Ей удалось найти его на скамейке в саду, откуда он смотрел на долину, купающуюся в последних лучах октябрьского солнца. Однако успех не принес корреспондентке радости – ведь она приехала сюда, чтобы обмануть его.
– О, Чарли! – воскликнула девушка, усаживаясь рядом. – Какая неожиданная встреча.
Брат премьер-министра посмотрел на нее, не узнавая.
– Мне… очень жаль, – пробормотал он. – Но я вас не знаю…
– Мэтти Сторин. Вы меня должны помнить. Пару недель назад мы провели чудесный вечер в Борнмуте.
– О, извините, мисс Сторин… Я забыл. Но я сделал огромный шаг к излечению – признал, что я алкоголик. У меня был миллион способов прятать свой недуг от остальных людей, и особенно от самого себя, и только когда удалось посмотреть правде в глаза, я смог повернуться лицом к внешнему миру. Я хочу все исправить и поэтому нахожусь в этом центре.
Мэтти покраснела. Она вторглась в мир больного человека, и ей стало стыдно.
– Чарли, если вы не помните, кто я такая, значит, вы забыли, что я журналистка.
Улыбка пациента исчезла, а взгляд стал печальным.
– Наверное, это неизбежно, хотя Генри надеялся, что здесь меня оставят в покое…
– Чарли, пожалуйста, позвольте мне объяснить! Я приехала не для того, чтобы усложнить вам жизнь, и когда уеду – даю слово, – ваше уединение никто больше не потревожит. По крайней мере, не из-за меня. Я считаю, что средства массовой информации сильно перед вами виноваты.
– Наверное, да…
– Но я хочу вам помочь. Ничего не говорите, просто немного послушайте меня. Вашему брату, премьер-министру, пришлось уйти в отставку из-за обвинений в том, что он помог вам купить и продать акции, чтобы быстро получить серьезные деньги.
Коллинридж поднял руку, собираясь запротестовать, но Сторин продолжала говорить:
– Чарли, эти обвинения кажутся мне совершенно бессмысленными. Чтобы вы и ваш брат рискнули репутацией и должностью премьер-министра ради нескольких тысяч фунтов – это выглядит полнейшей бессмыслицей. У меня складывается впечатление, что кто-то сознательно решил очернить вашего брата, передав инкриминирующие его сведения в прессу. Однако все, что у меня есть, – это подозрения. Я приехала, чтобы вы помогли мне получить подтверждение моих предположений.
– Мисс Сторин… Мэтти, раз уж мы старые друзья… Я – пьяница и даже не помню, что мы встречались. Как я могу помочь? Мое слово нигде не имеет веса.
– Я не судья и не прокурор, Чарли. Я пытаюсь собрать головоломку, состоящую из тысячи кусочков.
Больной посмотрел мимо холмов в сторону Дувра и Канала за ним, пытаясь увидеть вдалеке ответ на ее вопрос.
– Мэтти, я очень старался вспомнить, уж поверьте мне. Мысль о том, что я опозорил Генри и вынудил его подать в отставку, для меня невыносима. Но я ничего не знаю про покупку и продажу акций. Боюсь, я не в силах вам помочь.
– Разве вы не запомнили бы, если б купили столько акци-й?
– В последние несколько месяцев я был очень серьезно болен. – Мужчина тихо рассмеялся. – И постоянно пьян. Я многого не помню.
– Но вы бы запомнили, откуда взялись деньги на покупку акций и что вы сделали с прибылью?
– Да, мне представляется маловероятным, чтобы я мог забыть о такой крупной сумме, скорее всего, я бы все потратил на алкоголь. И я понятия не имею, куда могли деться деньги. Даже мне не по силам пропить пятьдесят тысяч фунтов за несколько недель.
– А что вы помните насчет фальшивого адреса в Паддингтоне?
– Для меня это полнейшая загадка. Я даже не знаю, где находится Пред-стрит в Паддингтоне, когда трезв, так что нелепо предполагать, что я бы добрался туда в пьяном виде. Улица находится в противоположном конце Лондона от того места, где я живу.
– Но вы воспользовались этим адресом – так говорят – для банка и подписки на партийную литературу.
Внезапно Чарли Коллинридж оглушительно расхохотался.
– Мэтти, вы начинаете восстанавливать мою веру в себя! Даже если б я был мертвецки пьян, меня не могла бы заинтересовать политическая пропаганда. Я протестую, когда в мой почтовый ящик бросают всякую чушь во время предвыборной кампании. А уж платить за такую дрянь каждый месяц – нет, это прямое оскорбление!
– Так вы не подписывались на партийную литературу?
– Никогда!
Теплые лучи садящегося солнца придавали небу красноватое сияние и освещали лицо Чарли. Ему явно становилось лучше.
– Я ничего не в силах доказать, но могу дать слово джентльмена: я не виновен в тех вещах, в которых меня обвиняют. Мэтти, если вы мне поверите, для меня это будет много значить.
– Я верю вам, Чарли. Верю без всяких сомнений, – заверила его женщина. – И постараюсь доказать, что вы ни в чем не виноваты.
Она встала, собираясь уйти.
– Я получил удовольствие от вашего визита, Мэтти, – сказал ей на прощание Чарльз. – Теперь, когда мы с вами установили, что мы старые друзья, пожалуйста, приезжайте еще раз.
