— Итак, я просто обязан подумать о своем праве на трон Элджеберта. Причем подумать серьезно. — Я поднял правую руку в ироничном обещании. — Клянусь. А что сейчас?
— Придется встретиться с кем-то, кто лучше знает Ашура и Артона. Я прикидываю — с кем. Айрат…
— Он слишком предан Габриэлле и скажет то, что прикажет она, — возразил Элджи.
— Альберт уже отказался вам помочь. Анкер, Арон честолюбивы и не преминут использовать вас в качестве лишнего козыря… Гива… Я давно ее не видела. Айленд, Габи?
— Пожалуй.
— Но тебе нельзя ехать дальше, Габи. Ты уже за пределами заклятого леса, ни Габриэлле, ни Альберту это не понравится. Да и мои родственники тебя недолюбливают…
Элджи вспыхнул.
— Я поеду с ним! Он совсем не знает наших мест! Я буду вести себя тихо и скромно, Гордон, Грудда! Я даже псов с собой не буду брать! Только Асмура — он самый спокойный. Я возьму его на цепочку, хотя это ему совсем не нравится… Ну, Гордон! Хочешь, я стану твоим оруженосцем?
Мы не сдержали улыбок.
— Если Гордон обещает следить за тобой… Ох и попадет нам от Альберта! Когда вы едете?
— Сейчас, — сказал я.
… Грудда подошла к моему коню, подняв голову, положила теплую ладонь на мое колено.
— Гордон. Кем бы вы ни оказались. Что бы вы ни выяснили. Возвращайтесь. Здесь ваш дом. Здесь вам всегда будут рады.
Теплая птица благодарности и грусти шевельнулась у меня в груди.
— Спасибо, сестричка!
Наклонившись, я поцеловал ее в прохладный высокий лоб.
— Заедем к Вещему! — предложил Элджи.
— К кому?
— Вон в той лощине живет уже тысячу лет Вещий Ворон. Если он захочет разговаривать с нами, спросим про твое прошлое или будущее.
В лощине было очень тихо — видно, Ворон разогнал остальных пернатых. Старые деревья расступались неохотно, кони двигались по грудь в траве. В центре небольшого холма, насыпанного из камней, стоял высокий столб с выбитым кружевом непонятных мне букв. На верхушке его восседала такая огромная птица, какую мне в жизни не приходилось видеть. Ворон был не черным, а скорее пегим от старости. Мне показалось даже, что местами он просто облысел. Он не открыл глаза ни при нашем появлении, ни когда Элджи постучал эфесом шпаги по столбу:
— Ворон! Вещий Ворон! Проснись! Мы пришли к тебе с подарками!
— Может, он давно сдох на своем насесте! — предположил я.
Ворон тут же приоткрыл один глаз. Он был круглым, желтым, ярким. Откашлявшись, как человек, который давно не разговаривал, он сипло каркнул:
— Люди! Опять люди! Кр-ругом люди! Сколько вас р-развелось!
— Мы принесли тебе подарки, — терпеливо повторил Элджи.
— Покажь! — потребовал Ворон.
Элджи спешился. Развязал мешок, положил к подножию столба разноцветные камешки, куски сушеного мяса, горсть золотых монет. Ворон, вытянув шею, заглядывал вниз.
— Мало, — просипел он.
Подумав, Элджи расстегнул свой браслет и бросил в общую кучу. Удовлетворенно гуркнув, Ворон опять нахохлился и опустил на глаза серую пленку.
— Ну! — нетерпеливо сказал Элджи. — Скажи же что-нибудь про его судьбу!
— А что говор-рить, — ворчливо буркнул Ворон. — Я все ему сказал вчер-ра.
— Вчера! — вскричал Элджи.
— Вчера? — удивился я. — Да он спятил!
Недолго подумав, Элджи спросил вкрадчиво:
— А может, не вчера, а десять лет назад, мудрый Ворон?
— Может, и так, — недовольно ответил Ворон. — Какая р-разница! Это все равно что вчера!
— Для тебя. Но не для нас, живущих мало. Напомни ему, о мудрый, свое предсказание. Наша память так коротка…
— Зачем говор-рить тому, кто все забывает! — брюзгливо каркнул Ворон. — Я сказал ему: «Имеющий глаза не видит». Я сказал ему: «Невидящего накажет забвение». И еще я сказал ему: «Кто больше верит, тот больше и обманется».
— И что это значит? — спросил Элджи.
— То, что я сказал, конечно! — с достоинством ответствовал Ворон и, раскрыв чудовищный клюв, хрипло каркнул. У меня заложило уши.
— Погляди на него, — попросил Элджи. — Может, твое предсказание уже сбылось?
Ворон опять открыл один глаз и покосился на меня. Повернул голову и поглядел другим.
— Стр-ранно! — изрек он и умолк.
— Что «странно»? — спросил я, с трудом удерживаясь от повторения его раскатистого «р-р-р».
— Теперь — др-ругое!
Он глубокомысленно умолк. Покосившись на Элджи, я перевел дух. Я был готов открутить голову проклятой птице.
— Ты — не то, что ты думаешь! — объявил наконец ворон. — Но ты станешь тем, кто ты есть, если пойдешь своей дорогой и не будешь желать того, что тебя заставляют желать.
И умолк.
— Все? — разочарованно спросил Элджи.
— Да, — с достоинством заявил Ворон. И вдруг хрипло расхохотался. — А ты, кто не тот, кем кажешься, не хочешь узнать свою судьбу?
— Нет, — спокойно отозвался Элджи, поднимаясь в седло. — Я заплатил за одного.
