«Ага, — тут же догадываюсь я, — да это у него далеко не первая командировка на сей таинственный полигон. То-то он так уверенно обо всем рассуждал». К открытому люку осторожно подходит небольшая баржа, переоборудованная в припортовый заправщик, и мы покидает наш воздушный корабль. Что ж, хоть немного, но все же действительно поплаваем.
Вода в бухте на удивление спокойная, будто в парковом пруду. И цвета она совсем другого, нежели у камчатского берега. Здесь она какая-то прозрачная и зеленоватая, а там черно-синяя. Исследование вод мне вскоре приходится прервать, поскольку баржа с ощутимым сотрясением уткнулась носом в широкую бревенчатую пристань. Посередине ее выкрашенный охрой дощатый домик, около которого, слегка за ним скрываясь, стоит обычный городской автобус. Вначале мы на него не обратили никакого внимания, мало ли для чего он там стоит. Но вскоре выяснилось, что он прибыл именно за нами. Впервые за полтора года усаживаемся не на жесткие скамейки или доски, а на мягкие, цивильные сиденья. Кайф! По ходу движения лейтенант со знанием дела дает нам необходимые пояснения, указывая пальцем на местные достопримечательности.
— Вон там видите, — тянет он руку, — крыша покатая. Это рыбзавод. Селедка там просто объедение. И в путину оттуда крабовое мясо отправляют прямо в Москву, в Кремль, в специальных маленьких бочонках.
Мы с Преснухиным многозначительно переглядываемся. Неоценимую информацию выбалтывает по ходу дела лейтенант. Подсыпь здесь кто-нибудь из нас яда в эти самые бочонки, так ведь власть в стране сменится в одночасье. И никто никогда не поймет, откуда подкралась такая напасть. Но от нас удара в спину можно не опасаться, мы как-никак бойцы ОСНАЗа! В действующих войсках мы самая первая основа нынешней власти, самая надежная ее защита. В том, что мы так думаем, нет ничего зазорного. Когда человеку долго промывают мозги, то у него они, естественно, становятся стерильно чистыми. Если целый год каждый день внушать любому из нас, что он дурак, то даже самый умный резко поглупеет. А если, наоборот, говорить ему, что он самый что ни на есть передовой боец Советской армии, держащий оборону против заокеанских «ястребов», то и это тоже сработает. Во всяком случае, мы ощущали себя героями на самом деле. Тем более что и действительно работая в пользу Северного Вьетнама, мы искренне хотели помочь несчастным вьетнамцам, подвергавшимся, как нам казалось, неспровоцированной агрессии неизмеримо более могущественного противника. И даже то, что именно северовьетнамские вожди явились первопричиной кровавого конфликта, ничуть нас не смущало. «Подумаешь, — размышляли мы про себя, — вьетнамцы имеют полное право объединиться в единую нацию. Пусть и сломив сопротивление кучки национальных капиталистов, препятствующих этому благородному делу».
Мы были на стороне угнетенных и униженных и, следовательно, на стороне собственной коммунистической партии, всецело поддерживающей и помогающей такому правому делу.
Варварские бомбардировки
…интенсивность бомбардировок за первую половину июля значительно возросла. Американское командование все чаще применяет стратегические бомбардировщики B-52. За последние две недели в налетах участвовало 282 этих бомбардировщика, которые сбросили более 7000 тонн бомб…
Часть вторая.«НАШЕЛ И ЛОВИ!»
Ханой. (ТАСС) Сбит третий F-111A!
Части ПВО ВНА сбили в провинции Куангбинь еще один американский сверхзвуковой истребитель-бомбардировщик F-111A. Это уже третий истребитель такого типа, сбитый над ДРВ.
Везущий нас на полигон автобус с натугой переваливает через перевал, и с трех сторон, насколько хватает глаз, вновь сверкает бескрайнее море. А еще своеобразная, будто трехпалая долина, простирающаяся в глубь острова.
Наверное, это и есть артиллерийское стрельбище. Ничего, уютно оно устроилось. Народа никого, захочешь ни в кого не попадешь.