– Я приеду. Но сейчас мне нужно провести серьезное расследование.
Был поздний вечер, когда Сторин вернулась в Лондон, и в киосках уже появились первые выпуски воскресных газет. Она купила толстую пачку вместе с журналами и вкладками, так что едва сумела удержать их в руках, и бросила все это на заднее сиденье машины. И только тут в глаза ей бросился заголовок в «Санди таймс».
«Интересно, почему министр образования так обеспокоен проблемами окружающей среды?» – спросила журналистка сама себя, когда дочитала статью до конца.
Министр образования Гарольд Эрл, известный противник «зеленых», только что заявил о своем намерении участвовать в выборах лидера партии и начал кампанию с лозунгом: «Очистим нашу страну».
«Мы бесконечно говорим о проблемах бедных кварталов в наших городах, однако те, кто в них живет, вынуждены каждый день наблюдать, как положение становится все хуже. Катастрофическая ситуация в кварталах, где обитают бедняки, идет рука об руку с вырождением сельской местности, – процитировала его «Санди таймс». – Мы слишком долго не обращали внимания на такие вещи и теперь вынуждены платить за это высокую цену. Бесконечное выражение тревоги не может заменить решительных действий. Пришла пора подкрепить красивые слова достойными делами. Опросы общественного мнения показывают, что сохранение окружающей среды является одной из задач, с которыми наше правительство не справилось. После более чем двенадцати лет у власти можно смело сказать, что такое положение неприемлемо, и мы должны взяться за решение этих важнейших проблем».
– Боже, какая я все-таки дура! – вскричала Мэтти. – Кажется, я начинаю стареть – не могу расшифровать простой код! Какой министр отвечает за охрану окружающей среды, а потому виновен во всех этих безобразиях?
Началась открытая борьба за уничтожение Майкла Сэмюэля.
Среда, 3 ноября
Мэтти множество раз в течение недели пыталась связаться с Кевином Спенсом, но ни разу не смогла его застать. Несмотря на повторяющиеся заверения его чрезмерно вежливой секретарши, корреспондентка поняла, что он совершенно сознательно ее избегает. А потому он был явно недоволен, когда журналистка, исключительно от отчаяния, позвонила поздно вечером в среду, и ночной охранник соединил ее с Кевином.
– Мисс Сторин, нет, конечно, я не пытаюсь вас избегать, – заверил ее Спенс. – Просто я очень занят и работаю допоздна.
– Кевин, мне снова нужна ваша помощь, – заявила журналистка.
– Я еще не забыл, как в прошлый раз помогал вам. Вы сказали, что собираетесь писать об опросах общественного мнения. Но из-под вашего пера вышла история, которая уничтожила репутацию премьер-министра и он ушел в отставку. – Молодой человек говорил тихо и печально. – А Генри Коллинридж был всегда очень добр ко мне. И я считаю, что вы и другие журналисты повели себя с неслыханной жестокостью.
– Кевин, это написала не я, даю вам слово! Возможно, вы обратили внимание на то, что под статьей не стояло мое имя. Когда я ее прочитала, то была возмущена даже больше, чем вы. Я как раз и звоню вам по поводу отставки мистера Коллинриджа. Лично я не верю в обвинения, выдвинутые против него и его брата. Я бы хотела восстановить его доброе имя.
– Я не знаю, как мог бы вам помочь, – сказал Спенс, в голосе которого все еще слышалось недоверие. – К тому же никому, кроме пресс-бюро, не разрешается входить в контакт со средствами массовой информации во время кампании по выбору лидера партии. Таков прямой приказ председателя партии.
– Кевин, сейчас на кону стоит очень многое. И не только лидерство в партии и возможность выиграть следующие выборы. Речь о том, кем история будет считать Генри Коллинриджа – мошенником или честным человеком, которого оклеветали. Разве мы не обязаны сделать для него все, что в наших силах?
Спенс задумался над словами Сторин, и она почувствовала, что его враждебность начала отступать.
– Чего именно вы от меня хотите? – спросил он на-конец.
– У меня очень простой вопрос. Вы разбираетесь в компьютерной системе штаба партии?
– Да, конечно. Я постоянно ею пользуюсь, когда помогаю анализировать результаты опросов. Сейчас я сижу перед экраном, который напрямую подключен к центральной базе.
– Я считаю, что с вашей компьютерной сетью кто-то поработал и кое-что там изменил.
– Изменил? Нет, невозможно. У нас очень жесткая система безопасности. Снаружи никто не в силах проникнуть в нашу компьютерную сеть.
– Не снаружи, Кевин. Изнутри.
На этот раз пауза получилась еще более длинной.
– Послушайте, – сказала Мэтти, – я работаю рядом с Палатой общин и могу подъехать к вам через десять минут. В это время в здании почти никого нет. Никто не заметит, Кевин. Я выхожу.
Вскоре они сидели в крошечном кабинете Спенса, находившемся на последнем этаже. Повсюду лежало множество папок с документами – некоторые даже валялись на полу. Оба не сводили напряженных взглядов с зеленого монитора, стоявшего перед ними.
– Кевин, Чарльз Коллинридж заказал подписку на политические материалы партии и попросил, чтобы их доставляли в Паддингтон по фальшивому адресу. Верно?