Это может произойти. Поэтому я и пишу эти строки. Вы должны знать правду.
Был один человек, которого не устраивал вердикт о самоубийстве. Нортон. Он лишился своего фунта мяса. Как я уже говорил, он садист. Он жаждет всей гаммы эмоций, подозрений, страха, судебных разбирательств. Он не получил всего этого. Убийство, которое он организовал, произошло не так, как надо.
Но вскоре он увидел возможность компенсации для себя. Он начал сыпать намеками. Раньше он притворялся, что увидел что-то в бинокль. Тогда он хотел создать впечатление, что видел Аллертона и Джудит в какой-то компрометирующей ситуации. Но поскольку он не сказал ничего определенного, теперь он мог по-другому использовать этот эпизод.
Предположим, например, что он скажет, будто видел Франклина и Джудит. Это придаст новый интересный аспект делу о самоубийстве! И возможно, заронит сомнение, что это было самоубийство…
Итак, mon ami, я решил: то, что следует сделать, нужно сделать немедленно. Я устроил так, чтобы вы в тот вечер привели его ко мне в комнату…
Я расскажу вам в точности, что случилось. Несомненно, Нортон с восторгом рассказал бы мне свою выдуманную историю. Я не дал ему времени. Я четко и определенно выложил ему все, что о нем знаю.
Он не стал отрицать. Нет, мой друг, он откинулся на стуле и самодовольно ухмыльнулся. Mais oui, я не нахожу другого слова – именно ухмыльнулся. И спросил меня, что же я собираюсь делать со своей забавной теорией. Я ответил, что собираюсь казнить его.
– А, понятно, – сказал он. – Кинжал или чаша с ядом?
Мы как раз собирались вместе пить шоколад. Он был сладкоежкой, этот мистер Нортон.
– Самое простое, – ответил я, – чаша с ядом.
И передал ему чашку шоколада, который только что налил.
– В таком случае, – предложил он, – вы не возражаете, если я выпью из вашей чашки, а не из моей?
– Вовсе нет.
Это не имело никакого значения. Как я уже говорил, я тоже принимал снотворное. А поскольку я уже довольно давно принимал его на ночь, то до некоторой степени привык к этим таблеткам. Поэтому доза, от которой заснул бы мсье Нортон, на меня бы подействовала очень слабо. Снотворное было в шоколаде. Мы оба получили равную дозу. На него она подействовала, а на меня почти нет. Тем более что я параллельно принял свое тонизирующее средство.
Итак, мы переходим к последней главе. Когда Нортон заснул, я перенес его в мое кресло на колесиках – довольно легко, поскольку в нем полно всяких механизмов. Затем отвез кресло на обычное место – в нишу за занавесью.
Потом Куртис «уложил меня в постель». Когда все стихло, я отвез Нортона в его комнату. Мне оставалось лишь воспользоваться глазами и ушами моего превосходного друга Гастингса.
Возможно, вы это не заметили, Гастингс, но я ношу парик. И уж конечно не заметили, что у меня фальшивые усы. (Даже Джордж об этом не знает!) Я притворился, что опалил их случайно вскоре после того, как у меня появился Куртис, и сразу же заказал копию своему парикмахеру. Я надел халат Нортона, взъерошил свои собственные седые волосы, прошел по коридору и постучал в вашу дверь. Вскоре вы выглянули в коридор и посмотрели вокруг заспанными глазами. Вы увидели, как Нортон выходит из ванной и, прихрамывая, идет по коридору в свою комнату. Вы услышали, как он поворачивает ключ в замке, запирая дверь изнутри.
Затем я снова надел халат на Нортона, уложил его на кровать и выстрелил в него из маленького пистолета, который приобрел за границей и держал под замком. Только два раза убедившись, что никого нет поблизости, я оставил этот пистолет в отсутствие Нортона на его туалетном столике.
Потом я покинул комнату, после того как вложил ключ в карман Нортона. Я сам запер дверь снаружи вторым ключом, которым владею уже некоторое время. И отвез кресло на колесиках обратно в свою комнату.
С тех пор я пишу это объяснение.
Я очень устал – усилия и напряжение не прошли даром. Думаю, теперь уже недолго…
Мне бы хотелось подчеркнуть вот что.
Преступления Нортона совершенны.
Мое – нет. Оно и не должно таким быть. Для меня самым простым и наилучшим способом убить его было бы сделать это открыто – скажем, это мог быть несчастный случай с моим маленьким пистолетом. Я бы изобразил испуг, сожаление – такой прискорбный несчастный случай! И обо мне сказали бы: «Бедный старичок – не понял, что пистолет заряжен, – ce pauvre vieux»[184].
Я не хотел это делать.
И скажу почему.
Потому, Гастингс, что я решил быть «спортивным».
Mais oui, спортивным! Я делаю все, чего не делал раньше и за что вы меня так часто укоряли! Я веду с вами честную игру. Я веду себя спортивно. У вас есть все шансы открыть правду.
На случай, если вы мне не верите, позвольте перечислить все ключи к отгадке.
Ключ к двери.
