— Не совсем понимаю вас.
— Опишите мне комнату, ее обстановку, предметы.
— Не знаю, смогу ли тут помочь, — медленно произнес Деспард. — Эта комната была не из приятных, на мой взгляд… Непохожа на комнату мужчины. Много парчи, шелка и всякой дряни. Такая же, как и сам Шайтана.
— Подробности, пожалуйста…
— Боюсь, не обратил особого внимания… Ну, несколько хороших ковров. Два бухарских, три или четыре отличных персидских, в том числе Хамадан[87] и Тебриз[88]. Довольно хорошо обработанная голова южноафриканской антилопы, нет, — она была в холле. От Роланда Уорда, я полагаю.
— Вы же, не думаете, что покойный мистер Шайтана увлекался охотой на диких животных.
— Нет, не думаю. Держу пари, он ничем другим не занимался, кроме сидячих игр. Что еще там было? Простите, что подвожу вас, но я действительно мало чем могу помочь. Везде лежало множество безделушек. Столы от них ломились. Единственная вещь, на которую я обратил внимание, — это довольно смешной идол. Остров Пасхи[89], наверное. Хорошего полированного дерева. Такие попадаются редко. Кроме того, были разные малайские штуковины. Нет, сожалею, но я вам не помощник.
— Не важно, — сказал Пуаро, словно слегка раздосадованный, и продолжал: — Вы знаете миссис Лорример. Представить себе не можете, какая у нее память на карты! Она смогла припомнить почти все заявки и раздачи. Изумительно!
Деспард пожал плечами.
— Бывают такие женщины. Играют, я полагаю, целыми днями, часто неплохо играют.
— Вы бы не могли так, а?
Майор покачал головой.
— Я помню всего пару раздач. Одну, где я мог сыграть на бубнах, но Робертс перебил мне игру, а сам — подсел, только мы его не удвоили, к сожалению. Помню еще бескозырную. Ненадежное дело — все карты не те. Подсели без двух.
— Вы часто играете в бридж?
— Нет, так, иногда. Хотя игра эта хорошая.
— Вы ее предпочитаете покеру?
— Лично я — да. В покере слишком много азарта.
— Думаю, что мистер Шайтана не играл ни в какие игры, в карточные то есть, — задумчиво сказал Пуаро.
— Только в одну игру Шайтана играл постоянно, — мрачно заключил Деспард.
— В какую же?
— В самую подлую.
Пуаро помолчал немного.
— И вы это знаете? Или только предполагаете?
Деспард стал красным как кирпич.
— Вы имеете в виду, что следует сослаться на источник? Я полагаю, это правда. Словом, сведения точные. Я случайно узнал. Но я не могу открыть вам источник. Информация, которую я получил, адресована мне лично.
— Вы хотите сказать, что дело связано с женщиной или женщинами?
— Да, Шайтана — подлец, он предпочитал иметь дело с женщинами.
— Вы думаете, он шантажировал их? Интересно.
Деспард покачал головой.
— Нет, нет, вы меня не так поняли. В определенном смысле Шайтана был шантажистом, но не обычного толка. Для него не представляли интереса деньги. Он был духовным вымогателем, если только так можно выразиться.
— И он получал… что именно?
— И получал удовольствие. Единственно, чем я это могу объяснить. Получал наслаждение, наблюдая, как люди боятся и дрожат перед ним. Я полагаю, это позволяло ему чувствовать себя не какой-нибудь букашкой, а человеком значительным. Весьма эффектная поза перед женщинами. Стоило ему только намекнуть, что ему все известно, как они начинали ему рассказывать такое, чего он, может быть, и не знал. Это удовлетворяло его своеобразное чувство юмора. Он самодовольно расхаживал потом с мефистофельским видом: «Я все знаю! Я великий Шайтана!» Шут проклятый!
— И вы предполагаете, что он таким образом напугал мисс Мередит?
— Мисс Мередит? — в недоумении посмотрел на него Деспард. — Я не думал о ней. Она не из тех, кто боится таких мужчин, как Шайтана.
