Слова владельца газеты все еще звучали в ушах Престона, когда он продолжал перекладывать бумаги на столе, не читая их и сосредоточившись на том, что он сейчас скажет. Как правило, Гревиллу нравилась его власть редактора-палача, но он понимал, что навязать стоящей перед ним женщине роль заливающейся слезами жертвы не получится. И он просто не знал, как сможет с ней справиться.
– Мы не можем напечатать твою историю, – сказал он наконец. – Слишком рискованно. Я не стану вмешиваться в предвыборную гонку, не имея железных доказательств.
Мэтти ожидала именно такой реакции и поэтому ответила ему шепотом, ударившим в Престона, точно боксерская перчатка:
– Ответ «нет» меня не устраивает.
Проклятье! Почему она не примет отказ, не пожмет плечами, в конце концов, просто не расплачется, как сделали бы многие другие? Ее спокойная надменность и его неспособность с ней справиться заставляли главного редактора нервничать. Он стал отчаянно потеть и при этом знал, что она это заметила. Заикаясь, Гревилл начал произносить заранее заготовленные слова:
– Я… не стану печатать твою историю. Я – твой начальник, и это мое решение. – Собственные слова показались неубедительными даже ему самому. – Ты его примешь, Мэтти, или…
– Или что, Грев?
– … или у тебя нет будущего в качестве политического корреспондента.
– Ты меня увольняешь?
Журналистка удивилась. Как он мог позволить себе остаться без политического корреспондента в период предвыборной гонки?!
– Нет, я переведу тебя в женский отдел – прямо с сегодняшнего дня. Откровенно говоря, я считаю, что тебе еще рановато вести нашу политическую колонку.
– Кто тебе платит, Грев?
– Проклятье, о чем ты?!
– Обычно ты не в силах решить, чего хочешь, чай или кофе. Я уверена, что решение уволить меня принадлежит не тебе, верно?
– Я тебя не увольняю! Просто намерен перевести тебя…
Престон начал терять над собой контроль, и его лицо приобрело цвет свеклы, словно он начал задыхаться.
– В таком случае, мой дорогой шеф, у меня для тебя есть неприятная новость. Я ухожу! – бросила ему в лицо де-вушка.
Господи, он не ожидал такого поворота! Гревилл изо всех сил попытался вернуть себе начальственный вид и инициативу. Он понимал, что должен удержать Мэтти в «Телеграф» – только так он мог ее контролировать. Но что, черт подери, делать? Он заставил себя улыбнуться и широко развел руки в стороны, пытаясь имитировать щедрость.
– Послушай, Мэтти, давай не будем спешить и станем вести себя как взрослые люди – ты среди друзей. Я хочу, чтобы ты получила более широкий опыт работы в газете. У тебя есть талант, это невозможно отрицать, хотя я и не считаю, что он применим к политике. Мы хотим сохранить тебя в газете, так что подумай на выходных, в каком другом отделе ты бы хотела работать.
Главный редактор посмотрел в ее глаза, которые теперь были стального цвета и в которых читалась решимость, и понял, что его ход не сработал.
– Но если ты действительно намерена уйти, не торопись. Подумай, что бы тебе хотелось делать, и дай мне знать, а мы постараемся тебе помочь и заплатим за шесть месяцев, чтобы ты могла не спеша выбрать правильный путь, – попробовал он другой ход. – Мы не должны расставаться врагами. Подумай о моем предложении.
– Я уже подумала. И если ты не напечатаешь мой материал, я увольняюсь. Здесь и сейчас.
Сторин еще ни разу не видела Престона в состоянии, близком к апоплексическому удару: он задыхался, и слова слетали с его губ пулеметной очередью:
– В таком случае я должен тебе напомнить, что ты подписала контракт, и в нем имеется пункт, по которому ты должна предупредить меня за три месяца до увольнения. Кроме того, там написано, что до истечения этого времени мы сохраняем эксклюзивные права на любой твой материал. Если ты будешь настаивать, мы пойдем в суд, что уничтожит твою карьеру раз и навсегда. Посмотри правде в глаза, Мэтти, твой материал не будет напечатан – ни у нас, ни в каком-либо другом издательстве. Приди в себя и прими мое предложение. На лучшее ты рассчитывать не можешь.
Теперь девушка поняла, что чувствовал ее дед, когда покинул родную рыбачью деревушку в норвежском фьорде, зная, что пути назад не будет, покинул, даже несмотря на то, что впереди его поджидали вражеские патрульные корабли, минные поля и почти тысяча миль враждебного штормового моря. Сейчас ей так требовались его отвага и удача…
Мэтти собрала листочки со стола начальника, аккуратно сложила их, разорвала и бросила обратно – они скользнули на колени главного редактора.
– Ты можешь оставить себе мои слова, Грев. Но правда не является твоей собственностью. И я не уверена, что ты способен отличить ее от лжи. Я увольняюсь.
На этот раз она с силой хлопнула дверью.
