При виде подобного изобилия у Артема слюнки потекли.
– Отведайте нашего угощения, – церемонно произнесла жена Соболева, – уж не побрезгуйте.
– Он в своей Москве небось консоме привык кушать да жульены, – грубовато сострил хозяин.
– Не обессудьте. Консоме у нас не водится, а вот попробуйте щи мясные с грибами белыми. – И хозяйка почти доверху наполнила его тарелку аппетитным даже на вид варевом…
– А допрежь давайте по чарке за знакомство, – предложил Соболев. – Настойка на семи травах, главная из которых зверобой. Оля сама делает. По старинным рецептам. Ну, за знакомство.
Жидкость явно выше сорока градусов обожгла небо и провалилась в желудок. Артем взял ложку, про себя отметив, что она серебряная, и стал хлебать, стараясь не торопиться, вкуснейшие щи.
– Уж извините, – стеснительно произнесла хозяйка, – не знали, что гость будет. Правда, давеча во сне тараканов видела, а тараканы, говорят, к гостям.
– Все ты со своими суевериями, Оля, – недовольно сказал Соболев.
– Знаю, что суеверия, однако ж часто оправдываются, – резонно возразила хозяйка.
Соболев фыркнул, но промолчал.
– А где вы остановились? – поинтересовалась хозяйка.
– Да я, наверное, сегодня же и уеду.
– Как сегодня?! – удивленно воскликнул Соболев. – Катер через час отходит, а мы даже не поговорили.
– Тогда, конечно, останусь. Вот только где переночевать? Говорят, у вас в Плутаеве имеется Дом колхозника.
– Что вы! – замахала руками хозяйка. – Какой там Дом колхозника! Клопы съедят! У нас оставайтесь. И даже не возражайте! – Хотя Артем вовсе не протестовал. Ничего лучше и придумать было нельзя.
– А на ужин я приготовлю что-нибудь вкусненькое, – старалась завлечь гостя хозяйка. – Оставайтесь, товарищ Костриков. Про Москву нам расскажете. Так, знаете ли, скучно вечерами. Что ни сумерки, дуемся с самим в «дурачка».
Хозяин снова фыркнул.
– Все, молчу, молчу, – поспешно отозвалась хозяйка и поднялась из-за стола. – Вы пейте, ешьте, а у меня дела.
– Женщины… – с иронией, но без осуждения произнес Соболев. – Давайте-ка, товарищ корреспондент, еще по одной, а потом я вам музей школьный покажу, там есть что посмотреть.
Артему вставать из-за стола не хотелось. Ведь еще не отведаны стерлядка и грибки. Однако наш герой жизнерадостно улыбнулся и кивнул, соглашаясь. Музей так музей. Разговор о картах он пока заводить не собирался. Успеется.
Минут через пятнадцать хозяин, опираясь на костыль, встал, сообщив: «Пойду переоденусь».
Оставшись один, Артем налил себе еще стопку, закусил замечательным на вкус грибком и поднялся. Его внимание привлекли висящие на стенах фотографии. Некоторое время он разглядывал реликвии, потом обратил внимание на полотно – похоже, этюд к большому пейзажу: вечер, розовеющие небеса, тихая река, лодки на берегу, на другой стороне церковь… В левом углу подпись: «Левитан».
«Ничего себе! – пронеслось в голове. – Да такая вещь стоит больше всего этого занюханного городка! Если, конечно, не подделка».
– Исаак Ильич Левитан – подлинник, – подтвердил появившийся хозяин. – Он бывал в нашем доме. Дедушка мой, Лавр Петрович, как и я, учительствовал. В здании нынешней школы когда-то обитали князья Дундуковы-Плодомасовы. Последний князь, еще задолго до революции, отписал дом земской управе, с условием поместить в нем учебное заведение. Так в Плутаеве появилась женская прогимназия. А во флигеле поселился мой дед. Левитан частенько приезжал в Плутаев писать виды Волги, одно лето даже жил в нашем доме. Этот этюд он подарил деду в благодарность за гостеприимство.
– Да вы счастливчик! – совершенно искренне воскликнул Артем. – Что еще нужно для жизни! Хорошая жена, любимая, как я понимаю, работа, дом – полная чаша. Вон на стене даже Левитан висит. И дети, надеюсь, радуют?
– Дочь в Москве в Первом медицинском учится.
– Вот видите, я не ошибся!
– Если бы еще вторая нога на месте была… – вздохнул Соболев. – Ладно, пойдемте смотреть музей.
И Артем охотно пошел следом, в надежде узреть еще что-нибудь этакое.
Музей представлял собой просторное помещение, уставленное различным старьем, некогда верой и правдой служившим горожанам и окрестным крестьянам. Имелись здесь самовары, прялки, деревянные корыта, серпы, косы и цепы, керосиновые лампы всевозможных конструкций, весы и безмены, охотничьи ружья и даже пара мушкетов…
Артем взял в руки кремневый пистолет с надписью: «Тула. 1812», взвесил в руке:
– Солидная штуковина.
– Наполеона помнит, – отозвался Соболев.
Ничего подобного картине Левитана Артем в музее пока не обнаружил. Внимание его привлек застекленный шкаф-горка из ореха, по стилю – середина девятнадцатого века, в прекрасном состоянии. Внутри горки на стеклянных полках покоились разнообразные вещи, а над горкой висела табличка: «Предметы помещичьего быта». Среди длиннющих чубуков, каминных щипцов, щербатых, покрытых сеткой трещин тарелок и прочей чепухи Артем разглядел несколько изящных фарфоровых статуэток работы мануфактур Гарднера, а возможно, и Виноградова; пастушка с собачкой происходила, скорее всего, из Севра. Неплохие вещицы. Стоят приличных денег. Впрочем, сейчас они его не интересовали.