— Pardon. Вы имеете в виду миссис Лорример?
— Нет, нет, нет. Вы меня неправильно поняли, я говорил вообще. Напугать миссис Лорример не так-то просто. И она не похожа на женщину с роковым прошлым. Нет, определенно я никого не имел в виду.
— Это, так сказать, обобщение, к которому вы пришли?
— Вот именно.
— Очень может быть, — медленно начал Пуаро, — что, этот, как вы его называете, даго очень тонко понимал женщин, знал, как подойти к ним, как выудить у них секреты… — Он остановился.
Деспард нетерпеливо перебил его.
— Абсурд. Этот человек был просто шут, ничего опасного в нем на самом деле не было. Но все же женщины опасались его. Нелепо! — Деспард вдруг поднялся. — Хэлло! Я слишком далеко зашел. Чересчур увлекся темой. Всего доброго, мосье Пуаро. Посмотрите вниз и увидите, как моя верная тень выйдет за мной из автобуса.
Он поспешно ретировался и сбежал по ступенькам вниз. Раздался звонок кондуктора. Но он успел сойти до второго[90].
Посмотрев вниз на улицу, Пуаро обратил внимание на Деспарда, шагающего по тротуару… Он не стал утруждать себя разглядыванием его преследователя. Пуаро интересовало нечто другое.
Глава 16Свидетельство Элси Батт
«Мечта служанок» — так едко прозвали сержанта О'Коннора его коллеги по Скотленд-Ярду.
Несомненно, он был видный мужчина. Высокий, стройный, широкоплечий. Но не столько правильные черты лица, сколько лукавый и дерзкий взгляд делали его неотразимым для прекрасного пола. Было ясно, что сержант О'Коннор добьется результатов, и добьется быстро.
И верно, уже четыре дня спустя после убийства мистера Шайтаны сержант О'Коннор сидел на дешевых местах в «Уилли Нилли ревю»[91] бок о бок с мисс Элси Батт, бывшей горничной миссис Краддок, 117, Норд-Адли-стрит.
Тщательно выдерживая тактику наступательной операции, сержант О'Коннор как раз приступал к штурму.
— Вон тот тип на сцене напоминает мне, — говорил он, — одного из моих старых хозяев. Краддок фамилия. Забавный, знаете, был малый.
— Краддок? — повторила Элси. — Я когда-то работала у каких-то Краддоков.
— Вот здорово! Может быть, у тех самых?
— Жили на Норд-Адли-стрит, — сказала она.
— Когда я приехал в Лондон, я поступил к ним, — поспешно подхватил О'Коннор. — Да, кажется, на Норд-Адли-стрит. Миссис Краддок — вот это было нечто! — для нас, слуг.
Элси вскинула голову.
— У меня терпения на нее не хватало, вечно что-то выискивала и ворчала. Все ей не так.
— И мужу доставалось тоже, верно?
— Она всегда жаловалась, что он не уделяет ей никакого внимания, всегда говорила, что здоровье у нее никудышное, и все вздыхала, охала. А правду сказать, и не больная была вовсе.
О'Коннор хлопнул себя по колену.
— Вспомнил! Ведь что-то там такое было у нее с каким-то доктором? Крутила вовсю или не очень?
— Вы имеете в виду доктора Робертса? Очень симпатичный джентльмен был, очень.
— Все вы, девицы, одинаковы, — сказал сержант О'Коннор. — Как только мужчина перестает быть ангелом, вы сразу начинаете его защищать. Знаю я таких удальцов.
— Нет, не знаете. Вы совсем неправы насчет него. Он ничего такого не делал. Это не его вина, что миссис Краддок все время посылала за ним. А что доктору было делать? Если вы хотите знать, он вообще о ней не думал, для него она была пациентка, и все. Это она все устраивала. Оставила бы его в покое, так нет, не оставляла.
— Все это очень хорошо, Элси. Не возражаете, что я вас так называю — Элси? Такое чувство, будто знаю вас целую жизнь.
— Ну что вы! Конечно, Элси. — Она вскинула голову.
