Не отвлекаясь, Сэн проделывал неизбежное и срочное: надежно лишал сознания нобов, кроме одного, сразу избранного для быстрого допроса. Шило как раз затих и очухался, вмазавшись в дальнюю стенку коридора, когда алый завершил мгновенный бой.
— Бегу, — Шило расправил сплющенные легкие… и пропал.
Сэн молча кивнул и поморщился. Он старался не смотреть на связанную и упиханную в громадное кресло хозяйку «Ландыша». Он не хотел думать худшего, не проверив… Крови натекло много, слишком много. На полу, на промокшей юбке, на обязательных в любой день кружевных перчатках. И платье с роскошным кружевным воротом, нелепое на этой туше, вычурное… Корсетные стержни ослабили первый удар, но второй вспорол Белоручке бедро, а третий был прямой проникающий, и эта рана ужасающе глубока. Ребра проломлены, два… Лицо у женщины серое, дряблое.
— Ваш Шель лечит людей, как бы его не вывихнуло мстить, если… — Сэн нащупал яремную вену и чуть свободнее вздохнул. — Может, хоть в этом обойдется?
За спиной взревел оставленный в сознании наемник. Частично очнулся? Наконец-то! Сэн не глядя поставил блок, прокрутился вдоль чужого клинка и далее по руке, вплотную сошелся с противником, не отправленным в глубокий обморок. Сэн заглянул в бешеные, бессознательные глаза. Одно движение кончиков пальцев — и посланный невесть кем и невесть зачем ноб замер, как каменный. Покачнулся, с грохотом рухнул. Заскрипели стулья, дрогнула тяжеленная скамья… Сэн качнулся, придержал затылок ноба, спасая от удара об угол кресла. Поддел чужой клинок носком башмака, подбросил и пнул, вогнав в дальнюю стену до середины лезвия.
Стало тихо. Сэн протер нож рукавом чужой курки, убрал в ножны. Сел, нехотя, двумя пальцами, подтянул к себе бумагу и всмотрелся в росчерк княжьей подписи. Подлинной!
«Податель сего исполняет особое поручение и не может быть задержан и допрошен никем в границах земель Мийро иначе как по моему прямому приказу».
— Кому выдано, когда, зачем? — Сэн сложил лист и убрал в карман. — Страх порождает глупость! Всё тут княжески велико и ложно, и тьма слишком густа… Чиа!
Думать о вервре и звать его — почти одно и то же.
Сэн думал и звал во всю силу души. Снова и снова… пока у дверей не кашлянули, отвлекая.
— Так. Дело плохо, это вы были надзирающим сделки, — Сэн потянулся, ощущая боль под лопаткой и жжение в легких. Снова показалось важным запрокинуть лицо к небу, незримому сквозь потолок и крышу. — Тут зелень и беда, Чиа. Я совершенно не понимаю, что хотели узнать у Белоручки, но это срочно! Тут дурным делом прикрыли еще худшее.
— Именно худшее, — прошелестел Клоп, шагая от стола к столу и подозрительно принюхиваясь к пивным кружкам. — Зелень… кхе-гм? Не чую! Не вижу, не имею даже слуха о таком яде… И всё же он станет причиной войны дня и ночи в столице. Меня подставили, унизили и запятнали. Ведь скажут: в моем пиве яд.
— Мы не сделаем это поводом к поединку, — грустно попросил Сэн, кланяясь ночному князю… или ночному же канцлеру, пойди их разбери, темных! — Погодите греть кровь, хэш. Я дневному князю не слуга и не друг, но я понимаю, что его подставили не менее унизительно, чем вас. А воевать с бесом не советую. Отравит. Ему вы не выгодны. Он охотно поставит на ваше место сажевую грязь, исключительно вонючую. Как фонарщик, я против.
— У вас имеется противоядие? — деловито уточнил Клоп. — Во что оцените?
