— Безусловно. Но, поверьте мне, это очень скромное одолжение.
— Ваш муж имел неосторожность просить о запасе пива. Если случится, что я проверю свой бочонок в вашем погребе, он согласился угостить меня и выпить со мною. Если, кгм… такое случится, вы готовы показать те записи Рэкста? — Глаза Клопа раскрылись и ярко блеснули азартом. — Я желаю получить точную копию. Он хвалил мое пиво? Вы не преувеличили? Я мечтал бы получить тот лист, подлинник с его словами.
Лия торжественно кивнула, щелкнула веером и убрала его в крепление на поясе. Секретарь всполошился, вскочил и уцепился за шлейф платья, найдя повод не задерживаться в смертельно опасном зале, да еще будучи виновным и признав вину. Сэн взвалил на плечо пьяного Гэла и первым покинул зал, на ходу прикидывая, чем подкупить ловкача Дара, чтобы тот по запаху нашел продавца морской селедки?
Кони парадной четверки с гербами рода Донго звонко цокали по кривому лезвию Сабли атамана, втиснутой в ножны угрюмых домов. В ночи, посреди воровской слободы, белая карета казалась миражом, из всех подворотен, из всех углов, на неё глазели — и шепотом передавали достоверный слух: к Клопу приехали с поклоном аж из дворца!
— Никогда не пила такое пиво, — тихо выговорила Лия, устроившись в карете. Её пальцы чуть дрожали. Сэн обнял жену и крепко прижал, баюкая, как ребенка. За оконцем мелькали фонари, всё гуще и ярче. Карета приближалась к Часовой площади, той самой, где в звонких сердцах колоколов бьется столичное время. — Так страшно, Сэн! Куда тебя ни отошли, норовят убить. Так страшно…
— А ехать без сопровождения к Клопу не страшно? — рассмеялся алый.
— Для меня не было и малейшей угрозы, — повела бровью Лия. — В отличие от тебя, я умею просчитывать обстоятельства и строить отношения. А если и был риск, меня ждал ты. Сэн, я ужас как боюсь за тебя! Но, если ты однажды отвернешься от боя, я тебя… брошу. О бесы старые и новые, ну что я за жена? Хуже некуда… Ты голодный? Опять голодный.
— Пьяный и голодный, — Сэн поманил пальцем притихшего секретаря, стукнул в стенку кареты и дождался остановки. Выпихнул белокурого, нагрузил ему на плечо Гэла. — Убирайтесь, паразиты. Могу я один день провести с женой? Без вас, без князей и воров, без интриг и сплетен.
Сэн резко хлопнул дверцей и снова обнял жену.
— Домой. У нас нет селедки?
— Нет.
— Зато уже наверняка доставили пиво. Сына отправим к Чиа, слугу за селедкой, секретаря к бесу… И будем отдыхать.
Лия уткнулась носом в мужнее плечо и хихикнула. Стало тепло, радостно… и страшно. Алый может вызвать на бой кого угодно и стоять за свою правду до конца. Но сказанное женой в «Ландыше» не разрушить, не отрезать от яви самым острым фамильным клинком.
Однажды бес Альвир добьется своего. Нечеловеческого… И даже пропавший бес Рэкст, пожалуй, не знает, как тогда спасти самое дорогое.
Глава 9
В которой рассказывается о события осени 3223
Пусть беса. Никаких «всегда» и «никогда»
Небо хмурилось и угрожало устроить затяжную женскую истерику с шумом, слезами и разделом имущества — вон, ветер уже во всю рвёт ранее золото из густой, еще летней, листвы. Кругом чистое поле, хочешь мокни на ходу, хочешь — сиди и покорно жди небесного примирения… Вервр Ан, бывший Рэкст, с лёгкой досадой подумал о пользе крыш и стен. Сегодня он не желал вымокнуть. Глупая мысль засела в голове и мешала жить беззаботно: в сухую шуршащую осень легче расслышать Шэда… Вдруг он дотянется и пожелает шепнуть слово привета? Вдруг хотя бы одним звуком или взглядом намекнёт: «Готов однажды выслушать тебя, мой бывший вервр. Нет, имя не подскажу… Ты сам обязан вернуться на наш общий путь, на меньшее я не согласен. Да и ты — тоже».
