Отлично, он вывел ее из себя. Габриелла толкнула его в грудь, и Джо сделал шаг назад. К следующему толчку он оказался готов и не шелохнулся.
— Ты не имеешь права врываться в мой дом и оскорблять меня. Я не обязана выслушивать от тебя гадости. — Она снова толкнула его, но Джо схватил ее за запястье. — Ты переодетый полицейский. Ты мне не любовник. Я бы ни за что не выбрала тебя в любовники.
Улыбка исчезла с лица Джо, словно Габриелле и впрямь удалось оскорбить его. Что казалось невозможным. Чтобы чувствовать себя оскорбленным, нужно обладать человеческими эмоциями.
— А почему, черт возьми?
— Ты источаешь дурную энергию. — Габриелла попыталась вырвать руку из его ладони. — И ты мне не нравишься.
Джо выпустил ее руку, и Габриелла сделала шаг назад.
— Вчера вечером я вполне нравился тебе.
Она скрестила руки и прищурилась.
— Вчера было полнолуние.
— А как насчет моих портретов в голом виде?
— И что в них такого?
— Мужчине, который не нравится, не рисуют членов с такой тщательностью.
— Единственное, что меня интересует в твоем… э-э-э… — Габриелла не могла произнести это слово, от которого, на ее взгляд, отдавало порнографией.
— Можешь назвать его «мистер Весельчак», — заметив ее затруднение, посоветовал Джо. — Или член все же лучше?
— Художники называют это мужской анатомией.
— Опять ты за свое. — Джо взял в ладони ее лицо. — Снова создаешь для себя дурную карму. — Большим пальцем он погладил подбородок Габриеллы.
— Я не лгу, — солгала она.
У Габриеллы перехватило дыхание, и ей показалось, что Джо сейчас поцелует ее. Но он лишь рассмеялся, опустил руки и повернулся к двери. Габриелла ощутила нечто среднее между облегчением и сожалением.
— Я профессиональная художница, — последовав за Джо в гостиную, заверила она.
— Ну раз ты так говоришь…
— Правда!
— Тогда я вот что тебе скажу. — Он взял с журнального столика ключи и бумажник. — В следующий раз, когда у тебя возникнет потребность рисовать, свистни мне. Надень кое-что из своего экстравагантного нижнего белья, и я продемонстрирую тебе свою анатомию. Вблизи и действительно мою собственную.
Глава 14
Около полуночи Габриелла сбросила на пол вываленное Джо белье и забралась в кровать. Она закрыла глаза и постаралась не вспоминать, как он стоял посреди комнаты, держа на пальце узкие трусики.
Джо Шенегэн настоящее проклятье. Кошмар для женщины. Он мог разозлить ее так, как не сумел бы ни один из знакомых Габриелле мужчин. Ей бы надо его ненавидеть. Именно ненавидеть. Он высмеивал ее взгляды на жизнь, а теперь еще и ее живопись, и тем не менее, как Габриелла ни старалась, заставить себя плохо относиться к Джо она не могла. Было в нем что-то такое, что влекло ее к нему, словно паломника к святым местам. Идти на сближение Габриелла не хотела, но сердце, похоже, не слушало ее.
Если и был на свете человек, которого Габриелла знала досконально, так это себя. Она знала, что для нее хорошо, а что нет. Иногда она ошибалась, как в том случае, когда решила стать массажисткой, а потом поняла, что ей нужно занятие более творческое. Или когда она посещала курсы фэн-шуй и поняла, что разработка оптимального дизайна интерьера для достижения максимального душевного комфорта вызывает у нее головную боль.
В результате многих увлечений Габриелла имела познания в различных областях. Кое-кто, пожалуй, посчитал бы такие метания тратой времени и безответственностью, но она относилась к этому иначе — рассматривала как готовность идти на риск. Габриелла не боялась изменить направление в середине пути. Она придерживалась широких взглядов почти на все. За исключением того, что должна позволить себе отдать сердце Джо.
Отношения между ними никогда не смогут стать нормальными. Они полная противоположность друг другу. День и ночь. Добро и зло.
Скоро он исчезнет из ее жизни. Мысль о том, что она больше не увидит Джо, должна была ее радовать. Но вместо этого Габриелла ощущала пустоту и провела бессонную ночь.
На следующее утро Габриелла пробежала свои обычные две мили. После душа она надела белые трусики с красными сердечками и такой же бюстгальтер. Этот гарнитур был одним из тех немногих подарков Фрэнсис, который Габриелла носила.
По понедельникам Кевин брал выходной, значит, ей придется до полудня, пока не придет Мара, пробыть наедине с Джо. Мысль о том, что ей предстоит провести время наедине с ним, пугала Габриеллу и одновременно заставляла ее сердце замирать. Она размышляла, станет ли он снова рыться в папках Кевина, как на прошлой неделе, или они будут вместе думать над тем, какую еще работу он сможет делать в магазине.
Раздался звонок, за которым последовал знакомый громкий стук в дверь. По пути к двери Габриелла быстро сунула руки в рукава белого махрового халата и завязала пояс. Поправив волосы, она открыла замок.
Вместо обычных джинсов и футболки на Джо был темно-синий костюм, ослепительно белая рубашка и бордово-голубой галстук. Зеркальные солнцезащитные очки прикрывали его глаза, а в руках он держал пакет из того же кафе на Восьмой улице, откуда он принес сандвичи в пятницу.
