Командир снова прыгнул вперёд, от него до Ворот оставалось всего-то метров пять. Уже когда он был в воздухе, неимоверно длинные руки растопырились, будто обнимая землю под собой, а вся та масса сторожевых тварей и статуй, что оказалась прямо под ним, мутным потоком втянулась в Филата, придавая ему объёма и массы. Он, словно магнит, стал облеплен слоем чужой плоти. Из раздувшегося тела, потерявшего всякое сравнение с человеческим, во все стороны торчали лапы, щерились разинутые пасти, торчали головы статуй, руки, ступни, детали одежды. Всё это вместе бурлило прямо в полёте, принимая какую-то новую, не похожую на исходные, форму. Командир раздулся, как шар, потом во все стороны выстрелили тонкие острые иглы, пронзая всё на своём пути.
Слева и справа Мякиша с глухим стуком они ударились в Ворота, но пробить не смогли. А ему то ли просто повезло, то ли некая сила хранила для будущих неприятностей – не могло же всё закончиться так просто.
Он поднял ствол пистолета и начал всаживать пули одну за другой в самый центр шевелящейся, плюющей иглами вновь и вновь массы. Далеко позади Филата мрачная громада интерната дрогнула, начала ходить волнами, будто подёрнутая дымкой раскалённого воздуха.
– Сдохни! – крикнул Антон. Пистолет выстрелил последний раз и замер в руке, откатив назад затворную раму. В наступившей оглушительной тишине последняя гильза угодила в Ворота за спиной и звякнула о металл ковки.
Интернат тоже замер прямо посередине конвульсий. Теперь на изломанной, словно силуэт далёких гор, крыше вряд ли кто-нибудь сможет любоваться ночным небом и лазурным лучом, исходящим из земли вертикально вверх далеко-далеко отсюда.
Да и ладно: им-то пора дальше, не время для воспоминаний.
Мякиш бросил под ноги разряженный пистолет, нисколько не заботясь о его судьбе. Оружия больше не было. Всё, что у них с Принцем оставалось – скорость и шанс перебраться через Ворота, так или иначе. Он обернулся, нащупал прутья кованого узора и полез вверх, то прижимаясь к неровной, испещрённой впадинами поверхности, то наоборот отклоняясь, поглядывая на очередное место для хватки. Подтягивался, царапался, матерился вполголоса, но всё-таки забирался выше и выше.
Уже почти у края обернулся и сплюнул от досады: бестиарий оживал. Сперва медленно, подёргиваясь и безвольно двигаясь то тут, то там, потом всё быстрее. Собаки в ярости подпрыгивали почти на два метра, но срывались вниз, статуи были медлительнее, но опаснее – они лезли. Счастье ещё, что Принц уже наверху, а самому Антону оставалось чуть-чуть. Раздувшийся шар Филата колыхался в воздухе, впитывая в себя остатки съеденной плоти, становился неровным, то выпячивая непонятные желваки, выталкивая их изнутри, то всасывая до появления тёмных провалов.
– Хватайся! – протягивая руку, сказал Принц. Он стоял на коленях на Воротах, наклоняясь к Антону. По обе стороны от цели их побега темнели мрачные башни, где днём стояли охранники. В темноте угадывались длинные стволы оружия, щиты с какими-то прорезями, непонятного назначения длинные балки и решётки, но непосредственно часовых сейчас там не было.
Мякиш схватился за протянутую руку, оттолкнулся ногами от последнего завитка и выбросил тело наверх.
– Спасибо, Алёшка!
Принц удивлённо поднял брови, но промолчал. Сейчас он не был похож на себя: вечно аккуратно причёсанного, совершенно спокойного и холодного в общении маленького старичка. Алексей раскраснелся, форма была измазана ржавчиной, волосы растрепались.
– Не за что, Тошка! Тебе… спасибо. Я никогда бы сюда не выбрался один.
Ворота оказались толщиной сантиметров сорок. По ту сторону, где остался интернат, ещё можно что-то рассмотреть, а вот по другую клубилась совершенно непроглядная тьма, плотная, как занавес, ровная и неподвижная.
– А слезать как? – почесал щёку Принц. – Не видно же ни клепа.
– Думаю, надо прыгать. Возьмёмся за руки, куда-нибудь да свалимся. Главное ты понимаешь? Самое главное? Никакой ты не застрявший, просто неправильно всё делал до этого. Один. А когда вместе – всё получилось!
Мякиш был счастлив. Немного беспокоила темнота, в которую придётся окунуться, но ничего, ничего. По сравнению с уже пережитым – а у него от усталости подкашивались ноги, даже просто стоять было тяжело – дальше справятся. Как-нибудь. С Божьей помощью и чьей-то матерью, как у нас обычно и принято.
– Статуи близко, давай прыгать! – глянув вниз во двор, сказал Антон. – Лезут, уроды…
В этот момент гигантский шар, в который превратился Филат, лопнул, обдав друзей волной непередаваемого смрада и неприятным сухим жаром. Во все стороны полетели бесформенные ошмётки плоти, несколько кусков приземлились на верху Ворот, но в стороне от парней, ближе к левой башне. Они, будто живые, начали ползти друг к другу, сливаться, но пока не представляли никакой угрозы.
Антон взял Принца за руку и повернул лицом к темноте, уходящей от Ворот в другую сторону от двора.
– На счёт три. А там – будь что будет. Раз! Два!..