Вервр усмехнулся и кивнул. Он бы не позволил Шэду подсказать из жалости. Вернуть себе имя — значит, не просто вспомнить и выговорить набор звуков, но осознать и принять себя таким, каков ты есть. Снова встать перед Шэдом, снова быть для него лишь незнакомцем, предлагающим общность. Как мог бы предложить её любой наравне с тобой. Или уже предлагает… А тут — дождь. Листва замокнет и не станет шелестеть, волнуя душу.
Вервр вслушался в сопящую и спотыкающуюся рядом Ану. И временно забыл про Шэда. Тут под боком готова свежая ссора, похуже грозы! Ана думает о Баре. Ана знает, насколько он старше и как часто бывает в порту, и как его там встречают… все! Она знает, чем живёт порт. Хотя разве важно перечисленное? Ана, того и гляди, начнёт верить, что любую её беду уничтожит без следа папа Ан., едва заметив признаки огорчения И что беда, не устранённая в срок — его же коварство и вина… Вервр встряхнулся и оборвал поток мыслей. Шумно принюхался.
— Влагой тянет, — начал он издалека.
— Еще бы, осень зреет… а мы всегда гостили в Корфе весной или летом, — буркнула Ана.
— Крайне опасное слово — всегда. Тем более для существ вроде нас, — влил вервр каплю яда.
— Пап, прекрати. Ты никогда не запрещал мне без причины. Сейчас ты дуешься, как квакающая лягушка. Бр-рр.
Ана на ходу, одним ловким движением, поддела ногой и подбросила палку. В полете метко пнула. Удар деревяшки пришёлся бы в голову вервра, не вздумай он своевременно нагнуться и подобрать камешек.
— Никогда, — промурлыкал Ан, слушая, как палка влепилась в дубовый ствол и разлетелась в мелкую щепу. — Очень опасное слово. Следует взрослеть и учиться мягкости. Женщинам особенно идёт мягкость. Больше, чем ядовитым тварям вроде меня.
— Женщинам? Мягкость? Знаешь что, а я мягко развернусь и бегом в Корф! А я не боюсь. А ты — боишься! И нечего тут врать, ты просто меняешь тему, а сам боишься! Всегда! С того дня! А раньше никогда не боялся! А ты зато врал мне всегда, если…
— Это же бунт, — оживился вервр, шагнул в сторону, нащупал в канаве у обочины палку и подбросил, показывая Ане. — Кривая, тут трещина, здесь листва, она будет влиять на траекторию полёта и задаст сложное вращение… Попадёшь в то дерево? Далеко.
— Не меняй тему!
— Попадёшь — поговорим.
Ана вдохнула, сжала зубы и процедила выдох. Вообще-то она была обязана попасть, вервр не сомневался. Удар поставлен, опыт есть. Но сейчас полезно сбросить накопленную беседой злость и подправить разговор.
Палка хряпнула при соприкосновении со стопой Аны, разделилась надвое в полете… Массивный цельный обломок впечатался в ствол указанного дерева, а чуть погодя к корням шмякнулся, суматошно кувыркаясь, второй, с листьями.
— Ну? И когда это я не попадала? — гордо подбоченилась Ана.
— Жила-была добрая девочка, она дарила папе цветные бусы и вязала бантики, — тяжело вздохнул вервр и понурил голову. — А после выросла и научилась бросать палки, целя в голову. Я научил, сам… Мне и больно.
— Ты бы так и так увернулся! Ты не мути мне голову, вот привычка… мутить. Всегда! Эй, я не забыла, мы говорим о Корфе, а вернее, о Номе.