— Противоядие… Хотелось бы! С графом Рэкстом торгуйтесь, буду благодарен, если вы найдете его, — отмахнулся Сэн. — Очень прошу, присядьте. Сперва мы поймем, что происходит, а после вы решите, кого назначить виноватым. Сядьте уже! — Сэн повысил голос и поморщился. — Алый тут только я. За мной право на детский гнев и скороспелые глупости. Вы не забыли?
В дверях беззвучно возник Шель. Мигом всё увидел и сделался бледен, сразу оказался возле Белоручки, дрожащими пальцами тронул её запястье.
— Мама?
— Хэш Клоп, окажите любезность, — сразу же попросил Сэн. — Карету или повозку. Шель травник, а тут требуется большее. Матушка Ула, надеюсь, справится. Но надо поспешить.
— Что у неё спрашивали? — ночной князь шевельнул пальцами, отдавая распоряжение. — Она способна сказать хотя бы пару слов?
Сэн прошёл в коридор, поддел за шиворот тихо воющего наемника с перерезанными жилами на ногах. Втащил в зал, бросил в кресло. Некоторое время молчал, ожидая, пока тот утихнет, осознав происходящее. Глаза у ноба-гонца были куда менее бешеными, чем у прочих. Это обнадеживало: вероятно, его намеренно не стали опаивать, чтобы осознанно мог сбежать и доложить…
— Я скоро уйду. Вы слышите, недостойный моего внимания хэш? Я предлагаю вот что: ответьте на вопросы. Слово чести, тогда утром вы проснетесь в безопасной и сытной неволе подвалов дворца. Иначе вам предстоит узнать, как долго жадность сопротивляется боли. Вы ведь понимаете, что наниматель вас всех обманул?
Наемник некоторое время молчал. Затем кивнул, кусая губы и настороженно, искоса, поглядывая на Клопа.
— Нам сказали… дело личное. Старуха убила ребенка, давно. Надо спросить, кто заказал. Именем князя. Всё. — Наемник икнул, когда Клоп выудил из воздуха большой рыболовный крюк и щелчком пальцев заставил зазвенеть. В столице многие слышали, что личных врагов ночного князя обнаруживают завернутыми в их же кожу, но наизнанку, и обязательно вот с таким крюком в языке. — Не знаю, чей приказ! Узнав имя, я должен был бежать в веселый дом тетушки Лимми, там бы меня ждали. Это всё!
Наемник уставился куда-то над головой Сэна, завизжал, дернулся и сник. Даже Клоп дрогнул: с потолка вдруг упал, как отцепившийся паук, тощий пацан. Мгновение назад его точно не было в комнате!
— Мама слышала, — сообщил прибывший и метнулся к Шелю. Тронул щеку Белоручки, нагнулся и бережно прикусил её запястье. Слизнул каплю крови. — Яд не смертельный. Боль я убрал. Кровь унял, как мог. Она будет жить. Дядька Шель, правда. Правда!
В коридоре прошуршали шаги, в зал протиснулись люди с носилками, Шель кивнул им, как знакомым. Разогнулся и стал вытирать окровавленные руки полотенцем, поданным кем-то. Лицо травника казалось задумчивым. Он едва слышно шептал указания и сам помогал перемещать тело матери на носилки. Удалился, не прощаясь и вряд ли это осознавая. Даже забыл короб с травами! Дар подхватил и метнулся в коридор, но сразу вернулся и замер под лампой, косясь на толстые потолочные цепи и вздыхая.
— Дар, что по зелени? Есть подозрение, что яд в пиве. Можешь указать хоть какие-то подробности? — слабо понадеялся Сэн. — Я звал твою маму, у неё опыт и…
— Не начинай, я не маленький, — взвился под потолок сын третьего канцлера, щетинясь и вмиг делясь похожим на зверька, даже клыки блеснули… — Зелень.
Он упал на четвереньки на стол, склонился, принюхался к кружкам, к объедкам в тарелках. Ящерицей скользнул под стол, метнулся, едва заметный даже взгляду Сэна, вдоль стены, юркнул в кухонное окно. Снова возник под потолком, качнулся на цепи, удерживающей главный газовый светильник. Упал на стол перед Сэном и поставил прямо ему под руку большую склянку. В золотистой жидкости плавно взметнулись и запорхали соцветия, шарики перца, травинки.
