Мы с капитаном усаживаемся на ствол поваленной недавним ураганом пальмы, и я начинаю излагать свою, выношенную во время обеда, идею.
— Несмотря на нашу малочисленность и, скажем прямо, неважную техническую оснащенность, мы вполне можем организовать и провести такую операцию, — с энергичным нажимом повторяю я. — На нашей стороне и тот факт, что мы точно знаем, где подобные шифровальные машинки могут быть установлены. А установлены они на самолетах стратегической авиации, против которых мы, собственно говоря, и боремся. Предлагаю на этом вопросе остановиться поподробнее. На данном этапе нам точно известно, что телетайпы линейного шифрования установлены на стратегических бомбардировщиках B-52 и B-58, на воздушных командных пунктах RC-135, а также на разведчиках SR-71 и RB-47. Поскольку захватить шифровальное устройство мы сможем, лишь каким-либо образом вынудив самолет противника к посадке на нашей территории, то давайте рассмотрим представленный перечень с этой точки зрения. Как-либо воздействовать на бомбардировщики весьма проблематично. Во-первых, они сами хорошо вооружены, а во-вторых, действуют всегда мощными группировками с очень солидным прикрытием. Можно, конечно, сбить какой-то из них ракетой, но поскольку они летают на высотах свыше десяти километров, то отыскать обломки аппаратуры в местных пампасах будет весьма проблематично.
Воронин осторожно кивает, все еще не понимая, к чему я клоню.
— Заставить сесть RC-135, — продолжаю я, — тоже крайне затруднительно. Мало того, что они обычно сопровождаются не менее чем четырьмя боевыми самолетами, они еще, к тому же почти никогда и не залетают в воздушное пространство Вьетнама. Я уж подумал было о том, что можно из пары старых сейнеров состряпать пусковую установку морского базирования, но тут же представил себе, куда упадут обломки. Ясно, что все они бултыхнутся в море. Достать оттуда что-либо и вовсе безнадежное занятие.
Капитан даже приоткрыл рот, внимая моим буйным разглагольствованиям, словно индийский султан, слушающий очередную сказку Шахерезады.
— Столь же бесперспективно, — продолжал я нагнетать обстановку, — и охотиться за «Черным дроздом», иначе называемым SR-71. Эта титановая бестия развивает такую бешеную скорость, что не только наши слабомощные перехватчики не смогут за ней угнаться, но даже и ракета его не догонит. Следовательно, отпадает и он.
— Так что же получается, — разочарованно прошептал потерявший терпение капитан, — полный аут?
— Нет, — столь же тихо проворковал я ему в самое ухо, — у нас остается еще наш старый знакомый, самолет-разведчик RB-47. И именно этот тип самолета является самой подходящей целью для осуществления наших замыслов. Начнем с того, что самолет этот устаревшей серии и скорость у него невелика, всего 880 километров в час. Далее. Никакого вооружения на нем нет и для прикрытия его, за малой ценностью, выделяют не более двух самолетов, а зачастую, и вообще только один. Но заметьте, если прикрытие по каким-либо причинам не вышло в оговоренную точку, то на замену обычно никого не посылают, ограничиваясь рекомендациями старенькому разведчику: либо сменить эшелон следования, либо прекратить выполнение задания. Это раз! Кроме того, сегодня утром я закончил составление графической сетки, в которой все условные опорные точки воздушного пространства Вьетнама имеют четкую привязку в общепризнанной системе координат. Доложит теперь кто-то из пилотов, что из точки «альфа» следует в точку «гамма», а мы уже тут как тут, точно знаем, куда они направляются.
— Так, так, так, — задумался Воронин, потирая подбородок. — Так, значит, с завтрашнего дня мы сможем отслеживать маршруты, по которым летают все их разведчики?
— Совершенно верно, — с готовностью поддакиваю я, — да не только их, но и вообще любого американского самолета. Они нам теперь сами будут докладывать, куда и в какое время двинутся. Дня три-четыре посмотрим за ними и, я надеюсь, выявим все сопутствующие параметры их пролетов. Занимаемый высотный эшелон, среднюю скорость, время, затрачиваемое на прохождение контрольного маршрута. Заодно и выясним, с каких аэродромов поднимаются сопровождающие именно данные разведчики самолеты прикрытия. И вот, когда мы соберем все эти сведения, тут-то и надо нам придумать для них какую-нибудь коварную ловушку.
— Так ты, значит, ничего на этот счет не придумал? — капитан несколько разочарован и не скрывает этого.
— Я и так уже половину шахматной партии составил, — оправдываюсь я. — Давайте над другой половиной вместе помозгуем. А, товарищ капитан? Может быть, соберемся все вместе вечером, да и обсосем данную проблему со всех сторон.
— Да-а, Александр, — произносит он, недоверчиво покручивая головой, — я всегда подозревал, что ты изрядный фантазер, но что ты еще и завзятый авантюрист, даже не догадывался. Впрочем, не вешай нос, здоровый авантюризм в разведке просто необходим. Я посоветуюсь вечером со Стуловым. Он хоть малость и занудлив, но голова у него того… тоже варит.
На этом наша беседа прерывается, и мы расходимся в разные стороны. Капитан спешит к радийной машине, из-за распахнутой двери которой несется дробный стук телетайпов, я же бегу с ведрами в сторону близлежащего проточного прудика.
