Картонная пуля — страница 56 из 73

— Ты правильно все говоришь… Только…

— Что?

— А ты меня не бросишь?

— Да ты что? Какой мне смысл. Это же все для тебя! Ради тебя!

11

Мой старинный институтский приятель Дмитрий Викторович Сердцев любит базар, в смысле рынок, не меньше, чем Чапаев узбекского народа Ходжа Насред-дин. Уже в студенческие годы при социализме Димыч был завсегдатаем барахолок и чуть ли не первым в нашем институте на пятом курсе появился на занятиях в настоящем «Рэнглере» и кожаном пиджаке. Кожаный пиджак и «Рэнглер» в шестьдесят шестом году это как если сейчас первокурсник ездит в институт на шестисотом «мерсе». Да что там «мерс»! Знаете анекдот про новых русских? Фура едет, за ним… ну, пусть тот же шестисотый. Вдруг фура резко тормозит и «Мерседес» сминает себе передок. Оттуда выскакивают характерные ребята и наезжают на виноватого водилу: «Знаешь, братан, на какие филки ты влетел? Здесь один бампер стоит пять штук, баксов». «Извините, ребята, — говорит водитель, — я не нарочно, собака дорогу перебегала… А правила я знаю и сейчас рассчитаюсь». Открывает дверцу, а там вся фура штабелями баксов загружена. Он берет лопату и пару раз оттуда черпает: «Ну что, хватит?» Пареньки обалдели. «Хватит, — говорят. — Слушай, мужик, а ты кто?» — «Я — новый русский. А вы кто?» Вот что такое кожаный пиджак и джинсы в шестьдесят шестом году. Хотя, я скажу, у нас в торговом институте народ всегда обучался продвинутый по части шмоток.

Потом родители Димыча переехали в Казахстан, и он с ними. Родители у него преподавали научный коммунизм. А когда началась фигня с СНГ, Сердцев вернулся в Новосибирск. Честно говоря, я всегда думал, что с такими способностями он очень быстро приподнимется — Внешторг или что-нибудь в этом роде. Однако золотых гор Димыч из Казахстана, похоже, не привез. А может быть, он тусовку любит больше денег. Семь или восемь лет назад Сердцев одним из первых ринулся в челночное предприятие, несмотря на то, что тогда ему было под полтинник. Чемпионом среди «челноков» опять не стал, но на жизнь хватает, хотя он и стонет в последнее время, что бизнес умирает.

Димыч мне симпатичен. Мы с ним иногда выпиваем. Он знаком с моими друзьями, а мой круг общения расширяется за счет его знакомых.

На гусинобродской барахолке у Сердцева два контейнера и две продавщицы, которым он платит по шестьдесят тысяч в день. Ошиваться там целыми днями ему, казалось бы, нет нужды, но он ошивается. Нравится человеку.

На всякий случай я позвонил ему домой, чтобы убедиться, что он не в Эмиратах или Китае и чуть позже обнаружил его на контейнерной площадке довольным жизнью и жующим хот-дог.

— Желудок не испортишь? — спросил я, хотя мне никакого дела нет до его желудка.

— Как же я его испорчу, если всю жизнь питаюсь хот-догами? И родители мои ими питались, и их родители. Они же в Новосибирск переселились из Америки, когда там началась великая депрессия. Вот и выходит, что хот-дог — это моя национальная еда. Знаешь, что если чукча съест апельсин, то тут же и помрет? Потому что организм у него привык к ягелю. Для него африканская еда — хуже синильной кислоты. Так и для меня тарелка домашнего супа и паровые котлеты — смертельно… По сто грамм армянского?

— За рулем.

Я дождался, пока он хлопнет коньяк и заест его последним куском сосиски с булкой, отвел подальше от загорелой до негритянской черноты продавщицы и, смущаясь, сказал:

— Димыч, такое дело… Ты тут всех знаешь… Как мне одну штуку достать?.. Только давай договоримся — строго между нами…

— Какую штуку? Ты так волнуешься, что я начинаю подозревать самое страшное… Уж не презерватив ли? Угадал? Ну, ты даешь! Кто она? Я никому не скажу. Стриптизерша из клуба или фотомодель? Да… Не думал я, что ты себе такое позволяешь…

— Да, нет, — усмехнулся я, хотя мне было не до шуток, но Сердцев кого хочешь достанет. — Понимаешь, нужна ствольная коробка с глушаком для ТТ.

— А что это?

— Ну как что… Я ж говорю, ствольная коробка с глушителем для пистолета ТТ.

— Ничего себе запросы! А зачем тебе? Застрелиться хочешь без шума? Уйти из жизни тихо, по-английски?

— Это не для меня. Попросил тоже один…

— А… У него значит ТТ имеется, а ему еще и глушитель понадобился?

— Наверное.

В задумчивости Сердцев приподнял брови так, что его лоб стал похожим на стиральную доску.

— Да… Что-то я тебе, наверное, и не подскажу… Я, честно говоря, такими делами никогда не интересовался… Вот, если тебе джинсы нужны… Да… А у дружков своих военных не пробовал спрашивать?

— У кого спросишь? У меня и дружков-то здесь особых нет. Я ж в Узбекистане служил. Я думал, на барахолке такие вещи проще решаются.

Вообще-то я держал на запасной случай двух знакомых афганцев. Но мне казалось, что обратиться к Сердцеву получится надежнее.

— Может, и проще, но, ей-богу, представления не имею, — оправдывался тот.

— Значит, нет, — протянул я разочарованно. — Ну ладно. Ты сильно-то не грузись. Нет так нет.

