— Нет, не так. Ты взаправду живой, — заверил Ул, обхватил обеими ладонями руку Леса и прижал к груди, баюкая. — Всё образуется. Всё, кроме людей… тут ничего не поделать. В деревне, где я рос, было многовато пакостников. В городе, куда перебрался, их нашлось и того больше. В столице вовсе навалом! Тут крыши ещё выше, а стены как в клетке: ловят слабых и горбят сильных. Тут пакостников гуще густого! Всё равно ненавидеть — дело лишнее. Не трать себя на такое.
Ул усмехнулся и внимательнее глянул на людей мира Нойд-ийе-Ос, переминающихся на возвышении. Церемония встречи, прямо скажем, сорвалась. Но люди ещё надеялись на вежливость гостей и на их низкое положение в малопонятной иерархии.
— Тогда — как быть? — удивился Лес.
— Хорошо, что не ты задал мне задание, — расхохотался Ул, не отпуская руку альва. — Вот уж нет ответа, вовсе нет! Ты дыши. Пока дыши без ненависти, уже много.
От возвышения разнёсся шум. То есть сперва Ул решил — шум, после сообразил: музыка. Бумкает, бряцает, дзинькает. Утихла…
— Приветствую высоких гостей из центра, — проревело сверху и с боков, отовсюду, повторяясь эхом и многократно усиливая значимость местного важного человека. — Мы горды тем, что вступили в большую галактическую семью и однажды понесём её идеалы в иные миры. Мы…
Ул поморщился, более не вслушиваясь. Винно-лиловая дорожка с мелкими звёздочками как раз дотянулась языком до того места, где он стоял. Местные слуги расстарались, раскатали и расправили.
— Хорошо, я расскажу тебе про людей кое-что важное, дикий альв. Слушай и учись, — Ул скопировал столичную кривую ухмылку друга Дорна. — Худшие люди поддаются дрессировке, как лошади и собаки. А лучшие плюют на такое подлое дело, и за это жизнь у них не мёд. Остаётся или обижаться и ненавидеть, или быть собой. Без мёда. Даже если во веки вечные — без мёда.
Ул вздёрнул подбородок, кое-как удержавшись от презрительного, не очень приличного жеста, принятого на всех знакомых базарах родного мира — и пошёл мимо дорожки, по косой, к приглянувшейся машине. На возвышении кто-то отчётливо икнул, и звук оказался усилен. Шёпоты и шорохи оборвались, стало тихо, и с каждым шагом Ула всё тише.
— Но… церемония, — Лес дёрнул за локоть, пытаясь направить Ула на парадную дорожку.
Его усилие развернуло Ула и рассмешило.
— Вот тут мы с тобой разные люди… то есть бесы, — в натянутой тишине голос Ула звучал особенно громко. Он тряхнул волосами, и ветерок раздул искорки серебра на кончиках. Не глядя на перекошенные лица людей, Ул почти кричал альву: — Чихать мне на их церемонию! На иерархию и ценности этой… как её там… галактики! Я вежливый только с теми, кого уважаю. Еще я умею быть почтительным, когда дурачу ублюдков, чтобы ловчее провести их и не получить по шее. А что здесь? А то… Пусть добудут другого балаганного беса и его донимают.
Ул переупрямил Леса и потащил к машине. Краем глаза он видел, как один из людей вцепился в тонкий стержень и, комкая слова, очень быстро заговорил в его верхний срез. Человек суетливо поправлял одежду и пытался подать знаки слугам… И — потел. Он все ещё хотел казаться хозяином положения.
— Мы спешим, — ныряя в машину, сказал Ул и рывком втянул Леса. — Вас предупредили, мы зверски спешим!
— Д-да, гость, — с запинкой выдавил человек за рулём. Ул как раз теперь вспомнил его название: водитель.
Лес еще раз судорожно дёрнулся, пытаясь выбраться из машины и спасти местного князька от провала и прилюдного позора. Хотя и то, и другое по мнению Ула было мелко и, вдобавок, заслуженно.
