Когда она собирала свою сеть несколько лет назад, она выбрала самых основательных, динамичных и ответственных людей, которых она знала в мире подростковой медицины. Она даже не могла предположить такой уровень энергии и энтузиазма в такой географически разбросанной группе. Как только был дан намек, что можно получить помощь от сенатора Зэда Паттерсона, члены сети, отчаянно старавшиеся поддерживать жизнеспособность программы, бросились действовать.
И казалось, они все решили начать с телефонного звонка к ней. Она понимала, что они считают ее руководителем в этой борьбе, а она пыталась упорно свалить все на Терри Руз или на кого-нибудь другого. Ей просто необходимо было вырваться из этой неразберихи как можно быстрее ради собственного здоровья, как умственного, так и физического. В дневное время с ней было все в порядке, головные боли уменьшились, и на работе она держала себя в руках. Однако во сне этот контроль ускользал из ее рук. Настоящая Ванесса Грэй – Ванесса Харти – возникала по ночам. Перепуганная и беспомощная маленькая девочка на карусели.
Ее собственная подростковая программа получит только выгоду от любых позитивных изменений, независимо от того, будет ли она активна в борьбе или нет. Ей нужно покончить с этим, найдя подходящую логичную отговорку, хотя в настоящий момент она еще не могла придумать как. Она только знала, что никому не может сказать правду своего отказа иметь дело с Паттерсоном.
Она отодвинула записки на одну сторону стола и открыла карту, которую принесла с обхода. Шелли Кольер. Пациентка с анорексией, пройдя четырехнедельный курс лечения по программе исправления трудностей с аппетитом, готовилась теперь к выписке. Она поизучала результаты самых последних анализов девочки с хмурым выражением лица. Данные были не очень хорошими. Пит Олдрич отчитывался, что, несмотря на то, что они отобрали все ее слабительные и принуждали есть насильно и не позволяли никаких физических упражнений или водных процедур после приема пищи, Шелли продолжала терять вес.
Ванесса перелистала карту. Не было ли какой-нибудь тут другой болезни? Или же они упустили что-нибудь совсем очевидное?
Неожиданно ей что-то интуитивно пришло в голову. Она уже сталкивалась с подобным случаем раньше. Поднявшись из-за стола, она сунула под мышку карту и вышла из кабинета.
Сестра-хозяйка опустошала поднос в одной из личных комнат, когда Ванесса нашла ее.
– Не могу ли я поговорить с вами минутку? – Она повела женщину в коридор.
Сестра-хозяйка сняла одну из пластиковых перчаток, чтобы убрать выбившуюся прядь темных волос со лба, а потом пошла за Ванессой. Она стала рядом со своей раздаточной тележкой с выжидательным видом.
– Возможно, мой вопрос покажется вам несколько странным, – сказала Ванесса. – Но не могли бы вы сказать, как часто вы наполняете мыльницу в комнате шестьсот один?
Сестра-хозяйка с интересом взглянула на нее:
– Смешно, что вы об этом спрашиваете, – сказала она. – Я заметила, что там мне приходится наполнять мыльницу в три-четыре раза чаще, чем в спальнях других детей.
Ванесса вынуждена была улыбнуться. Ее подозрения оправдались.
– Спасибо, – сказала она и уже собиралась повернуться и уйти, когда решила, что должна дать объяснения сестре-хозяйке. – Пациентка из этой палаты пьет мыло, – просто сказала она. – Делает себе что-то вроде слабительного коктейля.
Сестра-хозяйка поморщилась и покачала головой.
– Ох, уж эти дети. – Она повернулась, чтобы достать другую перчатку из коробки на своей тележке, бормоча про себя: – С каждым годом все сильнее сходят с ума.
У поста медсестер Ванесса поделилась тем, что узнала, с медсестрой Шелли, добавив, что за девочкой нужно присматривать в ванной и после того, как она поест. Они смогут помочь Шелли Кольер даже против ее воли.
Она забежала еще к нескольким пациентам, включая Джордана Уилли, которому ночью сменили трубку еще раз. Прошла уже неделя с тех пор, как ему ввели первую трубку, которая не произвела должного эффекта, и, когда Ванесса осматривала грубый надрез сбоку, Джорди боролся со слезами и болью, а вероятнее всего, и со страхом. Даже со второй трубкой его легкое не прослушивалось так, как надо. Она посмотрела на его лицо, когда прикладывала стетоскоп к груди. Глаза были крепко закрыты. Голубые вены светились на висках под бледной кожей.
– Болеутоляющие не действуют на тебя, не так ли, Джордан? – спросила она.
– Нет, – прошептал он, не открывая глаза. – Но если мне дадут их больше, я буду все время спать, а я этого не хочу.
Инстинктивно она погладила рукой по его вьющимся темным волосам. Редкий жест для нее. Что же в этом ребенке так разрывает ее сердце?
– Будем надеяться, что эта вторая трубка очень скоро поможет тебе чувствовать себя лучше, – сказала она.
Он кивнул головой, все еще не открывая глаз, его очерченные синевой губы были крепко сжаты, и она понимала, что он не верит ни ее оптимистичным словам утешения, ни тому, что она делает.