Заскрипев шинами по камням, автобус резко повернул, и мы миновали что-то похожее на будочку КПП. Показалось даже, что сидящий на пеньке солдатик приветливо махнул нам вслед, но этак небрежно, без особого почтения. Дорога ощутимо круто идет вниз, и водитель осторожно снижает скорость. Минуем железный мостик, проложенный над усыпанным крупными серыми голышами руслом ручья, и я замечаю, как лейтенант-поднимается со своего места.
— Хочу сразу всех предупредить, — повышает он голос, чтобы привлечь наше внимание, — из этой долины есть только один выход, одна-единственная безопасная дорога. Поэтому очень не советую без сопровождения покидать расположение гарнизона. Особо любопытным хочу сказать, что у вас итак будет три увольнения, если, конечно, не проштрафитесь. Вас раз в неделю будут вывозить в местный клуб. Кино, а после него танцы с местными девчатами. Но еще раз повторяю, это только для тех, кто будет соблюдать установленные здесь особые порядки.
— Что за порядки такие? — тут же понеслось со всех сторон.
— Вам все сейчас объяснит местный комендант, майор Понченко Григорий Николаевич.
Он явно хотел добавить еще что-то, но тут автобус остановился и вся наша команда, с любопытством озираясь по сторонам, высыпала на обложенную по периметру крупными булыжниками полянку. Пока лейтенант нас выстраивает и ровняет, появляется плотный розовощекий майор в залихватски заломленной фуражке.
— Здорово, братцы, — жизнерадостно кричит он, подбегая к замершему строю. — Как добрались? Всех доставил, — мимоходом протягивает он руку несколько сконфузившемуся от такой фамильярности лейтенанту, — никого не потерял?
— Все в порядке, — кивает тот, — все на месте. Вот заодно я и списочек приготовил, как вы и просили.
Мельком проглядев поданный лист с нашими фамилиями и званиями, майор сворачивает его в четыре раза и небрежно засовывает его во внутренний карман кителя.
— Что, притомились, добры молодцы? — задает он чисто риторический вопрос, внимательно всматриваясь в наши лица.
— Никак нет! — отвечаем мы хоть и в разнобой, но поневоле бодрясь и вытягиваясь.
Незнакомый начальник в военной форме все еще вызывает у нас известную настороженность. С такими бодрячками лучше вести себя таким образом, чтобы одним своим видом держать их как можно дальше от себя. Разумеется, что и общаться с ним следует строго по Уставу.
Майор тонко улыбается и вдруг командует:
— Старший сержант Агафотов, сержант Савотин, сержант Рерькин, становись здесь! За ними в том же порядке рядовые Щербаков, Зенин, Ращупкин. Следующая тройка — Косарев, Преснухин, Камков.
Не заглядывая более в список ни разу, он перечислил нас всех, не забыв упомянуть и воинские звания. И не ошибся ни разу, и даже не переврал ни одной фамилии, что даже у нас в полку было делом рядовым и обычным. Перестроив нас в компактную колонну, Понченко повел ее по территории полигона, указывая расположение основных стрельбищ и назначение попадавшихся на пути зданий. Не забывал он при этом и красноречиво описывать связанные с ними разные истории. Доходчиво втолковав, где мы будем спать и где питаться, он в завершение обзорной экскурсии собрал нас на залитой бетоном площадке вблизи склада вооружения.
— Полигон у нас особый, и порядок на нем тоже особый установлен, — назидательно поднимает указательный палец левой руки вверх майор. — Пространства у нас здесь маловато, — обвел он рукой громоздящиеся вокруг сопки, — а плотность населения со всевозможным оружием бывает очень большая. Чтобы эта плотность за время вашей подготовки случайно не уменьшилась, нужно знать и строго выполнять три основных правила.
И тут же новый резкий жест — три высоко поднятых пальца. Майор аж светится, будто он играет на сцене в самой главной роли. Ни слова поперек вдохновенно священнодействующему актеру!
