Уркхарт также выделился из толпы. Уже через час после заявления Лэндлесса он оказался перед камерами, чтобы дать отточенный анализ мирового информационного рынка и возможного направления его развития, и все эти данные, казалось, поддерживали идеи Бенджамина. Технические эксперты Фрэнсиса превосходили экспертов его соперников, однако он все равно действовал очень осторожно.
«В то время как я с большим уважением отношусь к Бенджамину Лэндлессу, мне представляется, что неправильно делать поспешные выводы, не оценив детали, – заявил Главный Кнут. – Я считаю, что политикам следует вести себя осмотрительно. Они могут потерять свое доброе имя, если попытаются купить одобрение газет. Поэтому, чтобы избежать ошибочного толкования моих слов, я не стану высказывать собственную точку зрения до окончания выборов лидера партии. Возможно, к этому времени, – скромно добавил он, – она уже не будет представлять интерес».
«Жаль, что коллеги Главного Кнута не занимают столь же достойную и взвешенную позицию, – прокомментировал его выступление «Индепендент», не пожалевший хвалебных слов. – Уркхарт установил тон, подобающий государственному деятелю, что сразу выделяет его из числа конкурентов. И сделанное им заявление увеличивает его шансы на победу».
Другие редакционные статьи согласились с этими заявлениями – в том числе не в последнюю очередь «Телеграф»:
«Мы поддерживаем Фрэнсиса Уркхарта в его стремлении к лидерству, потому что уважаем независимую позицию и честность. Мы были рады, когда он согласился выставить свою кандидатуру, и все еще убеждены, что наши рекомендации оказались верными. Его отказ высказать необдуманное одобрение слияния «Телеграф» с «Юнайтед» – это как раз то, чего нам следовало ожидать от человека, обладающего всеми необходимыми качествами главы страны. Мы продолжаем рассчитывать, что после того, как Уркхарт тщательно все обдумает, он поддержит планы слияния, но наше отношение к Уркхарту основано вовсе не на коммерческом интересе. Он единственный кандидат, который продемонстрировал важнейшее качество, отсутствующее у многих – наличие принципов».
В коридорах Вестминстера хлопали двери – многие честолюбивые политики были разочарованы: они поняли, что Уркхарт вновь сумел их обойти.
– Проклятье, как этому старому пердуну удалось все провернуть?! – прорычал Уолтон, забыв о дипломатии.
А Лэндлесс и Уркхарт находились в это время в пентхаусе на Мейфэр, выходящем окнами на Гайд-парк. Оба довольно улыбались и поднимали тосты за здоровье друг друга и за удачу, оценивая успех своих кампаний.
– За следующего премьер-министра, – сказал Бенджамин.
– И за объективную поддержку слияния, – ответил Фрэнсис.
Четверг, 18 ноября
Когда к полудню четверга истек срок выдвижения кандидатур, всех ждала единственная неожиданность – в самый последний момент сошел с дистанции Питер Бирстед. Он первым заявил о своем выдвижении, но его участие в гонке подошло к концу.
«Я сделал все, что хотел, – начать подобающие выборы нового лидера, – язвительно заявил он. – Я знаю, что у меня нет шансов на победу и мне не нужен утешительный приз в виде министерского портфеля, так что пусть другие попытают счастья».
Сразу после этого Бирстед договорился с «Дейли экспресс», что они будут давать личные и откровенные характеристики всем кандидатам на время гонки.
Таким образом, кандидатов осталось девять. Еще никогда в выборах не участвовало так много претендентов, но не вызывало сомнений, что шансы есть только у пятерых – Сэмюэля, Уолтона, Эрла, Маккензи и Уркхарта. Теперь, когда список окончательно определился, начались энергичные опросы членов парламента от правительственной партии, чтобы понять, куда дует ветер.
Старт был дан, и Питер Маккензи твердо решил показать остроту своего клинка. Министр здравоохранения, разочарованный в жизни человек, более пяти лет отвечал за медицинские дела и так же страстно, как и Уркхарт, желал изменений в Кабинете министров, чтобы ответить на новые вызовы судьбы. Стоя долгие годы во главе невосприимчивой бюрократической машины, он почти беспомощно наблюдал за тем, как немыслимо дорогой прогресс медицинской науки заметно опережает возможности налогоплательщиков и их желание тратить на него деньги.
Несколько лет назад Питер считался восходящей звездой партии, политиком, сочетавшим сильный интеллект с глубоким интересом ко всему, что он делал. Многие предсказывали, что он доберется до самой вершины. Но Министерство здравоохранения оказалось глухо к его попыткам реформировать и улучшить это самое здравоохранение, а встречи с пикетирующими медсестрами и фельдшерами издергали министра до предела. Отсрочка расширения системы больниц стала для него последней каплей. Он потерял присутствие духа и заговорил с женой о возможном уходе из политики к следующим выборам, если ситуация не изменится.
А потому падение Коллинриджа подействовало на него как вид суши на тонущего человека. Теперь только это и имело для него значение, отнимало все силы и не давало думать ни о чем другом.
