— Сам дурак! — Ана обрадовалась тому, что рот наконец раскрылся и собеседник нашёлся. Улыбнулась, рассматривая встречного. Рослый парень, и ничуть не злодей… — Слушай, а что за жалкий выбор: между жадностью и трусостью?
Парень совсем запутался и сник. Зато Ана оживилась, осматриваясь.
И правда — вечер. Большой торговый тракт недалеко — вон, за пригорком. Место смутно знакомое: к северу низина, промытая и промятая речным руслом. Тоса здесь неширока, мало похожа на себя возле приморского Корфа, где река выкладывает сотню синих водных петель в оторочке золотых песчаных кружев…
— Грубая ты, — вернул в настоящее «разбойник».
Он отодвинулся еще на полшага, стоило Ане качнуться вперёд. В сумерках парень щурился, длинный нож держал ловко, но как-то странно… Не для угрозы, вот уж точно. На вид парню лет не более, чем Баре, но — тощеват, сутул, — прикинула Ана. Хотя зачем сравнивать с Барой? Уж заведомо будет в его пользу. На душе сделалось теплее.
Разбойник помялся и убрал нож. Прочесал пятерней светлые волосы, прямые и довольно жёсткие, солома соломой. Рука — отметила Ана — мозолистая, широкая, по ладони судя, не разбоем человек живёт, а крестьянством. Да и лицо приятное. С деревенской хитринкой, подвижное, круглое.
— Жизнь или кошелёк! Все так грабят, — обиделся горе-разбойник. Вздохнул и почесал в затылке. — Вообще-то я не граблю, а приветствую по здешнему правилу. Зачем с тракта свернула, если не знала, что вон-он там постоялый двор «Бесов лог»? Лучшее место для отдыха во всем белом свете. К нам из Тосэна ездят нобы, и из стольного града Эйнэ, и из соседних княжеств. Охота, рыбалка, забавы… Хотя тебе не по карману. Да и рановато!
— Ну, скажет гость «кошелёк», — задумалась Ана, — тогда что?
— Селим в правое крыло, гость прибыл отдохнуть… — парень замялся, — а, не твоё дело! Если «жизнь», то селим в левое крыло и утром перво-наперво собираем на охоту. Хотя есть такие гости, кто желает искать сокровища или сражаться с большой ватагой разбойников. Ну, им тоже способствуем. Чтобы и страх был, и славная победа.
— А просто поужинать? — Ана подбросила на ладони серебряную монету.
Парень даже вздрогнул: не смог понять, откуда возникла денежка. Ана привстала на цыпочки и постаралась рассмотреть за редким перелеском «Бесов лог». Принюхалась… Маленькое приключение показалось занятным.
— На серебрушку разве обрезки на кости или каша и кислый квас, — предупредил так называемый разбойник. — У нас дорого. И нечего тебе там делать! Служат у дядюшки понимающие люди, но вот гости попадаются разные. Иной раз из швали шваль.
— Людишки, — понятливо усмехнулась Ана.
Монета взлетела, блеснула над головой и легла в ладонь, чтобы сразу перекочевать в щель зевающего разбойничьего рта. Парень лязгнул зубами по серебру, встряхнулся и отступил, с подозрением рассматривая гостью. Сама невысокая, тощая — аж светится. Гибкая, лицо длинноватое, глаза широко поставлены, и волосы белые, как ивовый пух. Наверняка мягкие, всякий ветерок их трогает, гладит.
— Я предупредил, — парень еще раз попробовал отговорить, сплюнув монету в ладонь.
— Почему «Бесов лог»? — Ана свойски дернула «разбойника» за рукав.
— Не передумала? Ладно. Значит, так. Дядька, а врать он ни словечка за всю жизнь не соврал, у самого багряного Рэкста по молодости служил и был в уважении.
«Разбойник» забормотал выученную легенду, отвернулся, добыл из-за поваленного ствола лампу, снял кожух и открутил фитиль. Стало светлее. Загребая сапогами волглые, не способные шуршать листья, парень побрёл, показывая тропинку.
— Бес Рэкст доверял дядьке стряпню и слушал его совета при устройстве охот и забав, — продолжил бормотать и зевать «разбойник». — Дядька набрал силу, от беса ушёл, а тот и не возразил! Ну, звал остаться, денег сулил, только дядька не оглядываясь ушёл, иначе-то от беса не отвязаться… если желаешь сберечь душу.
Ана попыталась представить, каков была папа в прежние времена. Неужели какого-то там дядьку просил остаться и даже сулил денег? Это Ан-то?
— Не передумаю ужинать, — окончательно определилась Ана.
Каждый шаг приближал к «Бесову логу» и добавлял подробности в картину местного уклада жизни. У излучины реки раскинулась широкая поляна. По опушке её огораживает, доходя до самой воды, тёсаный частокол. Кое-где на верхушки бревен — дубовых — надеты черепа, вперемежку лошадиные, звериные и человечьи. Закат уже зарумянился, но ворота гостеприимно распахнуты. Красивые ворота: по верху прибиты огромные рога северного лопатного лося — папа Ан рассказывал про охоту на таких, но в те леса сходить за все годы странствий как-то не получилось.
Добравшись до ворот, Ана погладила дубовую створку и ненадолго остановилась, рассматривая так называемой трактир. Он выглядел солиднее иного нобского дворца. Крыло, куда селили за «кошелёк», было пониже, с наглухо закрытыми ставнями окон на внешнем фасаде. Из-за дома доносились звонкие голоса — у невидимой отсюда речной заводи пели, плескались, перекликались.
Второе крыло, каменное и мрачное, имело дополнительную кованую ограду, свой парк и дальней его части — конюшню и псарню.
