— Уже поздно.
— Да, уже поздно, — согласилась Зинаида Петровна. — И зачем только ты с ними познакомился, с этими ребятами?..
— А что..: мне одному все время быть?
— Одному, — неопределенно повторила мать и ничего больше не сказала.
Она вымыла посуду, поставила на плиту чайник и пошла в комнату. Юрка пошел за ней бодрой походочкой, он чувствовал, что мать простила его и с ней можно теперь поговорить о велосипеде.
— Знаешь, мам, мне что-то разонравилось кататься на велосипеде.
— Что? — удивилась Зинаида Петровна.
— Коленки только расшибать, — махнул рукой Юрка. — Охота была. И старый он какой-то стал, скрипит.
— Смазывать надо, — сказала мать, недоумевая, чего это вдруг сыну разонравился велосипед.
— Охота была смазывать.
— Не будешь смазывать, не нужен он тебе, — рассердилась Зинаида Петровна. — Отдай кому-нибудь.
Юрку обрадовали эти слова. Он не подал вида, что придал им значение, но про себя решил, что у него теперь есть все основания расстаться с велосипедом. Сама сказала. Он потом ей напомнит. Конечно, получит затрещину. Но основание у него все-таки есть.
— Что с тобой, Юрий? — всерьез забеспокоилась Зинаида Петровна. — В школу ходить тебе не нравится. Велосипед тебе не нравится.
— Не в этом дело, мам, — поскорее перевел разговор Юрка. — Теперь знаешь какие велосипеды делают?
— Какие?
— Большие. В одной школе делают такой велосипед, — начал он вдохновенно врать, — чтоб на одном велосипеде ехать всем классом на каникулы. Тридцать колес или сорок. В газете писали, правда. Все сидят и крутят педали. У каждого свои педали. Скорость двести километров. Вжик, вжик, вжик! Быстрей машины.
— Ужас какой, — проговорила Зинаида Петровна, и Юрка не понял, в чем заключается ужас — в том, что на улицах города может появиться такой велосипед или в том, что он врет со скоростью двести километров в час.
— Не веришь?
— Ложись спать. И чтоб я тебя больше не видела на рельсах. Что тебе эти ребята? Что ты липнешь к ним?
— Мам, ты не понимаешь, они сильные. Их все боятся.
— Тебе-то зачем, чтоб тебя боялись?
— Мне-то не надо.
— Ну вот и ложись спать. И дай мне слово, что будешь хорошим. Куда ты идешь? Дай мне слово.
— Даю, — тускло проговорил Юра.
На почте
В школе на третьей парте слева, у окна, все чаще и чаще Нина Берестнева оставалась одна или к ней подсаживалась подружка. Улица перетягивала Юрку. Нина больше не дожидалась у кинотеатра «Салют» трамвай двенадцатого маршрута, чтобы спросить у Зинаиды Петровны, не заболел ли Юра. Она знала — не заболел.
Сегодня Юрка совсем уже собрался в школу, но пришел Мишка и передал приказание Хлюпы всем собраться на почте. Генку они увидели еще издали, через стекло. Он сидел на широком подоконнике, крутил замшевую кепочку, а Игорь и еще какой-то незнакомый мальчишка заполняли телеграммы.
— Пиши так, — диктовал Хлюпа. — «Дорогой папа!»
— «Дорогой папа», — с усмешкой больного человека повторил Игорь, выводя эти слова на телеграфном бланке.
— На сколько он у тебя дорогой? На пятьдесят рублей потянет?
— Не знаю.
— Чего ты не знаешь? Кем он работает?
— Инженером или плановиком, что ли… — неуверенно сказал Игорь и посмотрел с виноватой улыбкой на подошедших Мишку и Юрку.
— Вы тоже берите бланки, — сказал Хлюпа ребятам, — сейчас я скажу вам, что писать. Будем делать деньги.
— А мне зачем? — удивился Мишка. — У меня отец дома.
— Юрка пусть берет. А ты отойди в сторонку, не мешай.
Хлюпа поймал его за рубашку, оттащил к окну. Юрка нерешительно взял чистый телеграфный бланк. Игорь, воспользовавшись паузой, перечитал слова «Дорогой папа» и засмеялся.
— Ты чего? — оборвал его смех Хлюпа. — Я тебе без смеха говорю. Деньги — дело серьезное. Тут все надо рассчитать. Инженер-плановик? На пятьдесят рублей потянет. Пиши дальше: «Со мной случилось несчастье. Я потерял сорок пять рублей двадцать копеек школьных денег. Мама ничего не знает. Выручай. Твой сын».
— Он скажет: алименты плачу, и выкручивайся.
— Что, у него к тебе никакого родственного чувства нет? — возмутился Потап. — Я бы своему тоже написал, если бы знал, где он сейчас шабашничает.
Игорь взял пресс-папье, с сомнением промокнул написанный текст. Ему было смешно, и он опять засмеялся.
— Тихо! Без шуток, — поднял руку Хлюпа. — Кто тут у нас следующий?
— Индекс в телеграмме не пишется, — подсказал Игорю Мишка.
— Последние три цифры пишутся, — сказал мальчишка, которого Юрка видел сегодня впервые.
Игорь молча зачеркнул первые три цифры и отодвинул от себя телеграмму, словно не он ее писал.
— Возьми, сам будешь подавать, — глазами показал Хлюпа на телеграмму и, устроившись поудобнее на подоконнике, посмотрел на Юрку: — Алименты твой отец платит?
— Нет.
— Почему?
— Мать с него сама не хотела брать. Один раз он прислал — она отослала назад.