– Вам не уйти! – сказал Филат. Оказывается, он успел собраться из отдельных частей воедино, одним нечеловеческим движением подойти вплотную взяться обжигающе-холодными руками за плечи друзей. Мякиш почувствовал, как его прижимает чужая сила, заставляет расцепить пальцы с Принцем, развернуться и лезть обратно.
– Три! – сказал Алексей и сам вырвал руку из пальцев Мякиша, потом толкнул его локтем, резко, на пятках, поворачиваясь на месте, словно в фигуре странного танца лицом к Филату.
Не ожидавший толчка Антон сорвался вниз, падая боком, вовсе не так, как рассчитывал. Не так – и один. Краем глаза он неожиданно подробно, несмотря на темноту наверху и вокруг, увидел, что Принц сцепился с командиром отряда, мешая схватить его, Мякиша, за ногу. Движения их – да и его падение – были медленными-медленными, наподобие схватки под водой.
– По… – начал говорить Антон, падая в бездну в одиночестве.
Вместо двух сцепившихся фигур он видел теперь странную комнату без окон, скорее даже подвал, наполненный людьми. Осанистый господин с потухшим взглядом, недлинной бородой клинышком, одетый в старомодный военный мундир без погон и наград. Женщина с породистым нерусским лицом рядом. Четыре девушки, удивительно похожие между собой – сёстры? Ещё мужчины видом попроще первого и несомненная служанка, такое уж у неё было лицо, не ошибёшься. Истошно выли собаки, заглушая негромкую стрельбу. И сам Принц там, вон же он, вон! Его отбрасывают к стене выстрелы, расцветают на груди непрошенными цветами попадания пуль. Из стен летят целые пласты штукатурки, обнажая перекрестия дранки, падают на пол.
Страшная карма у людей, умирающих так. Нельзя, нельзя, нельзя!
–…че… – продолжил Мякиш в своём странном замедленном падении-полёте.
Теперь он видел вместо предыдущего берег моря, ярко освещённый солнцем. Детей у воды, будку на коротких сваях с заметной надписью СПАСАТЕЛЬ под плоской крышей. В волнах видно, как то выныривала, то снова тонула белобрысая девчачья головка, а к щиту, нелепо подпрыгивая, бежал голенастый неуклюжий подросток, чтобы сорвать спасательный круг и броситься навстречу своей смерти ради чужой жизни. Потом Антон увидел со стороны самого себя, вырывающего этот пенопластовый бублик из его рук. Даже, кажется, ударил Утёнка в лицо, чтобы не пустить в воду. И бросился в волны сам. Он успеет. Он отлично плавает, в отличие от.
А Уте ещё жить да жить, он этого достоин.
–…му?! – закончил Антон разорванное на части слово.
– Это твоя дорога. Иди. Я теперь смогу пройти следом, – в наступившей темноте и тишине посреди ничего сказал Алексей. – Одинокими и голыми приходим мы в этот мир, такими же и уходим, но между двумя точками всегда есть прямая. Нить порвана, смерть всегда – начало новой жизни.
Раздался громкий хлопок как от взрыва новогоднего фейерверка; застывшего посреди отсутствия реальности Мякиша перевернуло несколько раз, приложило о невидимые, но твёрдые поверхности, и выкинуло наконец за Ворота окончательно.
В густой ватной тьме перед глазами вспыхнул лазурный луч, немыслимо прекрасный и почему-то очень жуткий. По крайней мере, сам Антон смотрел на него с ужасом, чувствуя, что его недавно созданное – всего-то три дня! – новое тело растворяется в нигде. Остался один разум, которому сложно существовать самому по себе, без подходящего сосуда.
Последним видением был полный водой аквариум, тот самый, из детства, в котором весело плавали две золотые рыбки, иногда поднимая вверх головы и беззвучно открывая рты.
Кажется, они пели.
Или хотели есть.
Оппозиты
1
Окна были задёрнуты шторами – теми самыми, которые Мякиш помнил с юности: тёмно-коричневые полотнища, простреленные решётками тонких жёлтых линий. И светлыми квадратами кое-где, на удивление похожими на заплатки. Сквозь них пробивалось неутомимое летнее солнце.
Сам он лежал под толстым одеялом и бездумно смотрел на стену. Потом медленно повернул голову и уставился в потолок. И люстра до боли знакома: три рожка, тонкая ножка, уходящая в гипсовую нашлёпку на потолке.
Всё здесь было знакомо. И всего этого давным-давно нет. Он сам видел бульдозер, который пригнали сгрести обломки шлаковых стен. Сам видел развалины, торчащие переломанные рамы окон с остатками стёкол, спиленные под корень деревья в саду и разбитый экскаватором сарай возле калитки.
– Ага, очухался? – заглянула из кухни в открытую дверь бабулька. Маленькая, суетливая, в вечном цветном платочке. Мякиш её не узнал, хотя ожидал – раз уж всё так похоже – увидеть родную бабушку. И ничего, что её уж лет пятнадцать как нет, после пережитого в интернате ещё и не к тому будешь готов.
– Десима Павловна меня зовут, родной! Рабочая версия такая: собирал груши во дворе, упал с лестницы, временная амнезия. Сиречь потеря памяти. Для соседей и твоих ребят – самое то, а что неправда… Ну, так часто бывает. Соврёшь во благо, считай, не согрешил.