Новых гостей встречали в доме у самых ворот, и как раз он походил на обычный трактир. На нижней ступени крыльца сидел охранник, рядом похрапывал здоровенный волкодав, очень старый, очень мирный — и всё же представительный.
«Разбойник» поклонился стражу и повесил фонарь на перила широченного дубового крыльца. Волкодав проснулся, приоткрыл глаз, улыбнулся во всю пасть и лизнул ладонь Аны, протянутую для знакомства.
— Ужинать желает, — покосившись на Ану, сообщил её провожатый.
— Бесова дядюшку желаю увидеть, — уточнила Ана.
Стражник повёл бровью, а затем вежливо, с поклоном и без подначки, предложил пройти и открыл дверь. Внутри Ане понравилось: рубленные из цельных стволов стулья и столы, бронзовые светильники, шкуры и ковры, много оружия. Всё добротное, не затёртое. И запахи… Если бы Ан посетил «Бесов лог», остался бы доволен готовкой, точно!
«Разбойник» сразу не ушел. Кивнул румяному мужику, присматривающему за очагом, поймал ответный взгляд. Провёл Ану, усадил. Шёпотом спросил — каша или мясные обрезки? Принёс квас, пожелал хорошего вечера и лишь затем откланялся.
В зале кроме Аны ужинали трое, все за одним столом. Ана прикрыла глаза и поёжилась. Было до боли странно не ждать вервра и не заказывать для него крольчатину, не переживать: а ну как Ан придёт в дурное настроение и возьмётся принюхиваться? Или хуже, станет невнятно ворчать: люди за тем столом или людишки? Шугануть или не заметить?
Кашу принесла дородная женщина средних лет. Одета она была роскошно, не для села. Дешевый заказ не бросила, как подачку. Да и каша — видно, что не со дна котла её соскребли! Зажарили до хрустящих корочек, подали в пузатой глиняной чашке, украсив маринованными грибками по краю — как бусинами. Ана вдохнула шкварчащий пар и вдруг поняла, как она голодна, вцепилась в трезубую вилку — и забыла рассматривать зал.
— Селяночка, — по плечу щекоткой прошёлся тупой широкий ноготь. Ана вздрогнула от неожиданности и молча выслушала нетрезвую скороговорку: — Золота вдоволь, платье и бусы, приглашение на бал, место в моей карете, всё тебе. Бывает, вишь ты, любовь с первого взгляда!
— Бывает, — серьёзно согласилась Ана, вдруг припомнив, что Бара в Корфе, и наверняка ждет, и будет очень расстроен…
Ана облизала вилку и сыто откинулась на спинку стула, умягчённую меховой подушечкой. Из-под ресниц и чёлки смотреть на назойливого ноба было несложно. Он не вызывал ни раздражения, ни удивления. Понятный, обычный… Средних лет, с брюшком. Взгляд сытый и сальный, но лени в нем больше, чем жадности.
В дальней стене без скрипа приоткрылась дверь, в зал шагнул пожилой человек — сухонький, неприметный. Крадучись он прошмыгнул на свободный стул напротив Аны. Бесцветные глазки сморгнули, ладошка погладила столешницу — и возле пальцев вроде бы сама собой возникла кружка пива.
— Она не из правого крыла, уважаемый гость, — негромко молвил человечек. — Она, как и вы, наш уважаемый гость. Меня пригласила к столу, о вас не было ни словечка. Ваш ужин готов, вепрятина вот-вот поспеет, кушайте. Вон ваш стол.
— Тут трактир, тут гости и просят, и требуют! Нечего меня гнать, — жадности во взгляде стало больше, чем лени. — А ты…
— А я исполняю пожелания, её и ваши, — любезно осклабился серый человек. Прямо глянул на Ану. — Что-то в вас чуется, гостьюшка. Гляжу и знаете… молодею.
— Бесов дядюшка, — Ана привстала, поклонилась. — Ух и хорошо у вас! Думаю, что он бы так решил, бес то есть. Вы и правда его знали, и вы ушли от него?
— Да, — коротко кивнул серый человек.
— Ушли и не жалели? Ну, он-то отпустил, вы же не кролик. Но после эти… людишки всякие, они вас что, тоже отпустили?
— Ушел и каждый день жалел, как иначе, — «дядюшка» внимательно глянул на гостью. — От людишек, тут вы правы, откупиться встало дороговато. Людишки вроде гнуса, от них одна морока. А бес… да что рассказывать! Позвольте вопрос: ему бы здесь понравилось, уверены? Я иной раз в зиму заслышу вой метели и тут вот вздрагивает… Вас угостить крольчатинкой? И дикие есть, и породные. Можно подать свежатину или прожарить, как угодно.
— Нет, мне довольно каши, очень вкусно, — смутилась Ана.
По столу грохнул тяжелый нобский кулак. «Дядюшка» скорбно опустил уголки губ. Ана покосилась на багровеющего ноба и подмигнула ему, вдруг разозлившись.
— Платье, бусы и бал? Прямо сказочка о сиротке. Я иду в сторону Тосэна и не спешу. Догонишь, устроишь, что обещал сгоряча… сыграем в сказочку. — Ана напоказ надула губы. — У кого и спросить, что за штука — любовь? Бара от такого вопроса вспыхнет, папа поскучнеет и меня свернёт в рогалик, Эмин начнёт заунывно читать врачебный трактат. Ни пользы. — Ана опустила глаза, пряча раздражение. — Ни интереса.
— Так значит утром поедем в Тосэн, — приятно удивился ноб.
— Гм… — замялся «дядюшка». — Гостья, мне тоже надо бы в город. Вас в Тосэне никто не ждёт? Хотя так было бы…