— Очень хорошо, мисс Батт. — Он взглянул на нее. — Очень хорошо, говорю я. Но муж, он не мог этого перенести, так ведь?
— Да, как-то он очень рассердился, — согласилась Элси. — Но если хотите знать, он был тогда болен. И вскоре, знаете, умер.
— Припоминаю, какая-то странная была причина, верно?
— Что-то японское это было… да, новая кисточка для бритья. Неужели они такие опасные? С тех пор мне все японское не по вкусу.
— Английское — значит лучшее, — вот мой девиз, — нравоучительно произнес сержант О'Коннор. — И вы, кажется, говорили, что он поссорился с доктором?
Элси кивнула, наслаждаясь оживающими в ее памяти скандальными сценами.
— Ну и ругались они тогда, — сказала она. — По крайней мере, хозяин. А доктор Робертс был, как всегда, спокоен. Только все твердил: «Глупости!» и «Что вы себе вбили в голову?».
— Это, наверное, было дома?
— Да. Она послала за ним. А потом она и хозяин крупно поговорили, и в разгар ссоры явился доктор Робертс. Тут хозяин и обрушился на него.
— Что же именно он сказал?
— Конечно, считалось, что я ничего не слышу. Все это происходило в спальне у миссис. Ну, а я, раз что-то стряслось, взяла совок для мусора и принялась мести лестницу: надо же быть в курсе дела.
Сержант О'Коннор искренне одобрял такое решение, размышляя, какая удача, что к Элси обратились неофициально. На допросы сержанта О'Коннора из полиции она бы с добродетельной миной заявила, что ничегошеньки не слышала.
— Так вот, говорю, — продолжала Элси, — доктор Робертс, он вел себя тихо, а хозяин все время кричал.
— Что же он кричал? — снова спросил О'Коннор, подступая к самой сути.
— Оскорблял его всячески, — сказала Элси, явно смакуя воспоминания.
— Как, какими словами?
Да когда же эта девица скажет что-нибудь конкретное?
— Ну, я мало что разобрала, — призналась Элси. — Было много длинных слов: «непрофессиональный подход», «воспользовался» — и другие подобные вещи. Я слышала, как он говорил, что добьется, чтобы доктора Робертса вычеркнули из… из Медицинского реестра[92]. Что-то в этом роде.
— Правильно, — сказал О'Коннор. — Напишет жалобу в Медицинский совет.
— Да, вроде так он и говорил. А миссис продолжала кричать в истерике: «Вы никогда обо мне не заботились. Вы пренебрегли мной. И оставьте меня в покое!» И я слышала, как она говорила, что доктор Робертс — ее добрый ангел. А потом доктор с хозяином прошли в туалетную комнату и закрыли дверь в спальню. И я слышала, он прямо сказал: «Любезный мой, неужели вы не отдаете себе отчета в том, что ваша жена — истеричка? Она не понимает, что говорит. Сказать по правде, это трудный и тяжелый случай, и я бы давно бросил им заниматься, если бы не считал, что это про… про… — ну такое длинное слово, — противоречит моему долгу». Вот что он сказал. Еще говорил он, что нельзя переходить границы, да еще что-то, что должно быть между доктором и больным. Так он немного успокоил хозяина, а потом и говорит: «Знаете, вы опоздаете на работу. Идите лучше. И обдумайте все спокойно. Мне кажется, вы поймете, что вся эта история — ваше заблуждение. А я помою тут руки, перед тем как идти на следующий вызов. Обдумайте все это, старина. Уверяю вас, виной всему — расстроенное воображение вашей жены». Ну, а хозяин в ответ: «Не знаю, что и думать». И вышел. И, конечно, я тут вовсю подметала, но он даже не обратил на меня внимания. Я вспоминала потом, что выглядел он плохо. Доктор же довольно весело насвистывал и мыл руки в туалетной комнате, куда проведена и горячая и холодная вода. Вскоре он вышел, саквояж в руках, поговорил со мной любезно и весело, как всегда, и спустился вниз, довольно бодрый и оживленный. Так что, выходит, за ним наверняка греха нет. Это все она.