— А я р-раскажу тебе бесплатно! — Ворон захлопал крыльями так, что поднялся ветер. — Ты говор-ришь не то, что думаешь, а думаешь не то, что знаешь!
— Что-что?
— Что-что! — передразнил Ворон. — Вещего Вор-рона не пер-респрашивают! Вещему Вор-рону внимают!
— Внимаю, — покорно сказал Элджи.
— Твоя дор-рога тупику подобна, но во вр-раге ты обретаешь друга, а друга потеряешь навсегда.
И он смолк, внезапно погрузившись в свой транс. А мы погрузились в глубокомысленное размышление.
— Поехали-ка отсюда, — очнулся я наконец. — Он опять заснул.
— Спасибо, мудрый Ворон, — пробормотал Элджи. — И прощай!
Вместо ответа Ворон сунул голову под крыло. Элджи ехал хмурый.
— Знаешь, — сказал я, желая его подбодрить, — этот ваш ворон — как ярмарочный попугай, который вытаскивает записки с предсказаниями. Да и у того выходит ловчее.
— Да, — возразил Элджи. — Но ведь он сказал, что несколько лет назад предупреждал тебя… Может, ты обманулся в ком-то, кому очень верил. А потом — забвение. Ты потерял память!
— Угу, — хмыкнул я, не убежденный. — А что он тебе такое завернул? Ты говоришь не то, что думаешь, а знаешь, не то, что говоришь?
— Он сказал, что я потеряю друга, — угрюмо отозвался Элджи. — А друг у меня один — Альберт.
В этот раз я не нашелся, что сказать. Могла ли выжившая из ума птица действительно что-то предсказывать?
Мы не стали останавливаться на ночь, словно кто-то начал подгонять нас — может, собственное наше нетерпение? Ждал же я столько лет, мог подождать и еще день-другой… Кони шагали неутомимо, сбоку струилось пятнистое тело Асмура. Подковы звенели о старую булыжную дорогу с проросшей щеткой серой травы.
— Стой! — возглас Элджи был так резок, что я вздрогнул. Натянул поводья, оглядываясь, — Элджи смотрел мимо меня.
Всего мгновение назад впереди никого не было…
Они подковой перегородили дорогу — высокие люди на рослых вороных конях, на лица надвинуты капюшоны черных плащей, отчего вместо лиц и глаз — глухая темнота.
Я неторопливо опустил поводья и положил руки на рукояти мечей.
— Люди путешествуют ночью, — раздался размеренный голос одного из них. — Люди не боятся?
Я слишком долго был солдатом, чтобы не понять одну простую истину — если драки можно избежать, ее должно избежать.
— Кого бояться мирным путникам? — сказал я спокойно.
Никто из всадников не шевельнулся, не издал ни звука, ни вздоха, их лошади ни разу не переступили, не встряхнули гривой, не всхрапнули, не брякнули уздечкой. Что-то неестественное было в этой тишине и в этой неподвижности. Было непонятно, с кем из них я говорю. Словно на всех на них был только один голос. И этот голос сказал:
— Это дорога мертвых. Живые не проедут по ней.
— Что вам от нас нужно?
Казалось, собеседник удивился.
— Кроме жизни — ничего.
— Ну что? — вполголоса спросил я, не оглядываясь.
— Не двигайся, — сказал Элджи. Он проехал вперед и остановился между мной и всадниками. Я глядел в его прямую напряженную спину, видел, как шевелит ветер его пышные волосы, образуя светящуюся гриву — чудилось, что от нее исходят зеленоватые искры.
Что-то происходило. Мне показалось, стало светлее. В подкове всадников произошло странное движение — они отступили и тут же вернулись. Элджи медленно, словно тяжкий груз, поднял руку. Пальцы ее тоже искрили, ногти светились зеленым огнем.
— Назад! — У меня мороз пробежал по коже. Это не был голос Элджи. Но он не мог быть ничьим другим. — Кто бы вас ни послал, говорю вам — уходите с моего пути!
Миг неподвижности — и один из всадников тронул коня, осаживая его в сторону. Еще мгновение — и перед нами вновь лежала освещенная лунным светом совершенно пустая дорога.
— Не подходи! — сказал Элджи, не оборачиваясь. — Не подходи. Не смотри на меня.
Я послушно остался на месте. Волосы его постепенно опускались на плечи. Но спина еще долго оставалась каменно-прямой — пока Элджи словно не сломался. Он обхватил шею кобылы, зарылся лицом в ее гриву. С пальцев бессильно повисшей руки стекали, как с запаленной лошади, хлопья зеленоватой пены. Я осторожно коснулся его и вздрогнул от холода.
— Что ты сделал?
— Доказал, что я сильнее, — невнятно сказал Элджи.
— А я не мог этого сделать?
Элджи повернулся ко мне. Он был почти прежним — только лицо его, казалось, разом осунулось.
— Нельзя убивать дважды.
— Что?
— Я говорю, нельзя сделать мертвого еще мертвее. Посмотри. Наклонись и посмотри — примята хоть где-то трава? Остался ли хоть один след от копыт? Падала ли на землю хоть одна тень от всадника?
— Так были они здесь или не были?
— И да и нет… Кто-то очень хочет помешать тебе… Гордон. И это значит, что мы на правильном пути.
— Да, — сказал я тупо. — Но в какую сторону нам двигаться?
— Ориентируйся по луне. Она должна быть прямо перед тобой.
Я поднял глаза и зажмурился. Казалось, что я тяжело и мутно пьян.
— Элджи…
Элджи поднял голову и присвистнул:
— Две луны… Кто-то устроил нам ночь чудес… Гордон!