– Надеюсь, ты не собираешься только смотреть на меня, Джонни, – сказала она.
Прижимая женщину к груди и мечтая о том, чтобы эти мгновения длились вечно, он отнес ее на руках к камину, где уютно горел огонь.
Потом они молча лежали на ковре, погрузившись в собственные мысли и не разжимая объятий.
Мэтти нарушила молчание первой:
– Неужели это все совпадение, Джонни?
– Давай попробуем еще раз, и тогда узнаем.
– Да не это, дурачок. – Журналистка рассмеялась. – Пора поговорить!
– А я все спрашивал себя, когда же ты вспомнишь о делах, – печально сказал ее коллега, после чего принес одеяла, и они накрылись ими.
– Мы обнаружили план, действия и заговор – называй это как хочешь, – в котором задействована наша газета и который направлен на то, чтобы отрубить Коллинриджу ноги. Мы не можем знать наверняка, но вполне возможно, что это продолжалось несколько месяцев. Теперь Коллинридж подал в отставку. Может ли так быть, что его решение – часть все того же плана?
– Ну, как такое возможно, Мэтти? В конце концов Коллинриджа заставили уйти не его оппоненты, а брат, который мухлевал с акциями. Не станешь же ты утверждать, что все это – часть одного плана?
– Согласись, как-то странно все сложилось. Такое не может быть обычным совпадением, Джонни. Кстати, я встречалась с Чарльзом Коллинриджем; я провела с ним несколько часов, мы выпивали и болтали на партийной конференции. Он показался мне симпатичным честным пьяницей, у которого в кармане и двухсот фунтов не наберется, не говоря уже о десятках тысяч на покупку акций.
Сторин поморщилась, пытаясь сосредоточиться и сражаясь с царившей в ее мыслях путаницей.
– Это может показаться глупостью – я знаю, он алкоголик, а такие люди часто не отвечают за свои действия, – но я не верю, что он мог поставить под удар карьеру брата, чтобы заработать на фондовой бирже несколько тысяч фунтов, – продолжила рассуждать она. – Неужели ты действительно думаешь, что Генри Коллинридж, премьер-министр страны, мог выдать своему брату инсайдерскую информацию, чтобы финансировать его выпивку?
– А насколько правдоподобнее выглядит версия о существовании заговора, в котором участвовали высокопоставленные фигуры партии, издатель нашей газеты и бог знает кто еще, чтобы уничтожить Генри Коллинриджа? – возразил Краевски. – Не вызывает сомнений, что самое простое объяснение является самым правильным – Чарльз Коллинридж пьяница, он не отвечает за свои действия и совершил такой непростительно глупый поступок, что его брату пришлось подать в отставку.
– Думаю, только один человек может сказать нам это – сам Чарльз Коллинридж.
– Но он заперт в какой-то клинике, не так ли? Я считал, что место, где он находится, – это семейная тайна, которую тщательно охраняют.
– Верно, но только он может помочь нам добраться до правды.
– И как же наш репортер года намерен это сделать? – попытался поддразнить подругу Джон.
Мэтти сосредоточенно думала и не проглотила наживку. Она сидела на ковре перед камином, завернувшись в огромное желтое одеяло и погрузившись в свои мысли. Джонни отправился на кухню за добавкой вина, а когда вернулся, женщина неожиданно резко повернулась к нему.
– Когда Чарли Коллинриджа видели в последний раз? – спросила она.
– Ну… когда его увезли из дома неделю назад.
– Кто был вместе с ним?
– Сара Коллинридж.
– И?..
– Водитель.
– И кто же был водителем, Джонни?
– Будь я проклят, если знаю! Я никогда не видел его раньше. Хотя подожди-ка… будучи ответственным заместителем главного редактора, я в течение двух недель храню все ночные новости на пленке, и она должна быть где-то здесь.
Джон несколько минут перебирал кассеты, лежавшие около видеоплеера, пока наконец не нашел нужную и не перемотал ее вперед. Через несколько секунд сквозь помехи, возникшие от быстрой перемотки, они увидели Чарльза Коллинриджа, скорчившегося на заднем сиденье отъезжающей машины.
– Вернись назад! – приказала Мэтти. – К началу.
В самом начале репортажа, когда машина завернула за дом и выехала на главную дорогу, они на короткое мгновение отчетливо увидели на экране сквозь ветровое стекло лицо водителя.
Краевски нажал на паузу, и они точно завороженные уставились на лысеющего мужчину в очках.
– Проклятье, кто он? – пробормотал Джон.
– Давай подумаем, кем он не является, – предложила Мэтти. – Он не работает на правительство – потому что машина не из их гаража; к тому же водители склонны сплетничать, так что мы давно что-нибудь услышали бы. Это не политическая фигура, в противном случае мы бы сразу его узнали…
Неожиданно она радостно хлопнула в ладоши.
– Джонни, куда они едут?
– Не на Даунинг-стрит. Не в отель или другое общественное место. – Заместитель редактора перебрал в уме возможные варианты. – Пожалуй, в клинику.
– Точно! Это человек из клиники. Если мы узнаем, кто он такой, то поймем, куда отвезли Чарли!