— А ты говоришь «ненавидеть», — пробормотал Ул. — Ты просто распустил… своих. Всегда надо знать, кого бить, а кого защищать. Это бесовски сложно! Но ты не маленький, мог бы разобраться. Только ты высохнешь в труху, а бить не сможешь. Я теперь понял.
— Возмож-можно узнать ваше имя? — трогая пищащую подсказками горошину в ухе, заблеял человек за рулём.
Ул повёл бровью и уставился на Леса. Тот плотнее сжал губы и сморщился всей кожей, еще сильнее подсох.
— Имя… можно, разве нет? — осторожно удивился Лес.
— Не их щенячье дело, — подмигнул Ул, хотя внутри кипело много чего, и всё это никак не относилось к здешним людям. Не они довели Леса до отчаяния! И даже в поведении Лоэна виновны не они. Не эти и не теперь… — Эй, Лес, прекрати переживать. Потребуй сменить машину. Или скажи, что по такому грязному городу, где нет деревьев и зелени, тебе противно ехать. И чтоб не уродовали лес.
— Зачем? Что-то изменится? — насторожился Лес.
— В мире — нет, — пожал плечами Ул, чуть успокоившись. — Чихал я на их мир! Я с тобой говорю, о твоей жизни. Нельзя найти в отношениях с людьми что-то кроме ненависти, если смотреть на них молча, со стороны. Не молчи! Очень прошу: кричи, ругайся и делай глупости! Поживи в городе, походи по улицам, поговори с обычными людьми, а не этими… свиньями на параде. Эй, водитель, останови!
— Сейчас? — поразился Лес. — Но я же…
— Мастер О сказал: тебя не пустят задавать вопросы. Ты свободен до моего возвращения. Очень прошу, потеряйся. Поброди и попробуй поговорить с самыми маленькими людьми, вот такого роста и ниже. Дети, таких знаешь? Помнишь ещё? Понял, что я прошу делать?
— Нет, — Лес вздохнул, прикрыл глаза и замер. — Высшие не порицают. Ты удивил их. То, что я наблюдал на церемонии, названо нетипичным поведением. Это спровоцировало разрыв в их шаблоне оценки наследника атлов. Меня поощрили за умение тебя разговорить… одобрили метод откровенности. Пойду теряться в городе.
— Иди.
Ул хмыкнул, выпихнул альва из машины. Хлопнул дверцей и подмигнул водителю.
— Трудно с нами? Ну, прости. Я зол не на тебя. День такой… не задался день. Меня зовут Ул. Там, откуда я прибыл, за многое расплачиваются ответами на вопросы. Вроде бы я задолжал, ведь я был груб. Есть вопросы?
— Почему лично мне кажется, — поморщился водитель, когда машина набрала скорость, — что вы, гость, приметесь ещё веселее проводить время, принеся извинения? И что мы наплачемся с вами, о гость, не похожий на всех, кого мы встречали прежде… Так, вот первый утверждённый вопрос: вы человек?
— Как бы исходно… да. Но уже теперь, пожалуй, не совсем.
— Ответили, — покривился водитель. — Как вы рождаетесь? Такие, как вы.
— Лично меня к маме Уле принесло по реке, в корзинке, — охотно сообщил Ул. Дождался, пока водитель недоуменно оглянется через плечо и подмигнул: — Слово чести, дядечка!
— О боги…
Ул расхохотался, сел удобнее. Он не сомневался, что теперь станет веселее. Водитель ему попался неглупый, а злость куда-то надо деть до того, как откроется вид на стеклянное поле, отделяющее лесистые низины людей от горных владений Лоэна.
Беловолосый драконий вервр ждал гостя у края стеклянного поля.
Лоэн не взглянул на шумную летающую машину, которая доставила Ула. Он и на Ула не желал смотреть, направя взгляд вдоль стеклянного поля — вдаль и вверх.