Как всегда стремительно на джунгли падает покрывало тьмы. Останавливается генератор, отключается вся аппаратура, и наступает самое благостное для нас время — вечер. Это время не только для отдыха и приличной еды. Хотя все мы весь день ждем мгновения, когда очередной дежурный по кухне забренчит половником по подвешенной на веревочке гильзе. Прежде всего, это время неформального общения. В тот час, когда мы, совершенно измочаленные жуткой жарой, москитами и напряженной работой, собираемся за столом, и с нас словно спадает вся официозность, которая вынужденно гнетет весь день. За вечерним столом мы как в обычной бане, все равны. И друг к другу обращаемся просто, без чинов и званий. Только мы к офицерам — по имени и отчеству, а они к нам — только по именам. Но во всем остальном демократизм у нас полнейший. Обсуждается все. И дневные происшествия, и девочки на гражданке, и последние новости с Родины. Для того чтобы их обсуждать со знанием дела, мы два раза в день настраиваем один из приемников на радиостанцию «Маяк». И целые десять минут, буквально затаив дыхание, слушаем далекий голос Москвы. Через много лет после описываемых событий я оказался по служебным делам в далекой Ливии. Прожил там два года и только там понял, что те чувства, которые испытывает русский человек, слушая голос оставленной на время Родины, и есть та самая пресловутая ностальгия. А в тот момент я этого еще не понимал. То есть не понимал разумом, головой, но сердце мое уже чувствовало, оно знало и словно бы сильнее билось в те недолгие минуты, когда мы слышали, казалось, самые обыденные слова: «Говорит Москва! Передаем последние известия…»
На сей раз дежурный я сам. Естественно, стараюсь изо всех сил. Мое фирменное блюдо, которое я люблю готовить, — куриный плов. Готов прямо сейчас поделиться секретом его изготовления.
Итак: перебранный и вымытый рис щедро смешиваю с мелко нарезанным луком, не деля его на луковицу и перо.
Замешиваю полученную массу вместе с солью, ложкой томатной пасты, местными приправами и ягодками, кислым вкусом своим очень напоминающими российский барбарис. Дальше идет процесс набухания рисовой основы в отдельной глубокой миске, в которую я вливаю большой корец крутого кипятка. Рис разбухает не менее часа, а то и полутора. А я пока работаю с курицей. Рублю ее финкой на примерно одинаковые кусочки, с таким расчетом, чтобы каждому из нас досталось не менее трех. На керогазе в пятилитровом котелке у меня уже скворчит разогретое растительное масло, в котором до хруста обжариваются крохотные кусочки тощей местной свинины вместе с тонко нашинкованным чесноком. Тут важно не передержать и не пересушить смесь для последующей жарки. И чеснок, и сало должны лишь слегка позолотиться, а отнюдь не задымиться. Едва нужный уровень золотизны достигнут, я, не мешкая ни секунды, вываливаю посыпанное хлебными крошками куриное мясо в кипящее масло. И следующие десять минут активно перемешиваю его, время от времени доливая туда соевый соус. Пять минут активной жарки с постоянным перемешиванием. Прожарилось? Не совсем! Вот и превосходно! Распаренный рисовый колобок загружаю в котелок и накрываю его крышкой. Засекаю время, уменьшаю огонь до минимума. Теперь главное выждать и не пропустить нужный момент. Через три минуты необходимо еще раз тщательно перемешать полученную массу и добавить к ней чуть-чуть тертой корицы и рюмочку рисовой водки. Вновь необходимо перемешать и далее на самом маленьком огонечке ужаривать совершенно умопомрачительно пахнущую еду еще минут пятнадцать. Между делом готовлю импровизированный салат. Это конечно же не тот традиционный московский салат с помидорами, огурцами и сладким перцем. В наш салат замешивается и крошится все, что в тот день попалось под руку. Там могут быть и кусочки ананаса, и папайя, и лук-шалот, и вишни, и сладкий отварной картофель, и местная, непереводимая на русский язык, зелень, и листочки водяного перца. Все вместе, все в одну кучу. Готового майонеза у меня, естественно, нет, но яйца, уксус и растительное масло помогают мне быстро исправить это досадное упущение. Десять-двенадцать минут — и очередное бесподобное творение готово.
Мои товарищи уже ходят вокруг плиты, словно голодные волки, но закон есть закон. Веревочную границу, отделяющую кухню от всего остального мира, может пересекать только дежурный. Зажигаю вторую керосиновую лампу, вешаю ее над столом и не спеша, с должной аккуратностью раскладываю по столешнице разрезанные на три части пальмовые листья. Расставляю кружки. Ложка же у каждого своя собственная. Остается лишь ударить в самодельный колокол, но я все еще медлю. Бросаю внимательный взгляд в сторону командирской палатки. Никого пока около нее не видно. Странно! Обычно один или оба наших офицера, наголодавшись за день, в это время уже нетерпеливо дефилировали вблизи своего жилища. Сейчас же не видно никого. Ждем-с. Важно, в каком настроении выйдут наши командиры. Если в веселом, то непременно сядут вместе. Если же успеют до этого повздорить, то сядут по разные стороны стола и будут долго дуться друг на друга. Но сегодня явно происходит что-то необычное. Излишне любопытный Басюра специально сбегал послушать, о чем там идет речь. Но вскоре вернулся, пожимая на ходу плечами.