К пяти часам на ее письменном столе было уже восемь записок, и она уселась за стол с бутылкой яблочного сока, твердо решив начать отвечать на звонки.
Она попытается отправить всех своих абонентов к Терри.
– Терри – именно тот человек, который разговаривал с Паттерсоном, – говорила она. – Она вам расскажет лучше, чем я, что нужно делать дальше.
Но от ее коллег по сети отделаться было не так легко. Они упорно пытались вовлечь ее в разговор, и все они с энтузиазмом рассказывали ей всякие истории о Зэде Паттерсоне.
– С его помощью единогласно были сохранены права на аборт в Пенсильвании, – настойчиво объяснял один.
– Он помог одной моей старой коллеге по работе развернуть программу помощи жертвам насилия, – говорил другой. – Она ездила к нему в офис и рассказала ему о людях, которым она хотела помочь, и он на самом деле прослезился.
Этот человек быстро приобретал репутацию прямо-таки легендарную, и, когда Ванесса слушала своих восторженных коллег, в углу ее поля зрения стали вспыхивать молнии.
Она сделала шесть звонков, когда непреодолимое желание уехать стало настолько сильным, что она больше не могла с ним бороться. Ей нужна была пробежка. Это единственно правильное решение, чтобы снять напряжение.
Она переоделась в свой теплый прогулочный костюм и туфли для бега и спустилась по лестнице к кабинету Дарси, несмотря на то, что она сильно сомневалась, что Дарси захочет присоединиться к ней. Дарси была на двенадцатой неделе беременности, и ее утренняя тошнота теперь длилась почти всю ночь. На их последней пробежке Дарси останавливалась два раза, и ее рвало.
Дарси застонала, когда увидела, что Ванесса стоит в дверях ее кабинета.
– Забудь об этом, – сказала Дарси. – Ни в коем разе.
Ванесса улыбнулась ей сочувственно. Дарси и в самом деле выглядела не слишком цветущей. Не стоило изводить ее.
– Может, на следующей неделе, – сказала она.
– Не слишком-то надейся. – Дарси повернулась на стуле, чтобы посмотреть на свою подругу. – Я понимаю, что ты не можешь понять, как чувствуют себя в таком положении, но я провожу семьдесят пять процентов времени, желая, чтобы меня пристрелили и избавили от страданий.
Ванесса улыбнулась вымученной улыбкой.
– Прости, Дарси, – сказала она, выходя из кабинета. – Побереги себя, ладно?
Она прошла по коридору, открыла дверь черного выхода из больницы и побежала.
Вечер был замечательно теплым для середины февраля. Ванесса попыталась бежать равномерно, направляясь в сторону парка. Как будто острые колючки ползали под ее кожей, и она тяжело наступала на асфальтовую дорожку, чтобы отделаться от них. Без Дарси она могла бежать быстрее, чтобы выпустить из себя пар до того, как она пойдет домой к Брайану, который не заслуживал ее плохого настроения.
В эти дни Дарси безостановочно говорила о своей беременности. Ванесса смиренно выслушивала ее, на самом же деле готовая наброситься на Дарси с кулаками, если та хоть еще один раз скажет ей: «Я понимаю, что ты не можешь понять, как я себя чувствую». Но каждый раз она прикусывала себе язык. Совершенно не стоило говорить Дарси, что она ошибается. Не стоило говорить об Анне. Не нужно бередить старые раны.
На дорожке впереди лежал камень, она сильно поддела его ногой, послав через близлежащую лужайку. Повернув за угол, она удивилась, когда увидела, что к ней бежал какой-то мужчина. На какое-то мгновение ее сердце забилось чаще, но тут же поняла, что он в спортивном костюме. Такой же бегун, как и она, подумала Ванесса, человек, совершающий пробежку прекрасным зимним вечером.
Она перешла на другую сторону, ближе к улице, чтобы пропустить его, но он сделал то же самое, и она почти засмеялась над тем, что они должны были неизбежно столкнуться, как вдруг она увидела, что он быстрым движением вытянул руки к ней, и тут же почувствовала его пальцы у себя на горле.
У нее не было времени на раздумья. Она опустила подбородок на грудь и изо всех сил потянула своей левой рукой его руку, так, чтобы он приблизился к ней еще ближе. Его темные глаза расширились от удивления. Ребром правой ладони она, собрав всю силу, ударила его по подбородку вверх и назад, и он издал какое-то мычание. Она сжала руку в кулак и изо всех сил ударила его по ключице, послышался безошибочный треск.
– Грязный негодяй. – Коленом она ударила ему между ног, и когда он согнулся вдвое, то еще и ногой в лицо. При бледном свете она увидела, как на ее теплые брюки полилась кровь.
Он встал на четвереньки на дорожке, но Ванесса еще не закончила. Адреналин, бушующий в ее теле, заставил ее чувствовать себя натянутой пружиной, и, когда мужчина, потеряв сознание, упал на землю, она пинала его в лицо, в спину, в бок. Она кричала и наносила ему удары до тех пор, пока кто-то ее не оттащил, но даже тогда она все еще пинала воздух. Завыла сирена вдали, и только тогда она поняла, что незнакомый человек держит ее за руки, а она плачет и ругается и рвет воротник его пальто пальцами.