Воскресенье, 14 ноября – понедельник, 15 ноября
Двумя неделями раньше, сразу после публикации в «Телеграф» ужасающих результатов опроса общественного мнения и отставки Коллинриджа, Уркхарт написал всем своим коллегам-парламентариям, обращаясь к ним как Главный Кнут:
Во время избирательной кампании перед выборами нового лидера партии к вам, вне всякого сомнения, будут обращаться газетчики и люди, занимающиеся опросом общественного мнения, пытаясь выяснить, кого из кандидатов вы намерены поддержать. Я хотел бы просить вас не отвечать на их вопросы. В лучшем случае они негативно повлияют на результаты закрытого голосования, в худшем – будут использованы безответственными представителями прессы и причинят существенный вред партии. Нам не нужны сенсационные заголовки и нелепые комментарии. В интересах партии вам не следует поддерживать подобную деятельность.
Большинство членов парламентской партии охотно приняли его совет, хотя доказанным являлся и тот факт, что не менее трети членов парламента не умели держать рот на замке, даже если речь шла о государственных тайнах.
В результате два опроса общественного мнения, результаты которых появились в воскресных газетах после того, как Мэтти покинула кабинет Престона, оказались неполными, озадачив всех до одного читателей, в особенности если учесть предыдущие уверенные заявления «Телеграф». Меньше сорока процентов из 337 членов правящей партии парламента, обладающих правом голоса, ответили на докучливые телефонные звонки из двух воскресных газет, и в результате сложилось впечатление, что правящая партия еще очень далека от принятия окончательного ре-шения.
Более того, мнение тех немногих, кто согласился разговаривать с журналистами, совершенно не прояснило ситуацию. Сэмюэль был впереди, но совсем с небольшим преимуществом, которое те, кто проводил опросы, назвали «статистически незначительным». Уолтон, Маккензи и Эрл отставали от него совсем немного, и еще четыре кандидата находились чуть дальше за ними.
Таким образом, за четыре дня до окончания срока номинации сделать серьезные выводы было невозможно.
«СЭМЮЭЛЬ ПОСКОЛЬЗНУЛСЯ – ЛИДЕР ТЕРЯЕТ ПРЕИМУЩЕСТВО», – кричала «Мейл он санди», в то время как «Обзервер» столь же несдержанно заявил: «ПАРТИЯ В СМЯТЕНИИ, ОПРОСЫ ВЫЯВИЛИ НЕУВЕРЕННОСТЬ ЕЕ ЧЛЕНОВ».
И, как неизбежное следствие, возник шквал редакционных материалов, настроенных весьма враждебно по отношению к партии и критиковавших качество кандидатов и их кампаний.
«Наша страна имеет право рассчитывать на нечто большее от правящей партии, чем обычная драка пауков в банке и скучная, лишенная вдохновения кампания, направленная на решение ее судьбы, – провозгласила «Санди экспресс». – Возможно, мы видим полное отсутствие идей и лидеров в правящей партии – они слишком долго находились у власт-и».
На следующее утро очередной номер «Дейли телеграф» намеревался разрешить все проблемы. Ровно за три дня до завершения выдвижения новых номинантов газета нарушила все традиции и впервые в истории вышла с редакционной статьей на первой полосе. Тираж был увеличен, и по домашним адресам членов парламента от правящей партии было отправлено по экземпляру. Никто не собирался смягчать удар: издание было полно решимости донести свою точку зрения до коридоров Вестминстера.
Наша газета всегда поддерживала правительство, но не из-за предвзятого мнения, а потому, что мы считали: оно служит интересам нации в большей степени, чем любые другие. В годы правления Тэтчер наша убежденность подтверждалась очевидным прогрессом в укреплении экономики и в вопросах здравоохранения, а также в решении других животрепещущих социальных проблем.
Но в прошедшие месяцы мы начали понимать, что Генри Коллинридж – не самая подходящая кандидатура для того, чтобы написать следующую главу истории нашей страны. Вот почему мы поддержали его желание уйти в отставку. Однако сейчас появилась серьезная опасность, что отсутствие здравого смысла, которое продемонстрировали претенденты на должность премьер-министра, вернет нас к прежней политике слабости и нерешительности, в то время как мы рассчитывали, что они навсегда остались в прошлом.
Вместо крепкой руки, которая необходима для консолидации экономики и социального прогресса, нам предложили неопытность юности, смещение приоритетов в сторону проблем окружающей среды и неуместные выпады, граничащие с расовой нетерпимостью. Такой выбор является неприемлемым. Мы нуждаемся в зрелом лидере, обладающем рассудительностью и умением работать с коллегами.
В партии имеется по меньшей мере одна крупная фигура, наделенная всеми перечисленными качествами. Этот человек в прошедшие недели продемонстрировал почти уникальную в современной политике способность отставить в сторону собственные амбиции ради более широких интересов своей партии.
Он заявил, что не собирается участвовать в выборах лидера, но у него еще есть время до четверга, чтобы изменить свое решение. Мы считаем, что в интересах партии будет участие в выборах Главного Кнута, Фрэнсиса Уркхарта. И мы уверены, что наша страна выиграет, если мы выберем на пост премьер-министра именно этого человека