— Очаровательный такой мопс. Палевый, с черными щеками. Мопсы — любимые собаки английской королевской семьи. У них их много.
— Да что ты?
Она такая умная, такая проницательная, но иногда несет всякую чушь.
— Ну вот, мы приехали, — сказала она, когда шины зашуршали по гравию. — Не хочешь зайти на минутку, посмотреть на него? Он почти целый день сидел один, но я не могу ничего поделать из-за Клайва.
Запах ее духов кружил ему голову… Наступил уже настоящий вечер. Дни стали заметно короче. Осень всегда действовала на него угнетающе. Ему не хотелось возвращаться в пустой дом… Все это пронеслось у него в мозгу, пока Роксанна выбиралась из машины и теперь стояла у открытой дверцы.
— Зайдешь? — спросила она.
— Ладно. Заодно можешь показать дом. — Который очень хвалила Хэппи, но у него не поворачивался язык произнести ее имя в этом месте.
Внутреннее убранство дома поразило его не только богатством и вкусом, но и стилем: сам дом был в довоенном стиле, теперь так не строят. Во всем чувствовался вкус Клайва, может быть, чересчур исторический, но все равно очень хороший вкус.
Однако в кухне не было ничего исторического. Ее белый фарфор и сверкающая медь могли бы считаться произведениями искусства и были новее нового. Клайв не поскупился.
Круглый, толстый щенок, лежавший в своей корзинке, выбрался из нее и засеменил к Роксанне, приветственно повизгивая. Она подхватила его и прижала к щеке.
— Бедный Эйнджел! Его так зовут — Эйнджел. Это была моя идея, и, возможно, глупая, потому что так обычно называют девочек, а он, вне всяких сомнений, самый настоящий мальчик.
— Не волнуйся. Он назван как надо. Ангелы — мужского пола.
— Да? Клайв тоже мне сказал, но я не поверила. Он хочет есть. Смотри, сходил на бумагу. Быстро учится. Не хочешь бренди, Йен? В кабинете есть секретер с баром. Свет там горит.
Она говорила быстро, желая удержать его, не дать произнести: «Нет, я всего лишь на минутку». Но он и сам хотел выпить бренди, прежде чем отправиться домой. Если она надеется еще на что-то, то напрасно. Хотя вряд ли она захочет рисковать всеми своими приобретениями ради ночи секса.
В кабинете было тепло, как и полагается; цветные коврики, вощеный ситец и книги — все очень приятно сочетается. Держа бокал с бренди — тонкого французского хрусталя, между прочим, — он прошелся по комнате, осматривая ее. Из любопытства вытащил две или три книги Клайва — математика, физика, черные дыры, наносекунды — и аккуратно поставил их на место, в алфавитном порядке.
И тут он в первый раз подумал, что у Клайва никогда не было своего дома, и его сердце дрогнуло. «Клайв всю жизнь жил с отцом в «Боярышнике». Так получилось. Клайв никогда меня не любил, но кто виноват, что он таким уродился? А я? Я не слишком обращал на него внимание, если быть откровенным. Он не был для меня важен. От всего сердца надеюсь, что теперь жизнь у него наладится. Надеюсь, эта ослепительная женщина сделает все, как нужно. Надеюсь, он не настолько болен, как можно было судить по его сегодняшнему виду».
Он беспокойно продолжил обход кабинета, согревая в руках бокал с бренди, глянул на два хороших пейзажа и фотографию родителей, молодых и горделивых. На другом столе он заметил фотографию Клайва с маленькой дочкой Дэна, девочка сидела верхом на пони, подаренном Клайвом. Она уже красавица, думал он, и в этот момент пришла Роксанна.
Она переоделась в короткое свободное платье яблочно-зеленого цвета, оставшееся от лета. Подобранные до этого волосы распустила.
— Я пообещала Клайву приготовить картофельный суп. Думаю, он сможет съесть его завтра, когда у него изо рта вынут эту трубку. Я же не могла готовить в том костюме?
Ее груди при ходьбе слегка колыхались. Господи Боже, да под этим платьем на ней ничего нет. Он взял фотографию и сказал:
— Хороший снимок, Клайв с Тиной.
— Он без ума от этого ребенка.
— Красивая девочка. Она будет красивее своей матери, а это что-то да значит. Я всегда восхищался Салли, — сказал он, думая: «Пусть знает, что она не единственная женщина, на которую смотрят мужчины».
— Да, но с Тиной что-то не так.
— Не так? — переспросил он. — Она своенравная, немного избалованная, вот и все. Многие дети такие, и все обходится благополучно.
— Нет, дело не только в этом. У меня же в доме были дети, и я их чувствую. Я как-то приезжала к Салли, она пригласила меня посмотреть, что сделала дизайнер, которая отделывала этот дом, в их особняке, и девочка не разговаривала. Ни со мной, ни с Салли, ни с кем. Я пробыла там час, и она только сидела и без конца заводила эту чертову карусель.
Йену стало неприятно, что с кем-то из детей, носящих фамилию Грей, даже если он сам считал этого ребенка несносным, может быть что-то «не так». Хэппи упоминала насчет Тины, говорила о каких-то затруднениях с дочкой у Дэна и Салли. Она не знала, в чем именно дело, сказала только, что, вероятно, они «обратятся за помощью» — так говорят, когда вы дошли до ручки с неуправляемым ребенком. Похоже, она устроила настоящий концерт на вечере, который Хэппи устраивала в своем детском саду. Очень плохо. Красивая девочка — светлые глаза от Дэна и густые черные волосы от Салли.