— Уходи, — процедил сквозь зубы Лоэн и отвернулся.
— Хотите, чтобы я встал тут, у края, и прокричал всё, что думаю о вас? Пусть слушают, кому не лень. Тут ушей, пожалуй, предостаточно.
— Пожалуй… Шагай туда, к скалам. Покричи и убирайся, — процедил сквозь зубы драконий вервр, кончики его волос всколыхнулись и слегка засветились.
Отдав приказ, хозяин гор удалился как-то неловко, будто слепой. Он не оборачивался и не выбирал удобную тропу. Ул побежал следом, чтобы не отстать. Когда стекло закончилось, Ул ступил на траву и оглянулся: вполне ожидаемо позади выросла туманная стена. Лоэн не терпел лишних глаз и ушей при ссоре… Ул повернулся к горам, сложил ладони лодочкой и крикнул: «Эн! Дра-ко-о-н…».
Огромная голова возникла из-за холма. Глаза с грустным и хитрым прищуром сморгнули — и белый дракон сразу оказался рядом. Лёг в траву, свернул усы удобными петлями. Ул сел на ближний ус, откинулся в витке петли и улыбнулся дракону.
— Эн, я так хотел увидеть тебя! Сперва думал ругаться с твоим вервром. Но пока ехал сюда и летел, мне стало стыдно. Ты терпишь его столько веков! А тут я с детскими придирками. Эн, ради тебя я прощаю его заранее и навсегда. Ну, строил твой Лоэн из себя благодетеля, объявил меня наследником и не дал пояснений. Ну, сдал меня, как жертву, бесу — багряному или иному, кто первый домчится. Ну, создал удавку: выйдет Ул из защищённого печатью города — умрёт, не выйдет — из-за своего страха откажется от наследства.
— Выговорился? — пробормотал за спиной тусклый голос Лоэна.
— Я не с вами говорю, хэш Лоэн. Я не хочу с вами говорить, мы поругаемся. Правду вы не умеете высказать вслух, а ложь ваша умна, но ядовита и вам, и мне. Я понял силу её яда, когда мой друг Сэн истекал кровью, а Лия плакала и ни на что не надеялась. Помните таких? Вам они не друзья и не враги, но вы их… использовали. Подлее хэша Дохлятины подставили под удар. И их, и даже Чиа. Мне было больно. Очень.
— Мир сложнее, чем полагают дети, — посетовал Лоэн. — Иногда надо учить, бросив в воду. Как щенка.
На запястье Ула резко, колюче, шевельнулся браслет. Тот самый — только теперь о нем, о частице Шэда, и вспомнилось… Ул поправил браслет и взглянул на дракона. Глаза Эна сощурились в едва видимую щель и наблюдали змейку с восторженным предвкушением… Ул покосился на вервра. И сглотнул ком недоумения! Лоэн так же слепо пялился на горы и небо, он определённо не получил от своего дракона никаких намёков по поводу присутствия Шэда! Стоял почти спиной к Улу и молчал. Как-то тихо молчал, потерянно.
— Иногда надо говорить правду, — посоветовал Ул. — Я хотел истратить на вас вопрос, который нёс королеве: зачем вы так? Но я вроде бы сам понял ответ: из-за вины и страха. Вы готовы уничтожить меня, чтобы ваш брат не вспомнил о себе и о вас. Есть в прошлом нечто непоправимое. Вам больно. Я понял и не могу больше злиться.
— Много ли ты понял, — вздохнул Лоэн. — Хочешь правду? Вот она: первый из наследников обречён. Для меня это слишком очевидно. Ты — лишь мираж, отвлекающий ярость большой охоты, пока где-то неприметно растёт более сильный наследник. Он впитает в кровь ошибки и опыт прежнего. Он тоже умрёт. И так — пока не справится очередной. Называется алгоритм со многими итерациями и постепенным приближением к успеху.