Разумеется, он совершал ошибки на первых этапах кампании, как и большинство его соперников, но все же вступил в гонку за пять дней до первого тура выборов, полный энергии и энтузиазма.
Маккензи с самого начала планировал произвести впечатление в День номинации и вырваться вперед. Поэтому он попросил своих сотрудников подыскать подходящий повод для телевизионщиков, понимая, что ему необходимо обновить свой потускневший имидж доброго и внимательного политика.
«Но только не проклятые больницы», – предупредил он. Первые три года на должности министра здравоохранения Питер регулярно посещал больницы и пытался разобраться в уходе за пациентами, но всякий раз сталкивался с пикетами чрезвычайно активных медсестер, жаловавшихся на «низкие зарплаты», или, еще того хуже, с ожесточенными демонстрациями вспомогательного персонала, протестовавшего против «чудовищных сокращений». Даже профсоюзу врачей казалось, что бюджет должен соответствовать уровню шума, а не разумной необходимости.
Из-за этого Маккензи крайне редко посещал пациентов. Даже в тех случаях, когда он пытался проникнуть в больницу через задний вход, демонстранты каким-то образом узнавали о его приезде и собирались, чтобы в очередной раз перед телекамерами прокричать оскорбительные лозунги. Ни одному министру ни разу не удалось найти эффективного способа борьбы с возмущенными медсестрами: общественное мнение всегда становилось на сторону ангелов милосердия, выставляя политиков настоящими злодеями.
В результате министр здравоохранения просто перестал ездить в больницы. Он не поднимал брошенную перчатку оскорблений, стараясь выбирать более безопасный путь – это был вопрос самосохранения.
Всего через несколько часов после номинации машина министра подъезжала к «Хьюманифит лабораториз», рядом с М4, где он намеревался провести несколько часов перед камерами, освещающими открытие нового завода, а также изучить разнообразное оборудование для инвалидов. Там совсем недавно изобрели кресло, управляемое голосом, которым могли пользоваться даже параплегики, полностью парализованные больные, не способные двигать конечностями. Сочетание продвинутых британских технологий и усиленная забота об инвалидах – именно такой вариант искал Маккензи, и теперь он с нетерпением ждал возможности предстать перед камерами.
Питер действовал осторожно, поскольку был далеко не уверен в успехе. Ему уже не раз устраивали засады, и он опасался, что телевизионщики приведут за собой демонстрантов, чтобы сделать свои репортажи ярче.
«Нам больше нравится одна маленькая демонстрация, чем запуск четырех заводов», – сказал ему как-то дружелюбно настроенный сотрудник телевидения.
Поэтому Маккензи сообщил средствам массовой информации о своих намерениях всего за три часа до прибытия на место, чтобы телестудии успели установить аппаратуру, но не смогли так быстро собрать агрессивную толпу. «Да, – подумал он, когда впереди показался завод, – твои парни отлично поработали, а ты проявил разумную осторожность. Все будет хорошо».
К несчастью для политика, его сотрудники оказались чересчур эффективными. Правительству необходимо всегда знать, где находятся министры и остальные члены парламента, которые должны быть доступны на случай экстренных ситуаций или при срочном голосовании в Палате общин. Сохранение и внесение изменений в данные сведения, разумеется, являлось обязанностью Главного Кнута.
Поэтому в предыдущую пятницу, следуя стандартным инструкциям, секретарша Маккензи отправила полный список занятости своего босса в офис Уркхарта на Даунинг-стрит, 12, и ему потребовалось сделать всего один телефонный звонок.
Когда машина Питера преодолевала последние несколько сотен ярдов по проселочной дороге к окруженной зелеными полями фабрике, он причесал волосы и приготовился предстать перед камерами. Автомобиль проехал вдоль кирпичной стены, окружавшей территорию завода, министр проверил, на месте ли галстук, и машина промчалась в главные ворота.
Но уже в следующее мгновение водитель ударил по тормозам, Маккензи бросило вперед, бумаги с его колен посыпались на пол, и вся подготовка пошла прахом. Политик даже не успел выругать водителя и потребовать объяснений, когда увидел, в чем причина экстренного торможения. Сбылись его худшие кошмары. Его окружила волнующаяся толпа.
Крошечная парковка перед входом на фабрику была забита толпой яростных демонстрантов, одетых в халаты медсестер. Они выкрикивали оскорбления в адрес Маккензи – и все три телекамеры студий, приглашенных его персоналом и идеально расположенных на крыше административного блока, хладнокровно снимали происходящее. Едва машина въехала в ворота, толпа бросилась вперед и принялась стучать кулаками и плакатами по крыше. Через несколько секунд антенны и «дворники» были сорваны.
У водителя хватило здравого смысла, чтобы нажать тревожную кнопку, которые имеются во всех машинах министров: окна и двери тут же были заблокированы, но до этого кто-то успел плюнуть Маккензи в лицо. Кулаки стучали по кузову, а искаженные ненавистью лица прижимались к стеклу, угрожая расправой. Автомобиль раскачивался, толпа вокруг волновалась. Прошло еще несколько секунд, и Питер уже не видел ни неба, ни деревьев, ни помощи – только злобные лица и разинутые в крике рты.