Краем глаза вижу, что, торжествующе поджав губы, из общего строя выходит и моя подружка.
— Во, так-то лучше, — одобрительно кивает Башутин, — все нам повеселее будет с девушками-то.
При этом он как-то чересчур плотоядно поедает глазами стройную фигурку Лау Линь, чем вызывает во мне приступ самой настоящей ревности. Но делать нечего, на самом деле он здесь главный, а я только за компанию с ним присутствую. Ведем отобранных кандидатов к нам, и во внутреннем дворике на площадочке у душевого домика капитан производит предварительный инструктаж. То есть он произносит какую-либо фразу, щедро пересыпая ее вьетнамскими и французскими словами. Вслед за ним слово тут же берет Башутин, который тут же дополняет и уточняет мысль капитана. Смотрю на лица ополченцев. Все слушают очень внимательно и настороженно, чуть ли не заглядывая им в рот. Оно и понятно, вряд ли им приходилось до этого выполнять столь необычные задачи. Попутно выясняю и для себя кое-что интересное. Оказывается, задействованы они будут отнюдь не сразу. Лишь через некоторое время, когда созреют условия и капитан подаст некий условный сигнал, они должны будут выехать в обусловленное место и присоединиться к нашей группе. В качестве бесплатного дара Воронин оставляет нашим помощникам оба наших разбитых автомобиля и кое-какое имущество. Ополченцам придется самим их починить, а до сигнала к выступлению усиленно тренироваться в стрельбе и готовиться к долгим маршам в джунглях.
Для занятий к ним будет представлен специальный инструктор из особого батальона вьетнамских коммандос — капитан Ле Дык Тхо. Едва капитан произнес это имя, как вздрагивают до этого неподвижные кусты и из них выскакивает непостижимым образом прятавшийся там человек. От неожиданности все вскрикивают. Но появившийся из ниоткуда пришелец сохраняет полное самообладание. Он поднимает руку и коротко командует, а потом о чем-то просит нашего капитана. Тот согласно кивает, осматривается по сторонам и, заметив меня, призывно машет рукой. Подхожу ближе.
— Будь ассистентом нашему гостю, — небрежно бросает мне Воронин, впрочем, особо не уточняя, что именно от меня требуется.
Капитан Ле становится прямо передо мной и протягивает в мою сторону штык-нож.
— Нападай на меня, — говорит он на ломанном английском, мгновенно принимая боевую стойку.
Бросаю вопросительный взгляд на капитана. Тот разрешающе кивает. Подбрасываю нож на ладони, перехватывая его поудобнее, и стремглав бросаюсь на слегка пригнувшегося вьетнамца. Удар… и я кувырком лечу по площадке. Трясу головой и без промедления вскакиваю на ноги, готовясь повторить атаку. Поднимаю для удара правую руку и только теперь понимаю, что ножа в ней уже нет. Ага, вот где он, в руке у моего противника. Ерунда, меня так просто не возьмешь. Поднимаю с земли увесистый сук и иду в атаку. Капитан Ле Дык Тхо невозмутим. Он небрежно отбрасывает штык в сторону и издевательски разводит руки в стороны. Бросаюсь вперед, одновременно стараясь попасть веткой по голове своего учебного противника. В самую последнюю секунду дубина внезапно исчезает из моей руки, а я, пролетев по инерции еще метра три, вновь плюхаюсь на землю. «Противник совсем не прост, — запоздало соображаю я, поднимаясь уже менее резво. — Надо с ним попробовать разобраться на расстоянии». «ТТ» заткнут у меня сзади, за поясом, и я выхватываю его с быстротой заправского ковбоя. Но и капитан Ле не теряет времени даром. Кубарем откатившись в сторону, он выбрасывает в мою сторону что-то типа упругой веревочки с грузиком на конце. Рывок, и пистолет выскакивает у меня из кисти, словно мокрый обмылок. Прыгаю за ним, пытаясь схватить его повторно. И я почти дотягиваюсь до его рукоятки, но тут мне на спину кто-то прыгает и с силой оттягивает голову назад. Скашиваю глаза влево и вижу своего ухмыляющегося союзника. Он весело улыбается и в свободной руке у него поблескивает стальное лезвие штыка. Молочу ладонью по земле, показывая, что сдаюсь. Ле Дык Тхо мгновенно спрыгивает с моей спины и, подхватив меня за руку, помогает подняться на ноги. Хлопает меня по спине и всячески дает понять, что с ролью мальчика для битья я справился прекрасно. Повернувшись к восторженно пищащим ополченцам, он что-то прокричал им, и они тут же построились и гордо выпятили вперед грудные клетки.
— Сказал, что высокие американцы имеют из-за своего роста определенные неудобства, как только что они видели, и что он будет их учить, как правильно противостоять рослым противникам, — специально для меня перевел Башутин. — Короче говоря, после соответствующей подготовки, — кивнул он в сторону сгрудившихся вокруг инструктора ополченцев, — тебе с ними будет не справиться.
— Ну, это ты загнул, — даже обиделся я. — Да я их все равно одной рукой десяток сгребу. А этот капитан не показатель. Если бы я знал, что он такой тренированный борец, я бы с ним по-другому себя вел. Он бы от меня не вывернулся.
— Похоже, это ты от него только что выворачивался, — издевательски ухмыльнулся прапорщик и, противно похихикивая, удалился в здание нашей миссии.
