами, но потерпела поражение: они потекли по ее щекам, и ей никак не удавалось их остановить, несмотря на большой белый платок, который ей тут же протянул Уолтон. Ее боль была слишком сильной.
– Он очень добрый человек, заботливый и тактичный, – начала объяснять секретарша, и слезы еще быстрее побежали по ее щекам. – Но иногда он не выдерживает напряжения, и у него случаются срывы. Это совсем на него не похоже.
– Пенни, мне очень жаль, милая, – принялся утешать ее Патрик. – Послушай, тебе нужно уйти из этого отвратительного места. Мое бунгало совсем рядом. Давай пойдем туда, чтобы ты могла немного успокоиться?
Девушка благодарно кивнула, и они начали пробираться сквозь толпу. Казалось, на них никто не обратил внимания – за исключением Уркхарта, который проследил за ними холодными голубыми глазами до двери, в которую чуть раньше вышли Лэндлесс и О’Нил. Эту вечеринку запомнят надолго, сказал он себе.
Четверг, 14 октября
– Надеюсь, у тебя не появилась новая отвратительная привычка – будить меня по утрам! – Даже по телефону Престон умудрился дать сотруднице понять, что это не вопрос, а указание.
Мэтти чувствовала себя еще хуже, чем в предыдущее утро после нескольких часов алкогольных мучений с Чарльзом Коллинриджем, и теперь с огромным трудом воспринимала окружающую действительность.
– Проклятье, Грев, вчера я легла спать с одним желанием: задушить тебя за то, что ты отказался напечатать мой материал по результатам опроса общественного мнения! – воскликнула она. – А сегодня утром проснулась и обнаружила изувеченную версию своей статьи на первой странице, да еще подписанную «наш политический обозреватель». Теперь я уже не просто хочу тебя прикончить – я об этом мечтаю. Но сначала я намерена спросить, зачем ты испортил мой материал. И почему изменил решение. Кто переписал мою статью? Кто такой «наш политический обозреватель», если не я?
– Успокойся, Мэтти. Сделай несколько вдохов и дай мне возможность все объяснить. Если б ты была на месте вчера вечером, а не строила глазки какому-нибудь лорду или что еще ты там делала, ты бы знала, что происходит.
Сторин начала с трудом вспоминать события вчерашнего вечера, но они тонули в тумане. Ее молчание и попытки заставить память работать, как ей полагалось, дали Престону возможность продолжить, и он снова заговорил, осторожно подбирая слова:
– Как, вероятно, тебе сказал Краевски, вчера вечером часть наших редакторов не поверила, что твой материал настолько достоверен, что его можно опубликовать.
Он услышал, как Мэтти презрительно фыркнула в ответ на его неуклюжую попытку по-своему интерпретировать события вчерашнего дня. Но редактор знал, что должен продолжать, иначе ему так и не удастся довести до конца свои объяснения.
– Если откровенно, то мне понравился твой материал, и я хотел его опубликовать, – заверил он девушку. – Однако я посчитал, что нам требуются более убедительные доказательства того, что в твоей статье все правда, прежде чем мы разорвем на части премьер-министра в день важных дополнительных выборов. Одного анонимного листка бумаги недостаточно.
– Я не разрывала премьер-министра на части, это сделал ты! – попыталась Мэтти перебить начальника, но тот хладнокровно продолжал:
– Поэтому я поболтал со своими высокопоставленными контактами в партии, и уже ближе к ночи мы получили необходимое подтверждение. Всего за несколько минут до сдачи номера. Твою статью пришлось изменить в свете появившихся у нас новых сведений, я попытался с тобой связаться, но мне не удалось, и поэтому я сам внес необходимые поправки. Не хотел подпускать никого другого, у тебя все получилось превосходно. Так что «наш политический обозреватель» – это в данном случае я.