— Я не психотерапевт, но… — начала Роксанна, но он оборвал ее:
— Вот именно. Так что давай не будем об этом.
— Знаешь, Клайв хочет ребенка. Девочку.
— И что же тебя останавливает? Кольцо на пальце у тебя есть. Ты прекрасно устроена.
Йен понимал, что грубит, но мысль об этих двоих в постели выводила его из себя.
— Не знаю. Видимо, мне следует родить. Придется. Только я хочу, чтобы это был твой ребенок. Наш. — И Роксанна подняла на него увлажнившиеся глаза.
Он поставил недопитый бокал.
— Я же тебе сказал…
— Да-да, прости. Но ты должен согласиться, что он был бы очень красивым. При нашей внешности у нас был бы красивый ребенок.
«Я всегда хотел ребенка, — думал Йен, — в особенности мальчика. Но мой ребенок должен быть ребенком Хэппи, а не Роксанны. Почему? Потому что в нем не должно быть ее коварства. Я бы не хотел, чтобы мой ребенок был коварным». И он вдруг понял, что Роксанна совсем ему не нравится.
— Прости, у нас обоих был длинный день. Я еду домой.
— Я думала, ты хочешь посмотреть дом. Идем наверх, я покажу. Это займет всего минуту.
Не очень охотно он последовал за ней, щенок ковылял за ними.
— Посмотри на его кроватку, — сказала Роксанна. — В ногах нашей кровати.
Низкая громадная кровать была застелена мягким желтым покрывалом, кровать собаки была отделана точно так же.
— Прелестно, правда? Я вычитала в журнале, что есть такая фирма, где тебе сделают кровать для собаки в стиле твоей кровати. Посмотри, у него даже есть подушка.
Но Йен смотрел не на собачью, а на другую, «брачную» постель. И вся та ярость, с которой он боролся с июня и которую почти победил, теперь стремительно возвращалась. Он чувствовал во рту ее привкус, болезненный и жгучий, как от перца.
— Идем, посмотри ванную комнату. Она больше той комнаты, в которой я жила дома. Здесь есть джакузи, и Клайв сделал окно в потолке. Что такое, тебе не нравится?
— Конечно, нравится. Разве здесь может что-то не нравиться?
— А теперь послушай вот это. Нет, иди сюда. Послушай. Даже в комнате для гостей. — Она нажала кнопку, и полилась музыка. — По всему дому, где пожелаешь, — объявила Роксанна, словно никто никогда ни о чем подобном не слыхивал.
Она-то как раз, может, и не слышала.
— Очень мило, — проговорил он.
— Клайв любит слушать музыку в постели. Это приятно, только нам нравится разная музыка. Ему нравится Мо… Моц?.. — Она неуверенно умолкла.
— Моцарт?
— Но ему нравится и моя любимая музыка. Иногда мы танцуем. Я его научила. Посмотри!
Роксанна прибавила громкости, так что коридор и все комнаты наполнились ритмичными раскатами рока. И, двигаясь в такт, она скользящим шагом прошлась по длинному коридору и вернулась к Йену, извиваясь, тряся грудями, размахивая короткой пышной юбкой, под которой у Роксанны действительно не было белья.
— Ну, что скажешь? — Глаза ее сверкали, и внезапно она прижалась к нему. — Один поцелуй. Я приказываю. Давай! Это ничего не будет тебе стоить.
В аромате ее духов смешались роза, хвоя, свежее сено, тепло фруктов, тепло женщины. Ее губы на вкус были сладкими, как малина. Йен попытался освободиться от ее крепкого объятия, но не смог, потому что она была сильной; а потом, хотя он явно был сильнее, он уже не хотел освобождаться. Даже под дулом револьвера он не смог бы прервать то, что началось. И, не отрывая своих губ от ее рта, он подхватил Роксанну на руки и отнес в комнату для гостей.
Единственной разумной мыслью, промелькнувшей в его голове, было: только не там, где она спит с мужем. Затем все мысли исчезли.
Когда он проснулся, на его часах была почти полночь. Роксанна смотрела на него, пока он спал. Приподнявшись на локте, Йен нахмурился:
— Разве я не говорил тебе, что люди не любят, когда за ними наблюдают за спящими?
— Как можно это не любить, если ты спишь и не знаешь, что происходит?
— А, опять ты говоришь глупости.
— Мужчины всегда считают женщин глупыми.
Он не мог не улыбнуться. Будь он проклят, если она не разговаривает, как Аманда Грей.
— Ты такой милый, когда улыбаешься, Йен.
И сразу же его улыбка померкла. Что он наделал! Какая грязь! За прошедшие годы он достаточно испытывал чувство вины, но теперь он совершил двойное преступление. Боже, если из-за сегодняшнего инцидента Роксанна что-то заберет себе в голову, он разрушит бедному Клайву жизнь. И точно так же разрушит остаток своей.
— Не надо такого несчастного вида, Йен, — сказала она, прочитав его мысли. — Мы ни у кого ничего не отбираем.
Он торопливо встал, чтобы одеться.
— В тот день, когда я сюда приезжал, ты сказала, что собираешься хранить верность Клайву и выполнить сделку, которую заключила сама с собой. Если ты этого не сделаешь, если ты посмеешь…