е воображение, и поэтому отправилась на прогулку и покаталась на машине, а потом приняла ванну и теперь снова сидела дома и плакала, надеясь, что наступит просветление. Но все было тщетно. Вдохновение и интуиция покинули ее – сказывались бессонные ночи, – а единственный человек, способный ответить на мучившие ее вопросы, умер и унес с собой в могилу свои секреты. Мэтти закрыла лицо руками: ей оставалось лишь молиться о чуде в мире, который давно покинул Бог.
И тут проскочила искра. Позже девушка не могла вспомнить, что привело к ее появлению, но среди тлеющих угольков ее уверенности в себе вдруг, неожиданно возродившись, засияло жаркое пламя.
Быть может, не все еще кончено…
Два часа спустя явился Краевски с большой коробкой горячей пиццы. Он позвонил подруге, но никто не снял трубку, и тогда он заволновался, но попытался скрыть свою тревогу за пепперони с сыром. Войдя, он обнаружил Мэтти в углу комнаты, на полу: она сидела в темноте, с прижатыми к груди коленями, которые обхватила руками, и плакала.
Заместитель редактора молча опустился рядом на колени, и на этот раз женщина позволила ему себя обнять и утешить. Однако прошло некоторое время, прежде чем она заговорила:
– Джонни, ты сказал мне, что если я не смогу сопереживать, то никогда не стану настоящим журналистом, а буду порхать как бабочка. Теперь я понимаю, что ты был прав. До сегодняшнего дня я лишь пыталась раскопать историю – о, да, грандиозную историю! – но для меня было важно одно: мое имя на первой полосе. Как в фильме – поймать всех преступников, совершенно не думая о цене, которую придется заплатить. Я играла роль неустрашимой журналистки, пытающейся отыскать правду в практически безнадежной ситуации. Но это больше не игра, Джонни…
Сторин посмотрела гостю в глаза, и он увидел, что ее слезы были не слезами страха или боли, а символом облегчения, словно она наконец выбралась из трясины на твердую землю.
– Я хотела получить историю, грандиозную историю. Я отказалась от своей работы и даже растоптала твои чувства только из-за того, что ты оказался на моем пути. А теперь я готова все отдать, чтобы этой истории не было, но уже слишком поздно. – Мэтти схватила друга за руку – сейчас ей необходимо было выговориться. – Ты понимаешь, Джонни, здесь нет совпадений. Уолтон отказался от предвыборной гонки из-за шантажа. Кто-то избавился от него, как прежде избавился от Коллинриджа, Маккензи или Эрла. А потом и от О’Нила.
– Ты понимаешь, что говоришь? – нахмурился Кра-евски.
– Смерть О’Нила точно была самоубийством или убийством. Скажи мне, ты слышал, чтобы кто-то покончил с собой в общественном туалете?
– Мэтти, мы имеем дело не с КГБ.
– В деле О’Нила я этого не исключаю.
– Господи!
– Джонни, кто-то готов на все, чтобы обеспечить победу человеку, который через несколько часов станет самым могущественным политиком в стране.
– Это ужасно. Но кто?..
Девушка яростно стукнула ладонью об пол.
– Проклятье, в этом и состоит проблема! Я не знаю! Я сижу здесь, в темноте, зная, что существует человек, имя и некие улики, способные дать ответ, но не могу их отыскать. Все ведет к О’Нилу, но он мертв…
– А ты уверена, что это не может быть сам О’Нил, который оказался настолько глубоко вовлечен в эту аферу… что испугался, потерял контроль и покончил с собой?
– Нет! Конечно, это не О’Нил. Этого не может быть… – И вновь в мыслях Мэтти вспыхнуло пламя, согрев ее, и свет этого пламени развеял часть тумана, который окутывал ее разум. – Джонни, пока О’Нил играл свою роль – а он, скорее всего, стоял за большинством утечек, – ему было не по силам провернуть всю комбинацию самостоятельно. Источниками утечек были люди из правительства, а не из партийного аппарата. Речь идет о секретной информации, которая доступна далеко не всем членам Кабинета, не говоря уже о партийных функционерах.
Сторин сделала глубокий вдох, словно это был первый глоток свежего воздуха за последние дни.
– Неужели ты не видишь, что все это значит, Джонни? Должно быть общее звено. Обязательно должно быть, и если мы его отыщем…
– Мэтти, мы не можем сдаться. Должен найтись способ. Послушай, у тебя есть список членов Кабинета министров?
– Лежал в ящике моего письменного стола.
Краевски вскочил на ноги, принялся шарить в ящике и вскоре отыскал список. Широким движением он очистил место на столе, отодвинув в сторону бумаги, книги и газеты и открыв гладкую белую ламинированную поверхность. Белизна стола напоминала чистую страницу, ждущую, чтобы ее заполнили. Джон схватил фломастер и написал на ламинате все двадцать два имени из списка.
– Итак, кто может нести ответственность за утечки? – повернулся он к подруге. – Давай, Мэтти, думай!
Теперь он тоже увлекся идеями девушки. А она не шевелилась, застыв в своем углу и обратившись к последним ресурсам собственного разума, чтобы расставить все по местам.