— Не пиво. Масло с перцем и пряностями. Дорогое, южное. От него зелень во всей еде. Я не маленький! Я справился. Сэн, я молодец?
— Он не маленький, — морщась и пряча улыбку, Сэн повернулся к Клопу. — Масло наверняка доставлено вчера, и повар был рад такой редкости. В «Ландыше», полагаю, все обожают остренькое?
— Кхе-гм, занятное совпадение… Именно вчера мои люди закатили в погреб свежесваренное пиво. Первой его пробует хозяйка, и неизменно с одной и той же закуской. — Клоп указал на бочонок в углу. — Морская селедка. Никому бы Белоручка не выдала и хвоста, покуда б сама не наелась. Никому бы не дала отхлебнуть пива, покуда мы с ней не обсудим вкус и заодно, кгм… другое. Кто-то вызнал о наших привычках. Понял разделение пищи. Из-за этого все здесь, кроме хозяйки, уснули… И проспят до полудня. Тогда, по замыслу кгм… заказчика выяснится, что Белоручка мертва… Пиво на всяком столе. Кхе-гм. А нобов в слободу допустили мои люди.
— И рядом с хозяйкой может лежать вот такой лист, — Сэн добыл из кармана указ князя, показал и спрятал. — Сам сожгу. Но хэш Клоп, что всё это значит? Для алого собрать кусочки и понять целое слишком трудно. Я могу лишь рассказать жене и ждать её пояснений.
— Вы исключительный фонарщик, — Клоп шевельнул рукой, и два громадных человека возникли в дверях, странным образом там помещаясь и не ломая стен. — Вы двое, доставьте хромого ноба ко дворцу и сдайте дневным, по золотой половице. Прочих ко мне. И… кгм, два бочонка откатите фонарщику. И…
— И городские часы бьют со скрипом, — громко шепнул Дар, снова качаясь на потолочном фонаре. — Мама сказала, еще день ей не до того. О! Мама обо мне думает… велела передать дословно, — Дар страдальчески сморщился, — чтоб меня за ухо оттащить домой. Дядька Клоп, а можно не за ухо? Я вам за это расскажу, где унюхал самый-самый хмель. Лучше вашего.
— Кгм, что у него за порода, если вниз головой к гладкому потолку липнет? — ни к кому не обращаясь, задумался Клоп. Остро глянул в коридор. — Проводите его к Дикой. По крышам. Вежливо.
— Я летаю во сне, — завел неизбежную историю Дар, даже глаза закрыл. — И ночь, и горы, и ущелье такое — ух! Черные скалы, кровавые скалы, белый гнилой мох, солнца там нет и в полдень! Колодец, а не долина. Я падаю камнем, но крылья мои сильны, я счастлив. Что это за место? А я бы маме сказал еще день о часах не думать. Я бы занял её…
— Кгм. По дороге загляните к Туке рудознатцу, — провожатые и Дар замерли, нагнанные кашлем Клопа в коридоре. — Скалы, мох и прочее. Описание подробное, пусть повторит Туке. Будет ему вперед оплата за хмель.
Дара увели, в зал скользнули новые люди, забрали бессознательные тела наемников и удалились. Клоп прошаркал к бочонку с селедкой, закатал рукав, пошарил под крышкой, принюхиваясь и щурясь. Как в его хваткой руке уместилось аж пять хвостов и как ни один не выскользнул, Сэн даже не стал угадывать. Вместо этого сбегал, перегнулся через кухонный высокий стол, дотянулся до стопы и взял две большие тарелки. За спиной уже звякали кружки, сопел и кашлял Клоп. Когда Сэн вернулся к столу, селедка была разделана, а пиво налито в край, так что пена шапками покрывала кружки и клонилась спьяну, готовая залить столешницу. Ломтики жирных розоватых спинок и длинные ленты икры Клоп сам сложил в тарелки. Сэн сглотнул слюну, кивнул, благодаря за угощение.