Военные успехи НРА побудили Политбюро ЦК ВКП(б) к разработке директив относительно задач крестьянского и рабочего движения на освобождённых и занятых противником территориях. Поначалу эти указания не выходили за рамки требований улучшения материального и правового положения трудящихся, вопреки «левацким» предложениям некоторых советских работников в Китае, например Г. Н. Войтинского. Постепенную радикализацию московских директив автор относит на счёт влияния троцкистской оппозиции. В тексте, предположительно, оговорка — там сообщается о влиянии на политику Москвы не собственно оппозиции, а «борьбы… (курсив мой.— А. Ю.) с троцкистской оппозицией, толкавшей их (т. е. ВКП(б) и Коминтерн.— А. Ю.) по вопросам китайской революции дальше „влево“»; но, возможно, автор имеет в виду, что радикализация политических лозунгов служила для соперников оппозиции средством отрыва от неё части сторонников. Автор отмечает, что по крайней мере И. В. Сталину успехи Северного похода и поддержка его массами трудящихся внушили мысль о том, что «Ханькоу станет скоро китайской Москвой» (с. 177; с. 186).
Глава 2 во 2‑м издании содержит принципиальные для автора дополнения к тексту монографии. Например, там приводятся более подробные сведения о содержании переписки В. К. Блюхера с руководством КПК (в частности, подчёркивается ведущая роль главного военного советника в получении от Чан Кайши положительного решения относительно возвращения в Китай его соперника Ван Цзинвэя — с. 175). Письма В. К. Блюхера позволяют уточнить позиции сторон по тем или иным политическим проблемам, дают представление о круге задач, которые приходилось решать главному военному советнику, и, по выражению А. И. Картуновой, «о качестве оказывавшейся советнической помощи по военно-стратегическим и военно-политическим вопросам» (с. 176). По мнению автора, В. К. Блюхер был «не только творцом планов военных операций НРА, но и движущей силой их осуществления» (там же).
В третьей главе — «Военный аспект политики Москвы в уханьский период революции (декабрь 1926 г.— первая половина 1927 г.)» — рассматриваются, пожалуй, наиболее дискуссионные с научной и политической точек зрения проблемы из тех, что затронуты в монографии.
Первая из них касается позиций, которых придерживались представители ВКП(б) и Коминтерна относительно конфликта двух центров власти Гоминьдана. Осенью 1927 г. войска НРА захватили Наньчан (пров. Цзянси), который стал ставкой Чан Кайши и контролировавшейся им части ЦИК Гоминьдана, и троеградье Ухань на Янцзы, куда переехали «левогоминьдановская» часть Национального правительства, нацеленная на сотрудничество с КПК, и руководство советнической группы. По мнению А. И. Картуновой, Москва в целом стремилась воспрепятствовать расколу в гоминьдановском руководстве. Однако в первом параграфе раздела, заголовок которого включает фразу: «Усилия Москвы с целью не допустить раскола Национального правительства и ЦИК Гоминьдана», содержатся главным образом такие материалы, которые показывают стремление московских лидеров не столько сгладить конфликт, сколько не допустить дальнейшего усиления Чан Кайши, укрепления его влияния в армии и партии, чреватого сползанием Гоминьдана «вправо». Об этом говорят и спешные акции Москвы по расширению масштабов подготовки военных кадров КПК в России, и директивы относительно усиления военной работы китайских коммунистов. Весьма красноречива в этом отношении приведённая автором цитата из резолюции ИККИ: военно-организационную работу КПК предписывалось вести «под знаменем Гоминьдана, но партия должна добиваться, чтобы фактически она… находилась в руках членов партии и наиболее близких к партии левых гоминьдановцев» (с. 202; с. 211). Вряд ли именно такого рода меры были способны как-то смягчить противоречия между Уханем и Наньчаном.
Собственно отношение Москвы к конфликту двух центров власти Гоминьдана подробно раскрывается во втором параграфе третьего раздела: «Вопрос о разрыве с Чан Кайши: позиция Москвы, М. М. Бородина и В. К. Блюхера». Примечательна формулировка, которой автор охарактеризовала позицию Москвы: «не допустить разрыва с Чан Кайши раньше времени» (курсив мой.— А. Ю.) (с. 211; с. 220). Это уточнение совершенно определённо говорит о том, что Чану в планах Москвы отводилась роль временного орудия, посредством которого штаб мирового коммунистического движения приближал достижение своих целей в Китае. Таким образом, вопрос о разрыве представлялся в принципе решённым, разногласия касались лишь сроков и условий разрыва.
Судя по характеру представленного автором документального материала, для А. И. Картуновой важно показать, что позиция В. К. Блюхера в целом соответствовала мнению московских директивных органов. Василий Константинович считал, что после занятия Шанхая войсками НРА в конце марта 1927 г. разрыв с Чан Кайши не целесообразен (с. 223; с. 232—233). Вместе с тем приведённая А. И. Картуновой цитата из документа говорит о том, что В. К. Блюхер полагал момент для разрыва с Чан Кайши просто упущенным. По его мнению, таких моментов было несколько: например, когда войска Чана испытывали затруднения на Чжэцзянском фронте (в конце 1926 г.— А. Ю.) и в армии росло недовольство им. Приведённые автором и известные рецензенту документы того периода не дают оснований говорить о том, что в Москве когда-либо высказывались сожаления по поводу упущенных прежде возможностей для устранения Чан Кайши. Соответственно, о полной синхронности и тождественности позиций Москвы и В. К. Блюхера говорить трудно. Впрочем, само название параграфа уже предполагает какие-то различия в их мнениях.