— Ну, шикарная предыстория. Сам бог велел содрать с него побольше. Пиши: «Дорогой папа! Высылай семьдесят. Подробности письмом. Твой сын».
— Какие подробности? — спросил Потап.
— А никакие! Лишь бы деньги выслал.
— «Твой сын», — с сомнением повторил Юрка и задержал перо.
— Что тебе не нравится? — спросил Хлюпа.
— «Мой сын». То есть… «Твой сын». Его сын, — совсем запутался Юрка. Ребята засмеялись: Мишка, Потап и незнакомый мальчишка — весело, а болезненный Игорь — с грустью.
— Филолог! Пиши, что тебе говорят, — приказал Хлюпа.
— Нет, правда. Я его никогда не видел. Как я ему напишу «Твой сын»?
— Ну, напиши тогда «Ваш сын». Так даже лучше. Культурней. Родители любят культурных детей. И ты, чахоточный, исправь. Напиши «Ваш сын».
— Не называй меня больше так, — встрепенулся Игорь, и щеки его побледнели, а потом покрылись румянцем. — А то…
— А то что?
— Чернильницей брошу.
— Ладно, пиши, что я сказал. А ты чего не пишешь? — набросился он на незнакомого Юрке мальчишку.
— А что писать? — подобострастно спросил тот.
— То же, что Юрка. «Подробности письмом». Коротко и непонятно.
— А сколько просить? У моего сто можно просить. Он главным технологом работает в Днепропетровске, — похвастался мальчишка.
— Проси сто. Потап, дай мне бланк, я тоже напишу.
— А ты кому? — удивился Потап.
— Деду в Москву. Дед у меня большой человек. Я могу ему послать любую телеграмму. И он все сделает. Галошу всмятку попрошу — и галошу пришлет. Сколько же мне у него за компанию попросить?
— Ну да, — недоверчиво хмыкнул Потап.
— Что «ну да»?
— Галошу…
— Хоть полторы. Хочешь, проверим?
Ребята заинтересованно заулыбались, столпились у Хлюпы за спиной. И под их приглушенное хмыканье он буковка за буковкой вывел на телеграфном бланке послание деду: «Дорогой дед, высылай срочно полторы галоши. Подробности письмом. Твой Генка».
Так же дружно и продолжая хихикать, ребята двинулись к телеграфному окошку. Девушка взяла, не глядя, телеграмму, подчеркнула адрес, потом слова, обращенные к деду. На словах «полторы галоши» ее перо споткнулось.
— Полторы чего? — спросила она.
— Галоши! — невозмутимо ответил Хлюпа и сделал серьезное лицо. Мальчишки давились за его спиной от смеха. Девушка быстро обработала телеграмму, выписала квитанцию.
— Пятьдесят копеек.
— У кого есть пятьдесят копеек? — спохватился Хлюпа.
Пришлось Юрке оплатить его телеграмму и свою. На это ушли все деньги, которые у него были. Ему сделалось грустно. И телеграмму он не хотел посылать, и денег было жалко. Он собирался купить новые батарейки для фонарика, теперь было не на что. Придется опять просить у матери.
Нина Берестнева
На набережной, неподалеку от Яхтклубского переулка, где в позапрошлое воскресенье ребята срезали в нескольких дворах бельевые веревки, Юрка нашел всю компанию. В городе было несколько мест, где они любили бывать. И Юрка теперь знал все эти места.
— Англичанин! Товарищи, Англичанин! — обрадовался Мишка.
Юрка смущенно заулыбался. Но все остальные восприняли его появление вполне равнодушно. Ну, пришел и пришел.
— Прессу не потеряй, чучело, — сказал Хлюпа Мишке и двинулся впереди ребят, словно был не с ними, а сам по себе.
— Нет, Ген, не потеряю.
В одной руке он нес за ножку рояль, а в другой — «прессу». Хлюпа, когда у него были деньги, покупал пачками, газеты и журналы и, устроившись на солнышке, читал про спорт и юмористическую страничку.
Юрка пошел вместе с ребятами по набережной вдоль парапета. Никакого особого дела здесь у них не было, просто гуляли по солнышку и глазели по сторонам и на воду. Юрку это удивляло. Проходили дни за днями, а никто от его велосипеда колеса не отвинчивал и не строил многопедальный велосипед.
— Ген, посмотри, какой драндулет, — сказал Юрка.
По набережной на стареньком громыхающем велосипеде проехал стоя мальчишка; сиденья у этого велосипеда не было. Хлюпа посмотрел вслед мальчишке и ничего не сказал, только руки у него дернулись, словно он хотел схватить велосипедиста за рубашку. Руки Хлюпы всегда были в нервном танце. Он все время должен был показывать этими руками свое превосходство над другими людьми, доказывать, что он ничего и никого не боится. Хлюпа дернулся руками вперед, но велосипедист уехал, и Хлюпа сорвал с головы Игоря кепку.
— Отдай! — с неожиданной резкостью, даже ненавистью сказал тот, и, встретившись с его взглядом, Хлюпа помедлил и вернул кепку.
— Ладно. Ты больной. Носи на здоровье, а то простудишься. Юрка, подойди ко мне.
— Зачем?
— Я тебе сказал.
— Только не в воду, Ген! Только, пожалуйста, не в воду.
Юрка держался за козырек своей кепки, но все-таки шел.
— Руки прочь! — сказал Хлюпа, и кепка полетела в небо. Юрка успел поймать ее над парапетом.
— Молодец, носи на здоровье, — похвалил Хлюпа. — Принеси мне теперь вон ту зелененькую.