— Знаешь, могу только посоветовать, но точно не знаю. Это у цыган надо спрашивать. Ходит здесь одна… Вот что, ты пойди, где шубы продают, и спроси Милу.

— Просто Милу?

— Ага. Ее все так зовут. Только на меня не ссылайся.

— А что сказать?

— Ну, ты даешь! Там сообразишь, что сказать. Только…

— Что?

— Ты еще подумай: может, на хрен тебе эта ствольная коробка… Может, без нее дольше проживешь…

12

В шубном ряду Мила отыскалась через пять секунд.

— Мила, тебя спрашивают, — завопила первая же торговка цыганской внешности, к которой я обратился.

Из толпы вырулила солидная тетка, чем-то похожая на Валентину Филипповну, может, своей толстой комплекцией или взглядом, столь же недоверчивым. Говорила она без цыганского акцента и без национальных глупостей типа: «Золотой мой». Зато табачищем от нее разило, как от двух конюхов.

— А кто тебе посоветовал ко мне обратиться? — первым делом поинтересовалась она, когда я изложил свою просьбу, и ничуть не удивилась, когда я уклончиво затянул чепуху про одного знакомого человека и вообще…

…И не стала уточнять, что за человек, только переспросила:

— А что это за коробка такая, которая тебе нужна?

— Деталь для пистолета.

Как тут еще объяснишь?

— Ага, — Мила понятливо кивнула. — Ты вот что, обожди здесь немного. Ничего не обещаю, потому что, сам понимаешь… Но спрошу у одного человека…

Я, конечно, не ожидал, что через пять минут мне вынесут коробочку на тарелочке, но ждать пришлось часа полтора, прямо, как в собесе. Я уже начал думать, что вместо того, чтобы искать деталь пистолета, Мила болтает где-нибудь с подруганкой, сосет капитанскую трубку и хихикает над глупым старичком, с другой стороны, понятно, что оружейные детали на дороге не валяются. Наконец, когда я решил, что дальнейшее ожидание бессмысленно и даже оскорбительно, вонючая цыганка появилась в сопровождении удивительного молодого человека корейской наружности и нечеловечески худого. Да у них тут настоящий Интернационал. Вот о чем мечтал Ленин. Цыгане, корейцы… Но удивительнее всего то, что кореец был одет совершенно не по ситуации, настолько стильно, насколько может быть одет англичанин в опере. По небу хоть и ползли облачка, но температура держалась в районе двадцати пяти градусов, вокруг сновали грубоватые типы с загорелыми лицами, а тщедушное тельце корейца украшали сорочка ослепительной свежести, галстук и твидовый пиджак.

Мила подвела его ко мне, а сама скромно отошла в сторонку. Я думал, кореец начнет с массы изысканных извинений и не исключено, что на английском языке. От такого денди чего угодно можно ожидать. Но он приступил к делу с еще более неожиданной стороны на чистом русском языке:

— Слушай, дед, а зачем тебе ствольная коробка?

Я чуть не сел. Ага, сейчас я расскажу, что моя фамилия Кузнецов, что живу я на улице Новогодней, что собираюсь ограбить банк, что операция начнется в четыре часа пополудни, что со мной будет еще один кореш, а потом мы с деньгами отправимся по такому-то адресу. А может, он мент? Может, у них здесь засада, и Мила — майор ФСБ? Иначе зачем он галстук нацепил в такую жару? Бандиты в галстуках не ходят, и потом они все небритые, как Доцент из кинофильма «Джентльмены удачи»…

— Нет, дед, я не в том смысле, — поправился кореец. — Просто глушак для ТТ достать довольно сложно. И времени много надо, и гарантии никакой. Может, тебе проще взять другой пистолет с глушителем. Главное, что по цене будет почти одно и то же. Сам подумай: ствольная коробка с глушителем — это почти что весь пистолет.

Странно, но такой простой поворот темы почему-то раньше мне в голову не приходил. Не иначе Межид меня на века загипнотизировал. Благодаря ему, я всегда знал, что владею оружием, которое любит и умеет убивать, и только с ним связывал все свои планы. А тут еще Чехов. Тоже загипнотизировал. Ведь это его мысль — насчет того, что если в доме хранится пистолет, то рано или поздно он должен выстрелить. Что ж, пусть будет два ствола. Хоть один да выстрелит.

— Ты какой пистолет имеешь в виду? — спросил я.

— А вам какой? Попроще или посерьезней?

— Подешевле.

— Понимаю. Тогда лучше всего «Беретту». Глушитель свинчивается, очень удобно.

— Можно и «Беретту». Почем?

— Это будет стоить… э-э-э… штуку баксов.

Я присвистнул. Почему-то я прикидывал, что ствольная коробка обойдется мне долларов в триста, на всякий случай из дома захватил с собой пятьсот.

— Дороговато, — заметил я.

— Ну так зато вещь!

— Давай за девятьсот, — предложил я, хотя сразу решил, что товар все равно возьму.

— Дедушка, — укоризненно протянул кореец, — мы же не на барахолке, чтобы торговаться.

Мы торговались чуть не в самом центре барахолки, тем не менее последний довод прозвучал весьма убедительно. Я согласился, предупредив, что всей суммы у меня с собой нет. Договорились осуществить обмен через два часа на речном вокзале у причала номер четыре. Место встречи назвал кореец и тут же с легкостью выманил у меня двести баксов задатка. Я отдал деньги, удивляясь себе. В магазине я всю сдачу пересчитываю, а тут вдруг, ничтоже сумняшеся, вручаю незнакомому человеку двести долларов. Я завел эту машину, а теперь она сама набирает ход, а я в ней только пассажир… Впрочем, деньги жалеть теперь незачем.