– Следует выделить три утечки, которые могли исходить только из Кабинета, – наконец заговорила журналистка. – Сокращение затрат на Территориальную армию, аннулирование программы расширения медицинского обслуживания и одобрение лекарств «Ренокса». О’Нил не мог узнать о них самостоятельно. Но кто в правительстве мог это сделать?
Мэтти начала медленно перечислять всех членов Кабинета министров, которые на самом раннем этапе знали об этих решениях, а Краевски принялся лихорадочно ставить галочки возле написанных на столе имен.
«Кто является членом комитета, имевшего дело с важными военными вопросами, и мог участвовать в решении о сокращении финансирования ТА? – попыталась сообразить Сторин. – Думай, Мэтти, хотя тебе так хочется спать!» Постепенно ей удалось сосредоточиться. Министр обороны, министр финансов и премьер-министр, естественно. Проклятье, кто еще? Да, правильно, министр по вопросам занятости и министр иностранных дел. А вопрос о финансировании больниц решал другой комитет, в состав которого входили министры здравоохранения, торговли, промышленности, образования и окружающей среды.
Теперь она молилась о том, чтобы не пропустить ни одного имени. Членство в таких комитетах и само их существование считалось государственной тайной, из чего следовало, что подобная информация никогда нигде не публиковалась, оставаясь еще одним поводом для сплетен в кулуарах Вестминстера. Однако система была чрезвычайно эффективной, и Мэтти не сомневалась, что никого не пропустила.
Удалось ли им приблизиться к решению загадки? Одобрение лекарств «Ренокса» – проклятье, этим не мог заниматься комитет! Решение принималось департаментом здравоохранения, иными словами, министром здравоохранения и его заместителями. Естественно, об этом должны были заранее предупредить премьер-министра. Но кто еще? Сторин встала и подошла к Краевски, который продолжал смотреть на исписанную поверхность стола.
– Похоже, у нас ничего не выходит, – пробормотал он.
Его подруга посмотрела на список. Только у одного имени стояли три галочки, только один человек имел доступ ко всем трем случаям утечки информации. Единственный человек, который мог быть виновным во всех утечках. Это был премьер-министр, Генри Коллинридж, жертва интриг! Идея Мэтти привела к абсурдному выводу. Тлеющее пламя вспыхнуло в ее мыслях последний раз и приготовилось умереть. Девушка замерла у стола, продолжая неотрывно смотреть на список.
– Джонни, список имен. Почему здесь нет Уркхарта? – спросила вдруг она и фыркнула, поражаясь собственной слепоте. – Потому что я была глупой сукой и забыла, что Главный Кнут технически не является членом Кабинета министров, и поэтому его нет в списке… Хотя это не имеет значения. Он не является членом комитета обороны и не мог знать о решениях, связанных с «Реноксом».
И вдруг журналистка ахнула. Внезапно пламя разгорелось снова и теперь пылало ярко и ровно.
– Конечно… – прошептала Сторин. – Формально Уркхарт не является членом этих комитетов, но если я ничего не перепутала, он присутствовал на заседании комитета, решавшего вопрос о финансирования больниц. И хотя он не мог участвовать в заседании комитета обороны, именно он отвечает за парламентскую дисциплину, из чего следует, что с ним проводили консультации по поводу решения, которое могло вызвать возмущение у заднескамеечников.
– Но он не мог ничего знать о «Реноксе», – вмешался Краевски.
Мэтти так крепко сжала его руку, что ее ногти впились ему в кожу.
– Джонни, в любом правительственном комитете есть Младший Кнут, который за него отвечает, – это один из людей Уркхарта, и он обязан обеспечивать связь между разными комитетами. Раз в неделю большинство министров встречаются со своими заместителями, чтобы обсудить вопросы, которые предстоит решать на следующей неделе, и на этих совещаниях обычно присутствуют Младшие Кнуты. Затем они ставят в известность обо всем Главного Кнута, который, в свою очередь, должен обеспечить согласование решений. Так что это вполне возможно. Уркхарт мог знать…
– Но все остальное? Как он мог знать о наркотической зависимости О’Нила? Или о сексуальной жизни Уолтона? Или все остальное?
– Потому что он Главный Кнут. Его работа состоит в том, чтобы все знать. Так что у него есть возможность и мотив. За пару месяцев он может проделать путь от обычного чиновника до премьер-министра! Как мы могли этого не заметить?
– Но все это лишь косвенные улики, Мэтти. У тебя нет никаких доказательств.
– Тогда нам нужно попробовать их добыть!
Женщина схватила телефон и стала быстро набирать номер.
– Пенни? Это Мэтти Сторин. Извини за поздний звонок, но мне необходимы ответы. Это очень важно. Я думаю, что знаю, кто несет ответственность за проблемы Роджера. Где ты встречалась с Патриком Уолтоном?
– На партийной конференции в Борнмуте, – печально ответила Гай.
– Но при каких обстоятельствах? Пожалуйста, постарайся вспомнить. Кто вас познакомил?
– Роджер сказал, что он хочет со мной познакомиться, и взял меня с собой на вечеринку.
– А где проходила вечеринка?