Много лет спустя я все же отомстил ему за тот издевательский смех. Конечно, заочно и своеобразно. Отучился в школе карате под руководством мастера Шарля Омоне. Много лет оттачивал свои навыки в джиу-джитсу и айкидо, заодно тренируя и других. Казалось бы, можно было тоже укладывать своих противников направо и налево, да только почему-то некого стало укладывать, видимо, время для этого ушло безвозвратно.
Пока же я ограничился тем, что, сколько было возможно, находился рядом с тренирующимися ополченцами, благо, место для занятий им выделили неподалеку. Все время, пока я топтался рядом с занимающимися, Лау Линь намеренно вставала так, чтобы не встречаться со мной взглядом. «Вот паршивка. О ней, понимаешь, беспокоишься, а она тут характер показывает! Ну, я ей все выскажу, ну дождусь я вечера!»
Но вечером, когда Лау Линь появилась на условленном месте у мостика, она была ниже воды, тише травы. Как-то особенно ловко забравшись мне под руку, она потерлась о китель щекой и тут же начала жаловаться на тетю. Первым делом она виноватым тоном сообщила, что та также одобрила мои действия.
— Она сказала, что ты молодец и правильно меня не брал, — заглянула она в мои глаза. — А меня, наоборот, отругала и стала настаивать на том, чтобы я отказалась от опасной поездки. Хотя, что в ней может быть опасного?
Я удовлетворенно хмыкнул.
— Но как же я могу отказаться? — продолжила она вопросительным тоном. — Вот ты бы, Санья, отказался от приказа командира?
— Я другое дело, — погладил я ее по волосам, — я в армии служу. Мне положено все приказы командиров выполнять без возражений. А ты просто в ополчении, а не в боевых частях!
— Но мы туда добровольно попросились! Чтобы быть полезными стране. Мы хотим победить американских оккупантов и для этого…
— Ты не путай божий дар с яичницей, — перебил я ее. — Одно дело добровольное служение, а другое — обязанность! Вот ты-то как раз и можешь добровольно отказаться от чего бы то ни было. Ты добровольно пришла и можешь добровольно уйти. Я же — совсем другое дело. Меня никто и не спрашивал, хочу я служить или нет. Просто пришел срок службы, и меня призвали. Наступила моя очередь нести тяготы воинской службы, вот я их и несу…
— И я тоже несу, — отпарировала она. — Тем более несу добровольно и спрос с меня поэтому более строгий, Да и как я смогу потом в глаза моим друзьям смотреть? Да весь квартал на меня потом будет пальцами показывать!
— Ладно, ладно тебе, мышка моя, — легко поднял я ее на руки, — успокойся, пожалуйста.
Лау Линь свернулась клубком, словно маленький ребенок и благодарно обняла меня за шею.
— Ты ведь теперь не сердишься на меня, оттого что я скоро поеду с тобой? — прошептала она мне и как бы в подтверждение своих слов слегка прикусила мне мочку уха.
Такая необычная ласка произвела на меня самое необычное и, что греха таить, возбуждающее воздействие. Найдя ее губы своими губами, я столь крепко сжимаю ее в своих объятиях, что явственно слышу подозрительный хруст.
— Ты, Санья, прямо как дикий мишук, — слегка отстранившись, расслабленно шепчет она.
— Не мишук, — поправляю я ее, — а медведь.
Я опускаю ее на землю и снова целую, сначала в шею, а потом все ниже и ниже…
Вот и закончился недолгий период неопределенности. Мы вновь на колесах. Снова на тропе войны! Едем обратно к границе. Теперь мы уже не те восторженно озирающиеся по сторонам юнцы, а закаленные и тертые в боях «калачи», которых просто так голыми руками не возьмешь. Передвигаемся мы теперь на трех машинах, но совсем другие машины. Два новых, мощных «МАЗа» со стандартными, но очень удобно оборудованными будками, «кунгами». Учитывая недавний и довольно печальный опыт, разместились мы в них совсем не так, как в прошлый раз. Теперь наш подвижной командный пункт поделен (в смысле размещения оборудования) примерно поровну между обоими грузовиками. Хозяйственное же имущество по большей части сложено в «командирском» УАЗе. «Командирский» — это просто так, просто название такое ему дали. В нем ездит один Башутин, исполняя роль впередсмотрящего, разведчика и квартирьера одновременно. Он в гордом одиночестве катит впереди, оторвавшись от нас примерно на два километра, но постоянно поддерживая связь с Ворониным с помощью полевой радиостанции Р-104. Причем оповещает он нас не только о состоянии дорог, но и об обстановке в воздухе.
Ко второму большому походу мы вообще подготовились значительно лучше. Полученный в боях бесценный опыт нами не забыт, а расширен и углублен. Так, на крыше каждого «кунга» теперь по два откидных люка, что, с одной стороны, помогает вентилировать рабочее помещение, а с другой — позволяет отстреливаться от неприятеля прямо на ходу. Да, я забыл сказать, что теперь каждая из наших машин оборудована крупнокалиберным танковым пулеметом, прикрученным над водительской кабиной. Теперь, даже при потере одной из машин, мы в принципе остаемся и боеспособными, и вооруженными. Сослужившую нам столь славную службу зенитку мы тоже взяли с собой, а вот старый дизель-генератор оставили, поскольку теперь каждая из машин оснащена выносным японским генератором. Новеньким! Те