– Здорово! – восхитился Артем. – И долго собирали?
– Да лет десять, наверное. С тех пор, как стало можно. Даже нынче вопросы возникают. Приезжает комиссия из области: «А зачем?! А кто разрешил?!» Увидели чубук: пропаганда курения среди школьников. Пистоль? Огнестрельное оружие! Предъявляю справку из милиции: «Пистолет для стрельбы непригоден. Сломан замок». Все равно непорядок. Мало ли что сломан. Какой-нибудь Ванюшка набьет его серой от спичек да пальнет безо всякого замка. Тогда я говорю: взгляните на надпись. 1812 год. Отечественная война с французами! А вы речь министра культуры товарища Фурцевой в «Правде» читали? «О повышении уровня знаний истории родной страны»? Тут до них доходит…
Артем засмеялся. Усмехнулся и Соболев:
– Анекдот прямо. Между нами: и речи-то такой не существует. Как говорят мои ребятишки: беру на понт. Фамилия срабатывает. Как же, сама министр культуры! Но ведь действительно, при обучающем процессе исторический экспонат – вещь необходимая. На уроке истории про Бородинскую битву достаю эту железку, показываю… Говорю: из этого пистолета какой-нибудь ваш предок стрелял в гренадеров Наполеона… У ребятишек глаза загораются. И имен Кутузова, Багратиона, Раевского они никогда не забудут. Так-то!
– Действительно, вы – подвижник!
– К чему громкие слова? Вот вы давеча сказали: «счастливчик», а теперь – «подвижник». Небось и писать хотите в тех же выражениях. А я – не то и не другое. Обычный русский человек, каких миллионы. Живу на земле своих отцов, занимаюсь любимым делом… Но ведь для этого не нужно ни особого ума, ни выдающегося образования… Требуется одно – желание. Я – учитель. И предки мои учителя. Но даже не род занятий определяет мое место в обществе, а осознание, что ты на своем месте, или, другими словами, находишься при деле. И делу этому исправно служишь. Не через силу. Без понуканий и окриков… Добросовестно, одним словом. Это, на мой взгляд, главное в жизни. Четко знать, что приносишь пользу.
Слова Соболева неожиданно задели Артема за живое. Нашему герою показалось, что это выпад в его адрес. И он возразил:
– Но ведь пройдет какое-то время. Вы состаритесь. Силы оставят вас. И тогда с ужасом поймете, что все могло быть иначе. Будь вы дураком, возможно, подобные мысли вас и не посетят. Но вы умный человек. Имеете высшее образование. Много знаете… Да, конечно, какому-нибудь бородатому кузнецу на роду написано прозябать в этой глуши, но вы достойны лучшей доли, чем жить в дремучем городишке. Любой полуграмотный начальник может тюкать вас, указывать, что и как делать. Сами же только что рассказывали…
– Оно, конечно, так, только плевал я на начальников. Они приезжают и уезжают, да притом не больно часто, а я всегда здесь. Я – дома! И если, скажем, сравнить меня с древним воином, то, образно говоря, мое бытие – моя броня, а ощущение собственной востребованности, необходимости здешним людям – мой меч. В случае необходимости я пользуюсь этим мечом, и всегда успешно. Мне нечего стыдиться и нечего бояться. Умру я, на смену придет кто-нибудь другой. Не придет, что ж… Но в одном, умирая, буду уверен – жизнь прожита не зря.
– А радости жизни, а удовольствия?.. – не сдавался Артем. – Только не нужно говорить, что они вам безразличны. Работу вы бы нашли где угодно, а для обустройства достаточно продать картину Левитана.
– Вот вы тут упомянули выражение: «на роду написано». Именно так. И никакая иная жизнь мне «на роду» не написана.
– Э-э! Бросьте! Никто своей судьбы не знает.
– А я знаю! Хотите услышать удивительную историю? Никому до сих пор не рассказывал, даже жене, а вам откроюсь. Только давайте пройдем в мой кабинет, там удобнее разговаривать и не так душно. И не мешало бы вернуться к графинчику для плавности беседы и возбуждения воображения. Не подумайте, что я любитель выпить. Просто в иные моменты алкоголь, в небольших, естественно, количествах, – отличная смазка для мозгов.
Соболев, а за ним и Артем прошли в соседнюю довольно тесную, заставленную учебно-наглядными пособиями и увешанную картами комнату.
– Садитесь. – Соболев указал на старинное кресло, стоявшее напротив письменного стола, а сам растворил окно и во весь голос позвал: – Ольга Юрьевна!
И когда жена показалась на крыльце, попросил уже не во весь голос, но тоже достаточно громко:
– Принеси, голубушка, нам графинчик и чего-нибудь…
Супруга укоризненно погрозила пальчиком и скрылась в доме.
– Неудобно как-то… – смущенно произнес Артем.
– Молчите, дорогой товарищ корреспондент, и слушайте. Так вот. В самый последний день войны, девятого мая сорок пятого года судьба привела меня в столицу Чехословакии. Уже и Берлин взят, и капитуляция подписана, а мы все воевали. Входим мы, значит, в Прагу. Получено сообщение, что в городе народное восстание и в центре идут бои с эсэсовцами и власовцами. Дана команда при необходимости оказать помощь братскому чехословацкому народу. Я – командир разведроты одного из полков восьмой танковой