— Ты хотела бежать в Корф, и конечно не к Номе, а кое к кому другому. Сколько ему теперь? Восемнадцать, и не вчера стукнуло… Очень взрослый мужчина, тем более при его горячей крови. А сколько тебе, — вервр изогнул бровь, делая вид, что медленно считает, и принюхиваясь к кипящей злости Аны. — Почти пятнадцать… Слишком мало для серьёзных отношений, слишком много для детской дружбы. Я не хочу, чтобы вы испортили то, что еще не наладилось. Мы не идём в Корф.
Вервр нащупал камень, поддел и проследил, как от злости Аны страдает очередное ни в чем не повинное дерево. Камень был с острой кромкой, он застрял, расколов кору и войдя в древесину глубоко, даже создал щель будущего дупла… человек бы точно не смог так ударить, разве что алый ноб, и то при особенном настроении. Вервр улыбнулся.
— Да, сильно, точно и… немягко. Кстати, я был честен.
— Мы с Барой ничего не испортим, это ты портишь всё, — прорычала Ана. У вервра даже в висках заломило от её бешенства, изливаемого вовне. — Всё! Всегда! Обещал меня не воспитывать? Ведь обещал? А я не обещала! Никогда! Никому! И я хочу тебя воспитывать, хочу и буду! А ну иди в Корф и… и… И живо подари Номе цветы! Я спать не могу, я чую, как она плачет. Да разберитесь вы уже! Ладно, я не пойду, даже не передам Баре привет. Ладно. Я такая, очень даже мягкая, папа! Я такая мягкая… совсем всмятку!
— И упрямая, вкрутую, — улыбнулся вервр. — Договорились. Я разворачиваюсь и иду в Корф. Но ты продолжаешь шагать вперёд по этой дороге, пока она не приведёт тебя в столицу княжества Мийро. Как хочешь, так и зимуй. С кем хочешь, общайся. Никаких запретов. Если вдруг столица до весны устоит на месте и люди её не спасутся от тебя бегством… — вервр свёл брови, демонстрируя сомнение, — я выслушаю то, что мне уже год пытается сказать Бара.
— Ух ты, — поразилась Ана, даже споткнулась. — Да ладно! Я думала, ты сильнее злишься на эти мои «всегда» и «никогда». Пап, почему с тобой трудно поругаться?
— Я мудрый, — прошептал польщённый вервр. — И мне повезло с обузой… ты ведь хотела погулять одна? Глупый ребёнок, иди и гуляй. Буду еще раз честен: мне страшно за тебя. Всегда страшно. Хотя я знаю, что никогда и никого нельзя спасти силой… от него самого и его драгоценных ошибок. Иди. В столице княжества Мийро, городе Эйнэ, живёт названная мать моего врага Клога. Там же обосновался твой кровный брат Тан. И еще много людей, которых мы встречали, они знают меня или знали беса Рэкста. Но я ничего о них не расскажу. Влезай и вляпывайся, во что угодно.
— Прямо вот уйдёшь, взаправду и далеко? — насторожилась Ана.
— Да. Позже станет… поздно отпускать тебя.
Вервр сел и выбросил из заплечного мешка вещи Аны. Нащупал кошель и рывком содрал с пояса. Вскинул почти пустой мешок — и зашагал прочь. Не оглядываясь. Не спотыкаясь. Он слепой, но не нуждается в глазах, чтобы знать, как Ана смотрит вслед — бледная, удивлённая. Даже, пожалуй, растерянная. Разговор — полагает Ана — начала она, но разве к такому итогу желала продвинуть его?
— Мягкость? Хоть бы раз не вывернул наизнанку мои же слова и мысли, — намеренно громко сказала Ана. Привстала на цыпочки и закричала, прикладывая ладони рупором ко рту: — Эй, сам-то… помягче! Если что, зови! И перезимуй, не разнеся Корф в щепу! Тоже мне, отпустил. Тоже мне… страшно ему. А мне — нет? А мне не страшно его одного… Вот же наговорил! Вот же… уф…