Вы знаете, поскольку я вам это сказал, что Нортон прибыл сюда после меня. Вы знаете, потому что вам это сказали, что я сменил комнату после того, как приехал сюда. Вы знаете, потому что это опять-таки было вам сказано, что за время моего пребывания в Стайлз у меня пропал ключ от комнаты и я заказал другой.
Поэтому, когда вы спрашиваете себя: кто мог убить Нортона? кто мог выстрелить и выйти из комнаты, запертой изнутри (ключ был в кармане у Нортона)? – ответ будет: «Эркюль Пуаро, у которого за время пребывания здесь появился дубликат ключа от одной из комнат».
Человек, которого вы видели в коридоре.
Я сам спросил вас, уверены ли вы, что человек, которого вы видели в коридоре, Нортон. Вы удивились. И спросили меня, не собираюсь ли я предположить, что это был не Нортон. Я правдиво ответил, что вовсе не собираюсь предполагать, что это был не Нортон. (Естественно, поскольку я приложил столько усилий, чтобы думали, будто это Нортон.) Затем я коснулся вопроса о росте. Все мужчины здесь, сказал я, гораздо выше Нортона. Но был мужчина ниже ростом, чем Нортон, – это Эркюль Пуаро. И можно сравнительно легко с помощью каблуков увеличить свой рост.
У вас сложилось впечатление, что я – беспомощный инвалид. Но почему? Только потому, что я так сказал. И я отослал Джорджа. Это было мое последнее указание вам: «Езжайте и поговорите с Джорджем».
Отелло и Клюти Джон показывают вам, что X – Нортон.
Тогда кто же мог убить Нортона?
Только Эркюль Пуаро.
И как только вы бы это заподозрили, все бы стало на место – и то, что я говорил и делал, и моя необъяснимая скрытность. Свидетельство докторов в Египте и моего собственного доктора в Лондоне, что я способен ходить. Свидетельство Джорджа, что я носил парик. Тот факт, который я был не способен скрыть и который вы должны были заметить, – что я хромаю гораздо сильнее, чем Нортон.
И, наконец, выстрел из пистолета. Моя единственная слабость. Мне следовало бы выстрелить ему в висок. Я не мог заставить себя настолько нарушить симметрию. Нет, я застрелил его симметрично, попав в самый центр лба…
О, Гастингс, Гастингс, уж это-то должно было открыть вам истину.
Но возможно, в конце концов, вы все-таки подозревали истину? Может быть, когда вы читаете это, вы уже знаете.
Однако почему-то я так не думаю…
Нет, вы слишком доверчивы…
У вас слишком прекрасная натура…
Что еще мне вам сказать? И Франклин, и Джудит знали правду, но вряд ли скажут вам ее. Они будут счастливы вместе, эти двое. Они будут бедны, их будут кусать бесчисленные тропические насекомые и терзать странные лихорадки – но ведь у всех нас собственное представление о совершенной жизни, не так ли?
А вы, мой бедный одинокий Гастингс? Ах, сердце мое истекает кровью при мысли о вас, дорогой друг. Примете ли вы в последний раз совет вашего старого Пуаро?
После того как вы это прочтете садитесь в поезд, автомобиль или автобус и отправляйтесь на поиски Элизабет Коул, которая также Элизабет Личфилд. Дайте ей это прочесть или расскажите, о чем там речь. Скажите ей, что вы тоже могли бы сделать то, что сделала ее сестра Маргарет, только у Маргарет Личфилд не было под рукой бдительного Пуаро. Избавьте ее от этого кошмара, объясните, что ее отец был убит не его дочерью, а добрым другом семьи, полным сочувствия, «честным Яго» – Стивеном Нортоном.
Потому что неправильно, мой друг, чтобы такая женщина, еще молодая и привлекательная, отказывалась от жизни из-за того, что, как она считает, на ней пятно. Нет, это неправильно. Скажите ей это вы, мой друг, вы, еще не утративший привлекательности для женщин…
Eh bien, больше мне нечего добавить. Не знаю, Гастингс, оправданно ли то, что я сделал. Да, не знаю. Я не верю, что человек должен брать закон в свои руки…
Но с другой стороны, я и есть закон! Когда молодым человеком я служил в бельгийской полиции, то застрелил отчаянного преступника, который сидел на крыше и палил в людей, находившихся внизу. В критической ситуации действует закон военного времени.
Отняв жизнь у Нортона, я спас другие жизни – невинные жизни. Но я все-таки не знаю… Может быть, это и правильно, что не знаю. Я всегда был таким уверенным – слишком уверенным…
Но сейчас я исполнен смирения и говорю, как маленький ребенок: «Я не знаю…»
До свидания, cher ami. Я убрал ампулы с амилнитратом с тумбочки у моей постели. Я предпочитаю отдаться в руки bon Dieu. Да будет его кара или его милосердие скорым!
Мы больше не будем охотиться вместе, мой друг. Наша первая охота была здесь – и наша последняя…
Это было хорошее время.
Да, очень хорошее время…»
Последняя запись капитана Артура Гастингса: «Я закончил читать… Пока еще не могу во все это поверить… Но он прав. Мне следовало бы знать. Я должен был догадаться, когда увидел отверстие от пули, симметрично расположенное в самом центре лба.
Странно, я вдруг вспомнил ту мысль, которая мелькнула у меня в голове в то утро.