— Три! — еще раз повторяет он. — И первое из них самое важное, — он умолкает и хмуро, сущим лесным сычом обводит наши лица, ища хоть одно скучающее. — Никогда не переходить за линию цветных флажков вашего сектора! Никогда!!! Я буду рядом помирать! Рядом с вами лежать! В двух метрах всего! Но с той стороны флажков! И тогда не переходить!!! Коли скажет вам утром мой сержант: «Занимаемся сегодня в зеленом секторе». То знайте сразу, зеленый сектор — это закон. Это совершенно неоспоримая аксиома! В зеленом секторе, хоть танцы устраивайте, ни слова поперек не скажу. Но в синий или желтый сектора ни ногой! Понятно?
— Так точно, — ответил сразу за всех Олег Савотин, стоящий на правом фланге.
У нас в полку вообще заведен такой порядок. Если к строю солдат обращается вышестоящий начальник, то отвечает всегда только один из всех. Либо старший смены, либо правофланговый. Вспоминается в связи с этим один уморительный случай. Как-то приехала в полк окружная проверка, и один из проверяющих, от излишнего рвения, спрятался на вершине одного из холмиков, аккурат на полпути из полка на КП. Дождался идущей на дежурство смены, да как выпрыгнет из-за кустов, да как закричит во всю свою мощь: «Здравствуйте, товарищи солдаты!» Он, верно, полагал, что мы тут же перейдем на строевой шаг и по заученному завопим в ответ положенные по Уставу слова воинского приветствия. Но вместо этого тот же Савотин откликнулся на его приветствие в одиночестве и намеренно негромко. Остальные лишь покосились в сторону горластого офицера с немалым удивлением и продолжили движение.
— Стой, назад! — заорал тот, когда до него дошло, что с ним поздоровались совсем не так, как положено.
— Некогда нам, — выразительно постучал тогда Олег по циферблату наручных часов, — на смену опаздываем.
Тот начальник еще долго и недовольно вопил нам вслед со своего холмика, но каких-либо последствий для нас так и не случилось. Да и не могло их быть, люди на боевое дежурство идут, считай на войну, и все «сапоги» мира над ними уже не властны.
— Правило второе, — тем временем продолжает майор. — Слушайте во время занятий наше местное радио. Как заиграет наш полигонный матюгальник «Прощание славянки», так сразу и конец занятиям наступает. Единственное, что допускается делать после звукового сигнала, — разрядить оружие и убрать неизрасходованные боеприпасы в ящики. И не волнуйтесь, что не услышите. Наши громкоговорители на каждом углу стоят и в каждой ямочке прикопаны. И третье, самое легкое правило, хочу вам поведать в завершение нашего знакомства. Оно, как и все остальные, для вас придумано и для мамок ваших. Не носите, ради Бога, свое оружие заряженным. Не помните, есть ли что в «казеннике», лучше лишний раз убедитесь. Ствол в землю, обойму долой, затвор на себя. Всего-то и дел, кажется, — уже в который раз потянул на себя наши взгляды майор, — три простеньких правила запомнить, но и этого иные не могут. В 64-м двое убитых, восемь раненых. В 65-м один погибший и шестеро с ранениями остались! В 66-м поранено сразу десять военнослужащих! Конкретные примеры хотите? Пожалуйста! Рядовой Дмитрий Новиков не разрядил винтовку и прямо с ней отправился обедать. Патрон, естественно, в стволе лежит. Камень под ногу, винтовка наземь. Ба-бах, и ни в чем не повинный сержант Бобрыкин получил сквозную рану бедра. Далее. Ефрейтор Баринов Сергей принялся чистить малокалиберную зенитку, забыв проверить, разряжен ли ее ствол. А в это время двое его сослуживцев несли ящик с боеприпасами. Решили отдохнуть, и один из них случайно оперся локтем на спусковую педаль. Ба бах, и товарищ Баринов в секунду лишается предплечья. Еще продолжить? Вижу, достаточно. Помните то, что я вам сказал. Запомнить, впрочем, будет нетрудно, на каждой проверке, на каждом построении старший команды будет эти правила несложные вам напоминать и весь строй их будет хором повторять. А в остальном, — словно бы вновь расцветает майор, — жизнь здесь просто отличная и необычайно интересная. Подъем у нас в семь утра, а отбой и вовсе свободный. Библиотеку нам шефы богатую организовали. Телевизор, кино каждый день смотреть можно. Что вам еще? Да, а еда здесь