— Я принес тебе завтрак.
— Почему? Чувствуешь вину за то, что посмеялся надо мной вчера вечером?
— Я никогда не смеялся над тобой, — с серьезным видом возразил он. — Позволишь мне войти?
— Раньше ты не спрашивал разрешения. — Габриелла посторонилась, давая ему пройти, и закрыла дверь. — Ты просто вламывался.
Пройдя в гостиную, Джо поставил на столик перед диваном бумажный пакет и вытащил из него две ватрушки и два стаканчика кофе.
— Надеюсь, ты любишь ватрушки, — сказал он, снимая солнцезащитные очки и кладя их во внутренний карман пиджака. Затем посмотрел на нее усталыми глазами и снял крышки с пластиковых стаканчиков с кофе. — Прошу.
Габриелла не любила кофе, но все же взяла стаканчик. Джо подал ей ватрушку. И ее она тоже взяла. Впервые с момента его прихода Габриелла заметила, как напряжен Джо.
— Что-то не так?
— Сначала поешь. Поговорим потом.
— Сначала? Как я могу теперь есть?
Он посмотрел ей в лицо.
— Вчера вечером торговец предметами искусства из Портленда связался с Кевином. Некий Уильям Стюарт Шелкрофт.
— Я слышала об Уильяме. Кевин работал на него.
— И делает это до сих пор. Сегодня в три часа дня Уильям Стюарт Шелкрофт прилетает из Портленда. Они договорились встретиться с Кевином в зале ожидания аэропорта и обменять картину Хилларда на деньги, затем Шелкрофт собирается взять напрокат машину и уехать в Портленд. Мы арестуем обоих, как только они произведут обмен.
Габриелла заморгала.
— Ты разыгрываешь меня, да?
— Если бы так, но нет. С той самой ночи, когда картина была украдена, она находилась у Кевина.
Габриелла слышала каждое слово, но понять их смысл не могла. Не может быть, чтобы, зная Кевина в течение стольких лет, она так ошибалась в нем!
— Это, наверное, какая-то ошибка.
— Никакой ошибки.
Джо выглядел столь убежденным, а голос звучал столь непреклонно, что у Габриеллы закрались первые сомнения.
— Ты полностью в этом уверен?
— Мы поставили его домашний телефон на прослушивание, и у нас есть запись разговора, где он договаривается о встрече с Шелкрофтом.
Она взглянула в потускневшие от усталости глаза Джо и тихо спросила:
— Выходит, все это правда?
— Боюсь, что так.
И впервые с тех пор, как он надел на нее наручники и препроводил в тюрьму, Габриелла поверила ему.
— Кевин украл картину Моне, принадлежащую мистеру Хилларду?
— Для самой кражи он кого-то нанял.
— Кого?
— Пока мы не знаем.
Она ухватилась за его ответ.
— Тогда не может ли быть, что сам вор и есть единственный вор?
— Нет. Кража крупных произведений искусства, таких, как картина Моне, требует времени на подготовку и множества контактов в уголовной среде. Начинают с богатого коллекционера и далее целая цепочка. Мы полагаем, что они готовили это преступление по меньшей мере полгода, и думаем, что не в первый раз Кевин и Шелкрофт действуют вместе. Мы считаем, что они занимались подобными делами, еще когда Кевин работал у Шелкрофта в Портленде.
Все сказанное Джо выглядело правдоподобным, но никак не вязалось с образом известного Габриелле Кевина.
— Как он мог ввязаться в такие ужасные дела?
— Деньги. Много денег.
Габриелла взглянула на кофе и на ватрушку в своих руках, словно недоумевая, как они там оказались, и положила их на стол.
— Я не голодна.
Джо протянул к ней руки, но Габриелла отпрянула от него и медленно опустилась на край дивана. Она положила руки на колени и тупо уставилась прямо перед собой.
Все в ее доме выглядело, как и минуту назад. Часы на камине отсчитывали минуты, гудел холодильник в кухне. Мимо окон проехал, дребезжа, старый грузовик, послышался лай собаки в конце улицы. Обычные звуки дня, и тем не менее все было иначе. Изменилась ее жизнь.
— Я позволила тебе работать в магазине, потому что не верила тебе, — сказала Габриелла. — Я думала, ты ошибаешься, и вбила себе в голову, что однажды ты придешь и скажешь, что очень сожалеешь, что… — Голос ее дрогнул, и она откашлялась.
Плакать или устраивать сцену она не хотела, но, похоже, она ничего не могла поделать со страхом, появившимся в ее глазах. Взгляд ее затуманился, надписи на стаканчике с кофе расплылись.
— …что ты просишь прощения за то, что арестовал меня в парке и заставил предать Кевина. Но насчет Кевина ты не ошибся.
— Мне жаль. — Джо сел рядом с Габриеллой и накрыл кисть ее руки своей большой теплой ладонью. — Жаль, что нечто подобное произошло с тобой. Ты не заслуживаешь того, чтобы оказаться вовлеченной во всю эту грязь.
— Я не совершенна, но я не сделала ничего плохого, чтобы заслужить столь дурную карму. — Габриелла покачала головой, и слеза скатилась в уголок ее рта. — Как могла я оказаться слепой? Разве не было никаких признаков? Как я могла быть такой глупой? Как могла не понять, что мой деловой партнер на самом деле вор?