Что касается персональных разногласий между Бородиным и Блюхером, то они наблюдались в течение всего периода их совместной работы в Китае. В немалой степени конфликт в руководстве советнической группы стал причиной первого отъезда Василия Константиновича из Китая летом 1925 г. Во время Северного похода Бородин фактически полностью подчинил себе главного военного советника и его аппарат, лишив их прямой связи с Москвой, и вынудил выполнять собственные указания. Опираясь на документы, автор демонстрирует также расхождение позиций Москвы и главного политического советника М. М. Бородина. Если директивные органы ВКП(б) и Коминтерна, согласно А. И. Картуновой, настаивали лишь на ограничении власти Чан Кайши, то Бородин решительно вёл дело к разрыву Уханя и Нанкина, куда была перенесена ставка Чана в марте 1927 г. Так, решения Ⅲ пленума ЦИК Гоминьдана 2‑го созыва (10—17 марта 1927 г.), ограничившие формальные прерогативы Чана в ЦИК и его Военном совете, А. И. Картунова полагает полностью соответствующими московским директивам. Но вот приказ об аресте Чан Кайши, который источники КПК связывают с инициативой Бородина, не был, согласно документам, приведённым А. И. Картуновой, согласован с Москвой, как и античанкайшистская пропагандистская кампания, развёрнутая в Ухане (с. 218, 220, 222; с. 228, 230, 232). Показательна в данной связи вставка во 2‑е издание, в которой даётся характеристика речи И. В. Сталина на собрании актива Московской организации ВКП(б) 5 апреля 1927 г. и приводится цитата из этого выступления. Сталин подчеркнул, что Чан Кайши ведёт войска именно против империалистов, давая тем самым понять, что Чан пока ещё служит делу революции (с. 238—239). О неучастии Москвы в разработке конкретных планов Бородина, по мнению А. И. Картуновой, говорит и постановление Китайской комиссии Политбюро ЦК ВКП(б) от б апреля 1927 г., за неделю до антикоммунистических акций Чан Кайши предписывавшее «указать» Бородину, что его курс на разрыв с Чаном чреват губительными последствиями (с. 229; с. 239).
Примечательно, что во 2‑м издании автор более отчётливо высказывается по вопросу относительно поддержки действий Бородина из Москвы или получения им соответствующих указаний от московского руководства. В 1‑м издании А. И. Картунова указывает, что выводы о том, «было ли принято решение о (несостоявшемся) аресте Чан Кайши в марте 1927 г. по личной инициативе Бородина», возможны только при условии допуска исследователей к изучению документов Президентского архива (с. 230). Эти документы должны, были, в частности, показать, поддерживал ли Бородин переписку со Сталиным. Однако в «Кратких выводах» к тому же изданию монографии автор вполне определённо говорит о том, что «в Ухане вопрос о разрыве с Чан Кайши был решён самостоятельно (март 1927 г.) по инициативе… М. М. Бородина» (с. 283), тем самым до некоторой степени дезавуируя свои предыдущие осторожные заключения. А во 2‑м издании автор уже считает возможным обойтись без оговорок относительно Президентского архива, утверждая «с полной определённостью», что решение об аресте Чан Кайши было принято по личной инициативе Бородина (с. 240).
Отдавая должное документальной фундированности рецензируемого исследования, вместе с тем позволительно усомниться в том, что полномочия одного из эмиссаров Москвы в Китае действительно простирались настолько далеко, что он по собственной инициативе упорно и постоянно нарушал прямые указания Политбюро (а игнорирование Бородиным официальных распоряжений Москвы отмечалось и в документах того времени, и в мемуарной литературе; см. с. 206—209; с. 216—219). Ситуацию не проясняют и отмеченные выше указания автора на связь радикализации политики Москвы в Китае с влиянием троцкистской оппозиции — в причастности к ней М. М. Бородина никто никогда не обвинял. Зато позиция Бородина, слепо верившего в революционность Уханя и прочность его политических и военных позиций (с. 220—222; с. 230—231), вполне корреспондирует с представлением Сталина об Ухани как будущей «китайской Москве».
Прямым и логичным выглядит утверждение А. И. Картуновой о том, что «Ухань объективно сам способствовал перевороту Чан Кайши» (с. 248; с. 259). В последующих разделах монографии подробно освещаются, в частности, дискуссии в Ухане (в которые были вовлечены деятели Коминтерна и М. М. Бородин) относительно военных планов Национального правительства. При этом в высказываниях Бородина, явно допустившего ошибку в определении реальной силы Чан Кайши, очевидно прослеживается желание сохранить авторитет безошибочного политического наставника: он откровенно торпедирует любые проекты, которые могут нанести урон этому авторитету (с. 256; с. 267). Антикоммунистический альянс Чан Кайши в апреле — июне 1927 г. с Фэн Юйсяном — главным в тот период получателем московских бенифиций — стал ударом для московских политиков.