– Ладно, Кларк Кент[30], звучит разумно… Послушай, я смогу сделать копию видеозаписи и кое-кому показать ее. Мы можем обратиться к Фредди, нашему прежнему фотографу. У него превосходная память на лица. К тому же он алкоголик, который завязал несколько лет назад, однако до сих пор раз в неделю словно исполняет религиозный ритуал – ходит на собрания анонимных алкоголиков. Быть может, он сможет направить нас по правильному пути. Таких центров реабилитации вряд ли много. Короче, весьма вероятно, что мы сумеем получить ответы на наши вопросы. Но я по-прежнему не верю в твою теорию заговора, Мэтти. По мне, так это просто совпадение.
– Ах ты, циничный ублюдок; что мне нужно сделать, чтобы тебя убедить?
– Иди сюда и покажи мне еще раз, на что способна твоя женская интуиция, – прорычал Джон.
Примерно в это же время в отдельной кабинке модного и безумно дорогого ресторана в лондонском Вест-Энде, придвинувшись друг к другу, точно два наемника, обсуждающих свои планы, сидели рядом Лэндлесс и Уркхарт.
– Интересные времена, Фрэнки, очень интересные, – задумчиво проговорил Лэндлесс.
– Насколько мне известно, в Китае интересные времена считаются проклятьем.
– Полагаю, Генри Коллинридж тоже так думает! – сказал медиамагнат и громко расхохотался.
Он стряхнул пепел с толстой гаванской сигары и с наслаждением сделал глоток коньяка из полного бокала, прежде чем заговорить дальше:
– Фрэнки, я пригласил тебя сюда, чтобы задать один вопрос. Я не собираюсь ходить вокруг да около и хочу, чтобы ты был со мной совершенно откровенен. Ты собираешься бороться за лидерство?
– Я еще не знаю. Ситуация сейчас непростая, и я хочу подождать, когда пыль немного осядет…
– Ладно, Фрэнки, давай поставим вопрос иначе. Ты этого хочешь? Потому что если да, старичок, то я могу быть тебе очень даже полезен.
Уркхарт посмотрел на Лэндлесса – в его выпученные красные глаза.
– Я очень этого хочу, – сказал он негромко.
Он впервые поведал кому-то о своих честолюбивых уст-ремлениях, однако в беседе с таким человеком, как Бенджамин, который сообщал о своих амбициозных желаниях в тот момент, когда они возникали, Главный Кнут не чувствовал смущения.
– Это хорошо, Фрэнки, – кивнул магнат. – Тогда пора начинать. Я расскажу тебе, что завтра напечатает «Телеграф». Это будет аналитическая статья нашего политического корреспондента Мэтти Сторин. Хорошенькая блондинка с длинными ногами и большими голубыми глазами – знаешь, о ком я говорю?
– Знаю, – ответил Уркхарт. – Разумеется, только профессионально, – поспешно добавил он, увидев, как его собеседник выпятил толстые губы, собираясь сказать что-то непристойное. – Умная девица, и мне интересно знать, как она видит сложившуюся ситуацию.
– Она напишет, что впереди нас ждет гонка за лидерство, что никто не ожидал столь быстрой отставки Коллинриджа и что никто из возможных преемников еще не готов как следует к борьбе. А потому может произойти все что угодно.
– Я считаю, что она права, – кивнув, проговорил политик. – И это меня беспокоит. Подготовка к выборам займет не меньше трех недель, и прилизанные красавчики, появляющиеся на телеэкранах, могут получить преимущество. В подобных состязаниях главное – оказаться в струе. Если тебе повезло, течение отнесет тебя домой, но если ты поплывешь против него, то утонешь, и не будет иметь значения, хороший ты пловец или нет.
– Каких прилизанных красавчиков конкретно ты имеешь в виду?
– Например, Майкла Сэмюэля.
– М-м-м… молодой, впечатляющий, с твердыми принципами, вроде бы умный… такие мне совсем не нравятся. Он хочет во все вмешиваться, изменить мир. Слишком много совести и мало опыта в принятии серьезных и жестких решений.
– И что же мы станем делать?
Лэндлесс обхватил мясистыми пальцами хрустальный бокал, поболтал в нем янтарной жидкостью и тихонько хихикнул.
– Приливы меняют направление, Фрэнки. Ты только что плыл к берегу, и все у тебя было хорошо, а в следующий момент тебя уже несет в открытое море…
Он сделал большой глоток, поднял палец, чтобы официант принес еще, и поудобнее устроился на стуле перед тем, как продолжить разговор.
– Фрэнки, сегодня я дал указания небольшой и хорошо законспирированной команде в «Телеграф» начать контактировать с членами вашей партии в парламенте, чтобы понять, каким образом те намерены голосовать. В среду мы опубликуем результаты – и могу предположить, что юный Микки Сэмюэль будет немного опережать остальных.
– Что?! – в ужасе вскричал Уркхарт. – Откуда ты можешь это знать? Опрос еще не закончен…
– Мне известно, что получится в результате паршивого опроса, потому что я издатель этой вонючей газеты.
– Ты хочешь сказать, что все подстроил? Но почему ты подталкиваешь вперед Сэмюэля?
– Опрос покажет, что ты пользуешься определенной поддержкой, но в данный момент выиграть выборы не можешь. Ты – Главный Кнут, у тебя нет публичной трибуны, с которой ты мог бы проповедовать, и если речь пойдет об открытых дискуссиях и выступлениях, тебя просто затопчут.